Четырежды мои рассказы были представлены в номинациях премии «Хьюго» и дважды в номинациях премии «Небьюла», что обеспечило просто невероятный успех моему второму роману. В общем, вы меня знаете, я тот, кого Тед Уайт обвинил в недостойной саморекламе.

И вот теперь я больше не мог писать коротких рассказов.
Я даже думать о них не мог.
Теперь, казалось бы, не было серьезных причин для беспокойства. Во всяком случае, пока я продаю романы по сходной цене. Мои детишки не умрут от голода только потому, что мне нечего отправить Эду Ферману.
Теперь я даже не читал малую прозу. Я не читал ее с тех самых пор как написал свою статью, посвященную обзору малой прозы в журнале «Сайенс Фикшн Ревью». С тех пор я заглянул в журнал не более чем пару раз, и только для того, чтобы прочитать рассказ кого-нибудь из моих близких друзей. Не думаю, что я прочел больше трех научно-фантастических романов, которые сам я не писал с 1982 года.
Поэтому когда Марк Ван Нейм и Джон Кессель пригласили меня выступить на семинаре писателей в Сикамор-хилл, что близ города Роли, штат Северная Каролина, я сначала засомневался. Впрочем, к семинарам я относился положительно – в свое время мне нравилось преподавать в Кларионе, и вести курс по написанию НФ прозы в Университете Юты. И там я вел семинары и был в полном восторге от этой работы. В общем, я согласился и сказал, что они могут на меня рассчитывать.
А потом я понял, что семинары в Сикамор-хилл будут существенно отличаться от того, с чем я уже имел дело. В Сикамор-хилл мне предстояло подвергнуть риску собственные рассказы, выставив их на обсуждение.
А какие, собственно, рассказы я мог предложить?
Я выслал положенные тридцать пять долларов, отметил в календаре оставшиеся до выезда дни и ушел с головой в написание «Голоса тех, кого нет» и текста лекции «Первопроходцы космоса» для планетария Хансена в Солт-Лейк-Сити. Уже написав «Голос» до половины, я понял, что должен выбросить этот черновой набросок в корзину. Мной овладело дурное настроение, и я решил, что это не та книга, которую хотелось бы написать. Был уже ноябрь, и я приступил к рассказу для антологии лауреатов премии Кэмпбелла, которую составлял Джордж Мартин. Сроки предоставления текста уже давно истекли. «Вот этот рассказ я и возьму с собой в Сикамор-хилл»,– подумал я.
Но это оказался вовсе не короткий рассказ. Закончив третью часть, я понял, что это будет даже не новелла. Если бы я раскрыл весь сюжет так, как это положено делать, то получился бы настоящий роман. Я опять столкнулся с той же проблемой. Хоть убейте, но я, как и прежде, не мог написать короткий рассказ!
Я сократил главы, уменьшил количество слов до 42 000 и выслал «Unwyrm» Джорджу. Он сказал мне, что может без труда определить, в каких местах пропущены главы и попросил внести изменения. Я внес изменения, отправил ему новую версию и вдруг понял, что написал половину романа и знал, какой должна быть вторая половина. Так почему бы мне не закончить этот роман? В общем, весь ноябрь и декабрь я занимался тем, что превращал рассказ «Unwyrm» в роман под названием «Wyrms». Я закончил его сразу после Рождества. Потом мне надо было написать новую версию текста лекции для планетария, а после этого я бросился писать статью о компьютерных играх для журнала «Аврал»! И вот наступил Новый год, а я так и не написал ни одного короткого рассказа. Но теперь я уже не мог отказаться от поездки в Сикамор-хилл.
В течение всего декабря я время от времени занимался тем, что обдумывал сюжеты рассказов, которые хотел бы написать. Местом действия я выбрал Юту, которую знал лучше, чем какое-либо другое место, а временем действия – будущее. Война с ограниченным применением ядерного оружия и масштабным использованием биологического привела к значительному сокращению населения и изменению климата, который стал холоднее. Но все же надежда на будущее оставалась. Большое Соленое озеро вышло из берегов, затопив наиболее густонаселенные районы Юты.
В центре моих рассказов оказались люди, которые уцелели после войны. Но не все, а те, которых я выбрал главными героями. Ими стали мормоны и те не мормоны, которые оказались среди них и были вынуждены приспосабливаться к этой необычайно светской религии. Впервые я погрузился в атмосферу мормонской среды еще в 1980 году, когда набросал сюжет пьесы о маленькой семье актеров, переезжавших из города в город и дававших представления на импровизированной сцене, в которую превращали кузов своего грузовика. Взамен они получали бензин, продукты и запчасти для машины.
