(А вот это уже чистая ложь.)
– С пасибо, миссис Аверс.
Он подал мне чек. Я скользнула по нему взглядом и залилась краской. Десять долларов. Только что, не дрогнув, я выложила в два раза больше за пакет деликатесов!
– Мистер Пэйн, уверяю вас, мистеру Аверсу ничего не стоит потерпеть. Вот решится ваше дело, получите компенсацию, тогда и вернете все сразу.
Я принялась совать ему чек, но Джордж Пэйн торопливо отступил:
– Не по душе мне быть в долгу. За всю жизнь и гроша не заняли, пока Люсинда не слегла. Знаете, нехорошее это чувство – когда деньги взял и не возвращаешь. – Он нацепил шляпу, поправил измятые поля. – Сердечный привет мистеру Аверсу. Приятно было с вами встретиться.
Он твердо пошел прочь – человек с согнутой спиной, но гордым сердцем. Теплый ветер весело трепал на нем убогий мешковатый костюм. Я зачарованно провожала его взглядом, пока пьяный дух ржаного теста не призвал меня к более насущным делам.
Мысленно перекрестившись, я ступила на рассохшуюся деревянную лестницу. Шаткие перила, ступени, да и само это ветхое строение грозили обрушиться в любой момент. Одолев три пролета, я очутилась в длинном мрачном коридоре с обоями неприятного темно-горчичного цвета. Отчаянно скрипели половицы, словно кто-то крался следом совсем рядом. Вот приоткрылась дверь, пахнуло склепом, узкоглазый гоблин, завидев меня, обтер крючковатые грязные руки о некогда белый халат и с плотоядной ухмылкой поманил внутрь...
* * *
Бесконечные вариации этого веселого сюжета терзали меня всю ночь. Лишь одно подогревало во мне решимость пережить кошмар наяву – мирное посапывание Фрэнклина. Слишком стремительно и неотвратимо распадалось все, что когда-то связывало нас. Еще чуть-чуть – и он ускользнет навсегда: сегодняшней Барбаре едва ли под силу вновь завоевать его сердце.
Секс между нами стал такой же диковинкой, как рождение двухголовых телят. Для чуда требовалось сочетание целого ряда благоприятных условий. Чтобы я не спала, а дети, наоборот, спали. Чтобы Фрэнклин уже вернулся, а парад планет совпал с пятницей, желательно тринадцатого числа, и лихорадкой на токийской бирже. Само по себе чудо происходило буднично и на редкость стремительно: заключив меня в объятия в двадцать три ноль-ноль, Фрэнклин уже в двадцать три ноль пять облегченно несся в душ. Он явно делал мне безмерное одолжение, заполняя супружеским долгом рекламную паузу между двумя информационными передачами. Тягостная, но неизбежная повинность – вроде кормления удава.
Но я не сдамся. Наведаюсь с Кэтлин в чертов секс-шоп и скуплю все их эротические масла, возбуждающие притирания и прочую белиберду. Запишусь на курсы эротического массажа и овладею танцем живота. А самое главное – и это будет лучшее, чудодейственное средство – похудею. И если для этого нужно, чтобы служитель тайных сил поковырялся у меня в мозгах, так тому и быть!
Фрэнклин внезапно открыл глаза, и я спохватилась:
– Доброе утро, милый.
– Сколько сейчас?
– Половина восьмого. – Мои руки скользнули к нему. Детей нет. Спешить некуда. Можем заниматься любовью сколько душе угодно.
– Половина восьмого? – Фрэнклин скатился с кровати. – Как я умудрился проспать? – донеслось уже из ванной.
Я вскочила в полном недоумении и набросила очередной безразмерный шелковый балахон Сары-Джейн.
– Проспать? Ты же всегда встаешь в это время.
– Теперь придется вставать раньше. Отосплюсь после выборов.
– Да ты и так уходишь ни свет ни заря, а возвращаешься за полночь...
– Пойми, Барби, дел невпроворот. И где эти проклятые лезвия?
– Пачка в заначке, – подсказала я и улыбнулась. – Пачка в заначке, пачка в заначке... Слышишь, Фрэнклин? Ну-ка, повтори это трижды, только быстро!
Он не выразил расположения к играм. Отступил в сторону, надменно скрестил руки на груди:
– Взгляни сама.
Я послушно встала на цыпочки и обшарила “заначку” – верхнюю полку в зеркальном шкафчике у раковины. Лезвий не было.
– Ни следа пачки в заначке.
Фрэнклина перекосило. Что ж, если весело только одному, значит, шутка не задалась. Я смиренно попросила прощения.
– Эта твоя новая работа... – угрюмо бросил он ни с того ни с сего. – Похоже, целыми днями торчишь за компьютером.
– Не беда, – ответила я коротко. Прикинусь, что не уловила прозрачного намека: “Жена торчит за компьютером, а у мужа потом нет лезвий”.
Фрэнклин скрылся за стеклом душевой кабины и пустил воду. Беседа увяла окончательно, оставив едва уловимый муторный осадок. Я поспешила загладить свою промашку – полезла за серебряным станком от Тиффани. Бритвенный набор исчез. Глазам не поверила – ведь он буквально сросся с этим шкафом. Обшарила все полки, одну за другой, – ничего.