Впрочем, если бы я попробовал сделать прозу из этих набросков к пьесе, то у меня наверняка получился бы роман, которым я не смог бы воспользоваться на семинаре.
Но все же у меня были и другие рассказы на эту тему, хотя их сюжеты были едва разработаны. Один из них был о группе людей, которые идут к полузатопленному Храму, расположенному в Солт-Лейк-Сити, чтобы достать легендарное золото, якобы спрятанное в нем мормонами. В другом действие разворачивалось в сельской общине, расположенной на краю пустыни. Это был рассказ о школьном учителе, который страдал от церебрального паралича и для голосового общения использовал компьютер.
Единственная беда заключалась в том, что по средам Грегг Кейзер заканчивал работу во второй половине дня, а сейчас как раз и была вторая половина дня. Мне надо было забрать его и вместе с ним ехать к Марку Ван Нейму, в доме которого я должен был вести семинар. В общем, писать рассказ было уже некогда. У меня оставалось время только на то, чтобы закончить пару других вещей. Это было совершенно необходимо сделать для того, чтобы в мое отсутствие семья не испытывала материальных затруднений.
Таким образом, я ехал в Сикамор-хилл, так ничего и не написав, не имея за душой ни единого рассказа. Впрочем, я мог бы дать им фрагмент из «Wyrms», но это было бы настоящим надувательством. Я-то знал, что это хороший роман, во всяком случае не хуже тех, что были созданы мною раньше. Но сумеют ли они оценить его по одному лишь фрагменту? Они, конечно, не захотят читать все триста страниц, но даже если бы и захотели, то уже не было времени делать восемь копий романа.
Итак, я упаковал компьютер, но не тот, каким я обычно пользуюсь, а тот, что имел достаточно небольшие размеры для того, чтобы его можно было переносить и в то же самое время обладал достаточной мощностью, чтобы на нем можно было работать с нормальным текстовым редактором. Все, что я успел бы написать во время семинара, я мог бы распечатать на компьютере Марка Ван Нейма, поэтому мне не надо было брать с собой принтер. Погрузив все необходимое в изъеденный ржавчиной «датцун» модели Б-250, выпуска 76-го года, я, оставив в распоряжении жены «рено», выехал за Греггом.
Было холодно и дождливо, но для Северной Каролины это обычная январская погода. Впрочем, недавно мы наслаждались исключением из этого правила. Три недели было почти по-летнему тепло, и я выходил на улицу в одной рубашке. Я не взял с собой ни пальто, ни даже свитера и уже начинал понимать, что сделал это не от большого ума.
Грегг взял с собой свой «осборн» и чемодан. Когда мы остановились, чтобы заправиться, я купил шесть литров малокалорийной кока-колы. Я уже мечтал о том, что если моей единственной едой станет кока-кола, то я, возможно, сброшу те лишние сорок пять футов, которые я набрал, просидев два последних года за письменным столом. Мы ехали по дорогам 1-85 и US-70, а потом я умудрился забыть номер дороги, на которую мы должны были свернуть. Въехав в Роли, мы немедленно остановились, так как я знал, что мы не должны были через него проезжать. Мы нашли таксофон, позвонили и выяснили, что находимся ближе к цели, чем я думал. В дождь и сумерки трудно найти дорогу к дому, который видел лишь при свете дня. К тому же мои мозги в тот момент не совсем нормально соображали.
Я слишком нервничал и поэтому ничего не замечал. В течение следующих нескольких дней мне надо было написать пару рассказов, а потом еще предстояло выслушать, как компания писателей заявит, что «Сонату без аккомпанемента» написал не я, а кто-то другой. Такая чушь могла прийти в голову только мне, а не тем писателям, которых давно печатали, и уж тем более не тем писателям, с которыми я был знаком и к которым относился с большим уважением. Джон Кессел сделал чудо и стал лауреатом премии «Небьюла», Грегг Фрост написал роман, принесший ему баснословные гонорары, Грегг Кейзер и Марк Ван Нейм неоднократно убеждали меня в том, что являются одаренными писателями и проницательными критиками. К тому же, с тех пор как был издан мой последний рассказ, каждый из участников этого семинара успел опубликовать по меньшей мере два произведения в малом жанре.
Ночь выдалась темная, сырая и очень холодная. Когда мы наконец приехали, все уже подкрепились спагетти. И хотя еще осталось некоторое количество пищи, я, сохраняя верность принятому решению уморить себя голодом, не притронулся к ней, а лишь выпил пол-литра коки. После этого меня потянуло в туалет. Температура там была такой, что я подумал, уж не отапливается ли он геотермальной энергией и что если это так, то земля, должно быть, остывает гораздо быстрее, нежели принято считать. Я снова поднялся наверх.
Там я обнаружил группу людей, которые сидели за столом, смеялись и наслаждались общением друг с другом. Грегг Кейзер, как всегда, моментально освоился и вступил в разговор. Он держался так, словно каждый день пил пиво с этими ребятами. Я же, как обычно, не имел ни малейшего представления о том, как освоиться в новой обстановке. Я уже давно отношусь с завистью к способности Грегга, не привлекая к себе внимания, незаметно и всего за несколько минут стать своим в любой компании. И всегда складывается такое впечатление, как будто он всю жизнь общался с этими людьми. Я быстро привыкаю к новой обстановке только в тех случаях, когда меня приглашают выступить. Дайте мне только слушателей, и независимо от того, будет ли их десять тысяч или всего десять, я уверен в том, что смогу заставить их слушать меня столько времени, сколько мне нужно. Я никогда в жизни не испытывал страха перед сценой. Но еще большее наслаждение я получаю от бесед, в которых главным предметом обсуждения является сама идея и в ходе которых можно проявить высокий полет мысли. Но я теряюсь, когда попадаю в компанию из десяти человек, многие из которых мне совершенно незнакомы, а манера их общения скорее напоминает вечеринку, где все подшучивают друг над другом и отсутствует тема для серьезного разговора, в который можно было бы вмешаться. Я не размениваюсь на пустую болтовню. В такой ситуации я всегда чувствую себя полным идиотом и, глядя осоловевшими глазами на лица остальных участников компании, я убеждаюсь в том, что они вполне согласны с моей самооценкой. В общем, я делал то, что обычно делаю в подобных случаях. Я отошел подальше от компании, сидевшей за столом, и занялся установкой компьютера. Потом я положил свои бутылки с кокой в холодильник и немного поболтал с женой Марка Раной.
Очень скоро все вошло в свое русло, и я наконец освоился. Мы все уже были достаточно долго знакомы, чтобы решить, чьи рассказы обсудим в ближайшие дни. Дело было в среду, и уже наступила ночь, а на следующий день нам предстояло обсудить всего два рассказа: один – Джима Келли, а второй – Грегга Фроста. Мы решили, что в каждый из четырех последующих дней выслушаем и обсудим по четыре рассказа. Поскольку сам я все еще не написал ни одного и оказался единственным, кто приехал не подготовившись, они назначили обсуждение моего первого рассказа на субботу. Я даже не смог сообщить им, какое у него будет название. Впрочем, все отнеслись к этому казусу очень тактично. Но я не сомневался в том, что, вежливо улыбаясь, они мысленно прикидывают, сколько лишних фунтов я приобрел за последнее время. «У этого парня столько лишней плоти, что из нее можно было бы создать четырех маленьких собачек или одного третьеклассника. А у него хватило наглости явиться сюда без единого рассказа».
«Ты, параноик,– сказал я себе.– Возьми себя в руки».
«Ради всего святого, давай отсюда смоемся,– возразил я сам себе, – давай вернемся туда, где жена и дети совместными усилиями поддерживают иллюзию того, что я умудренный опытом человек».
Отложив написание рассказов на четверг и пятницу, я отправился на первый этаж.
Лежа в кровати, я понял, что в этом помещении мое тело является основным источником тепла. Внезапно я осознал, что в воздухе пахнет какой-то дрянью. Неужели это дорогуша Тила Браун, такая с виду невинная, но в то же время самодовольная кошечка Ван Неймов, которая сторонилась шумных компаний? Неужели это она? И действительно, я обнаружил в своем будуаре небольшую кучку кошачьего дерьма. Судя по всему, эта ночь приготовила еще немало сюрпризов.
Дома в Северной Каролине не рассчитаны на холода. Дело в том, что их стены пропускают воздух, что вызывает некоторый дискомфорт во время резких похолоданий. К утру я чувствовал себя так, словно провел ночь в бараке ГУЛАГа. Я буквально оцепенел от холода. После того как один за другим душ приняли десять человек, горячей воды осталось не слишком много. Я же так поздно лег спать, зачитавшись рассказами участников семинара, что при всем желании не смог бы первым попасть в душ.
В общем, когда в десять часов утра мы собрались в столовой, я чувствовал себя не самым лучшим образом. Джон Кессел зачитал нам правила ведения семинара. При этом он старался сохранить бесстрастное выражение лица, но надолго его не хватило. Правила оказались довольно простыми. Каждый по очереди высказывал свои соображения по поводу обсуждаемого рассказа, за исключением самого автора, который молча ждал, пока все закончится. После того как все выскажутся, автор мог ответить своим оппонентам, если, конечно, он будет в состоянии хоть что-то сказать.
Я говорю он, хотя на семинар было приглашено примерно одинаковое количество мужчин и женщин. Однако все писательницы по тем или иным причинам отклонили это приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46