В ванной, подавая мужу полотенце, я без всякой задней мысли полюбопытствовала, куда делся его фирменный набор для бритья.
– Мой набор? – Фрэнклин принялся усиленно – пожалуй, чересчур усиленно – растираться.
– В твоем шкафу его нет.
– А зачем тебе понадобился мой набор?
– В нем есть лезвие. Тебе же нечем бриться.
Фрэнклина словно бы только что озарило. Так вот к чему я клоню? Не мешало бы все-таки научиться связно излагать свои мысли. Он все махал полотенцем. Махровая ткань энергично гуляла по сухому телу, грозя стесать кожу до самых сухожилий. Симптомы решительно перестали мне нравиться.
– Ах да, конечно. Я отвез его в избирательный штаб. Знаешь, полезно привести себя в порядок перед собраниями и официальными ужинами.
– А вдруг его уведут? Все-таки бритва за полторы сотни долларов...
– Пойми, Барби, что проку иметь красивые вещи, если не пользуешься ими?
Фрэнклин задрапировался в полотенце. Я вернулась в комнату. Сначала кожаный пиджак, теперь “Тиффани”... Кэтлин как в воду глядела – у Фрэнклина есть любовница.
“Любовница” – запульсировало в висках, – “любовница”.
Заткнись, Кэтлин!
– Что ты там бормочешь, дорогая?
Так я это вслух? Опять Кэтлин взяла надо мной верх, подавила волю. От отчаяния меня осенило:
– Я вот о чем подумала. Что, если на эти два месяца снять скромную квартиру в центре города? Сэкономишь час на дороге, мы сможем чаще бывать вместе.
Собственная находчивость меня восхитила.
Фрэнклин молча вышел из ванной и начал одеваться. Окрыленная надеждой, я наблюдала за ритуалом. Размеренный, неизменный, как сама вечность, он давно стал частью моей жизни. Носки – сперва на левую ногу, потом на правую. Брюки – тем же порядком. Свежая хрустящая рубашка...
– Вообще-то я и сам об этом подумывал. Не то чтобы квартиру, а так – угол, перекантоваться до утра, если засижусь на работе.
Я согласилась. Молодоженами мы жили как раз в такой конурке. Приятно пару месяцев довольствоваться малым, воскрешая прекрасные дни юности.
– Барбара, – Фрэнклин сосредоточенно застегивал пуговицы, снизу вверх, – мы тут ни при чем. Я сниму квартиру для себя.
Комната поплыла, затуманилась – нереальная, словно сцена из фильма ужасов. Вот наивная девушка (слегка толстовата, зато невинна) подступает к обаятельному красавцу. Звучит тревожная музыка. Ближе, еще ближе... Слишком близко! Красавец выхватывает бензопилу...
Вжик! Холодное оцепенение мешало прочувствовать боль, проникнуться кошмаром наяву.
Уловив выражение моего лица – точь-в-точь как у человека, которому отхватывают голову бензопилой, – Фрэнклин примирительно заговорил:
– Кампания все дорожает, экономлю буквально на всем. Нам просто не по средствам нормальное жилье в центре. Разве что комната, закуток.
Я с усилием выдохнула и стряхнула мертвое оцепенение. Сразу обожгла боль. Фрэнклин воевал уже с верхней пуговицей, та отскочила в дальний угол. С ругательством он сорвал рубашку и швырнул на кровать. Стаскивая с вешалки другую, предпочел пойти на попятный:
– Забудь, обойдусь без квартиры. Меньше всего нам нужны лишние траты. Сойдет и раскладушка в избирательном штабе.
Он щелкнул пультом и уткнулся в утренние “Новости”. Я села на край кровати, медленно приходя в себя. Секунду назад наш брак едва не разлетелся вдребезги, но я получила отсрочку. Фрэнклин отступил, он старается сберечь семью... Прости мою вздорность, а главное – мое уродство. Я не меньше твоего ненавижу эти жировые складки. Только не ставь на мне крест, ведь я наконец берусь за дело всерьез. Приготовлю тебе приятный сюрприз. Так и подмывает рассказать о докторе Чене, но лучше смолчу. Представляю, какой будет удар для тебя, если я в который раз раззвоню о своих планах, а ничего не изменится. Так уже было – и с “Заслоном”, и с “Системой”, и с “Диетцентром”.
После сеанса воспитательной работы я настолько приободрилась, что осмелилась подать голос:
– Может, сходим куда-нибудь вечером, поужинаем?
– Не выйдет. Сегодня у меня и так два ужина по сбору средств. “Объединение американцев польского происхождения” и... – Фрэнклин принужденно рассмеялся. – Даже из головы вылетело, что еще...
Направляясь к двери, он походя мазнул губами по моим волосам.
– Не жди меня, Барби, ложись спать. Вся эта бодяга затянется надолго.
Когда вдали стихло его жизнерадостное посвистывание, я стала заправлять постель – холодную, мокрую от слез. Со стороны, наверное, смотрелось дико, так энергично я приседала, прыгала и наклонялась в надежде растрясти немного жира. Но никто не смотрел.
Пожалуй, к лучшему, что мы перестали ужинать на людях. Неизвестно, какую диету пропишет мне доктор Чен. Что проку тащиться в ресторан, если ни одно блюдо тебе не подходит? А уж как вспомню тот позорный эксперимент с готовыми ужинами по “Системе здорового питания”!... Муж и дети понабрали тогда всего, а я потребовала порцию пюре из помидоров, поллитра кипятка и большую миску, чтобы развести свою сухую смесь. Рикки, каменная от унижения, не смогла проглотить ни куска, Джейсон все норовил забиться под стол, а Фрэнклин отвалил такие чаевые, что злился потом целую неделю. Одним только официанткам, похоже, было наплевать. С тех пор мы не приближались к ресторанам.
* * *
Офис доктора Чена расположился на девятнадцатом этаже нового небоскреба. Зеркальные стены гиганта сверкали в самом сердце делового Чикаго, в двух шагах от Торговой биржи. От конторы Кэтлин сюда рукой подать, поэтому из сотен профессиональных ковырятелей в мозгах она выбрала именно Чена. Теперь Кэтлин ежедневно выкраивала для сеанса гипноза полчаса, да к тому же тянула прежний неподъемный воз работы. Мне подобный режим не грозил. Кэтлин клялась, что большинство пациентов наведываются к доктору Чену раз в неделю, а натренировав свою волю, переходят к ежемесячным сеансам. Но ей самой подкрепление бойцовского духа требовалось каждый день. Обидно, объясняла она, скатиться в прежнее обжорство именно теперь, когда добилась ощутимых результатов.
Я шагнула из лифта в небольшой светлый холл. Плотно затворенная дверь, закрытое пластиковой шторкой окно, звонок... Все это мало походило на дом с привидениями из моего ночного кошмара, но предательская дрожь не отпускала. Обругав себя последними словами, я встряхнулась, тронула звонок, и шторка мгновенно отъехала в сторону.
– Добрый день, – приветливо улыбнулась юная медсестра в ослепительно чистом халате. – Слушаю вас.
– Миссис Аверс, к доктору Чену. Записана на десять тридцать.
Пока девушка просматривала список, я озиралась с тревожным любопытством. Какие ужасы поджидают меня в Зазеркалье? Мирная офисная обстановка, дверь в дальнем углу. Ничего сугубо “медицинского”, кроме белых халатов трех воздушных фей, деловито снующих туда-сюда.
– Да-да, вижу, миссис Аверс. Пожалуйста, пройдите в приемную и заполните анкету. – Она подала мне несколько скрепленных листов и снова спряталась за шторкой.
Открылась дверь, и я прошла в уютную приемную, переполненную толстухами всех мастей, габаритов и возрастов. Еженедельно в эти часы доктор принимал новичков вроде меня. Вот уж не гадала, что желающих такая толпа наберется.
Я пробралась к единственному свободному стулу и тайком оглядела сестер по несчастью, сравнивая их параметры со своими. Как бытовой пьяница в окружении хронических алкоголиков, я испытала облегчение. Оказывается, я плетусь в самом хвосте этого парада. Припомнилась фотография из Книги рекордов Гиннесса – “задохлик” за триста шестьдесят килограмм, горделиво взирающий на гиганта весом почти в полтонны. Тот горой высился на массивной кровати, загромождая собой почти весь снимок, – вершина пищевой пирамиды, победитель в игре “Умри толстейшим”.
С первыми двумя страницами анкеты я расправилась быстро. Дежурные медицинские вопросы. С рождения я отличалась отменным здоровьем, которое отчаянно проклинала все детские годы. Ах, как я мечтала подхватить какой-нибудь загадочный и продолжительный недуг. Не то чтобы смертельный, но достаточно серьезный, чтобы бабушка наплевала хотя бы на парочку благотворительных комитетов и прогуляла еженедельный круг бриджа, покера и маджонга. Чтобы встречала из школы, хлопотала вокруг меня дома, заботливо укутывала одеялом... Чтобы хвасталась перед приятельницами, какая отважная у нее внучка, как стойко она несет свой крест...
Жестокие менструальные боли – вот мое наивысшее достижение в деле хронических заболеваний. За два месяца до начала первой менструации я с криком проснулась среди ночи. Живот и поясницу крутило и жгло, как огнем, боль сползала к бедрам и терзала их мучительными сосущими судорогами. До смерти перепугавшись аппендицита, отец запихал меня в машину и помчался в больницу, оглушительно сигналя в ночи. Я повергла в ступор весь персонал приемного покоя. Что со мной стряслось, не мог постичь ни один врач. И никто не решался назначить болеутоляющее, чтобы ненароком не забить какие-нибудь опасные симптомы и не проморгать болезнь. Часа через три боль отпустила и меня выдворили домой с подозрением на камни в почках. Я была измучена всем пережитым и совершенно безутешна: как же, в кои-то веки безраздельно завладела вниманием отца, но не в силах насладиться этим.
Второй приступ случился тоже ночью, почти ровно через месяц после первого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44