(Это будущее так и не наступило. В следующий игровой день молодой Дерендингер, полубог с нервной икроножной судорогой и все остальные кудесники зеленого газона дематериализовались. Зеленый газон лежал теперь в полном одиночестве, разве что буйволы и газели, которым удалось, возможно, вырваться из зоопарка, паслись на нем.)
В доме гаражей не было. Поэтому Антон Л. предположил, что молодой Дерендингер поставил свой автомобиль на улице, вероятно, где-то поблизости. Ключ, наверное, лежал где-то в его квартире. Поэтому Антон Л. взломал дверь квартиры младших Дерендингеров. Его не удивило, что жилище в большей своей части было выдержано в бело-синих тонах и частично украшено фотографиями кривоногих футболистов в полный рост. На одном из крючков гардероба Антон Л. обнаружил пиджак Дерендингера, в кармане которого лежали ключи от машины. После непродолжительных поисков автомобиль нашелся – Антон Л. очень осторожно вышел на улицу, но диких зверей видно не было – в маленькой боковой улице…
Поездка на автомобиле, даже тогда, когда (предположительно) весь город был в распоряжении Антона Л. и ему не нужно было опасаться других участников движения, стала почти самым большим приключением в его жизни. Отношения с преподавателями вождения складывались у Антона Л. не просто. У него было их три, один за другим. Первый оказался лишь эфемерным явлением. Антон Л. не мог даже ничего вспомнить о нем. Второй был грубым чурбаном, у которого манеры отсутствовали вообще, третий был нерешительным и жалким человеком. Антон Л. обрушил весь гнев, который накопился у него в душе от грубости второго, на третьего. Но однажды его грубости, которые в основе своей были лишь переданными дальше (говоря бухгалтерским языком: проходящими) грубостями второго, переполнили терпение нерешительного и жалкого человека. Его обуял гнев – совершенно для Антона Л. неожиданно, – и он вышвырнул своего ученика из машины. Это случилось на одном из перекрестков, где Антон Л. упрямо отстаивал свое мнение по поводу преимущественного порядка проезда, которое отличалось от мнения его учителя, и даже когда учитель пошел на уступку и сказал, что можно разделять и мнения других, он ответил: нет, надо придерживаться только своего мнения. Учитель вождения в бешенстве пересел на место водителя и уехал. Антон Л. стоял на улице в совершенно незнакомой ему части города. Пошел дождь. Тогда у него произошло одно из самых сильных набуханий солнечного сплетения из всех, перенесенных им за всю жизнь. Но и учитель вождения, нерешительный и жалкий человек, выплеснув свое мужество, испытал затруднения. Так с учениками автошколы поступать было никак нельзя, ругался владелец автошколы, это может повлечь за собой невиданную ответственность и потерю концессии; кроме того, Антон Л. с его пятьюдесятью взятыми уроками вождения и с видами на еще пятьдесят предстоящих часов вождения считался хорошим клиентом. Учитель вождения был вынужден пойти к Антону Л. и извиниться. Но Антон Л. так об этом никогда и не узнал, потому что учитель вождения до него так и не дошел. А после такого унизительного обращения Антон Л. не решился более идти в автошколу. По этой причине его водительские права так и остались неполученными, но полученных знаний хватило для того, чтобы осторожно вывести красный «фольксваген» Дерендингера (в котором, само собой разумеется, в каждом окне висели вымпелы клуба, а на зеркале заднего вида болталась сетка с миниатюрным футбольным мячом и с миниатюрными футбольными бутсами) со стоянки. При выезде с места стоянки ничего не случилось, но затем Антон Л. чересчур сильно надавил на педаль газа, а улица, на которую он собирался повернуть, была слишком уж узкой (а может, кривая, которую описала машина, была слишком большой). Антон Л. ударил крылом большой синий автомобиль. «Могут ли вращаться дематериализовавшиеся молекулы Дерендингера в каких-нибудь сферах далеких измерений?» Не ради того, чтобы пощадить дерендингерские крылья, а ради своей собственной безопасности и ради того, чтобы сохранить машину в рабочем состоянии, Антон Л. поехал значительно осторожнее, медленнее, используя всю ширину проезжей части.
Из-за грозы и дождя, прошедших накануне, воздух был прохладным. Тучи рассеялись, солнце стояло еще низко. В больших треугольных тенях улиц, протянувшихся с севера на юг, сохранялись блоки прохлады, которые, правда, заметно таяли. По улицам, проходившим с востока на запад, пролетали мягкие стрелы пока еще легко подернутого дымкой утреннего солнца, попадавшие в деревья парка и аллей. На деревьях не было больше ни малейшего следа ночной бури, лишь большие капли капали с листа на листок, а потом на землю, на гравий и на асфальт, мирные, добрые большие капли, отзвук ливня, которые звучали совершенно иначе, чем такие же большие капли, которые вчера вечером стали предвестниками грозы.
На одной из улиц ветер свалил стенд, никто его не поднимал. Местами на мостовой валялись разбитые кирпичи, упавшие с крыш, никто их не убирал. В одном месте частично обвалились строительные леса. Стена, сделанная из множества распоротых мешков всевозможных суровых цветов и прикрывавшая леса, разорванная, свисала до самого тротуара.
Антон Л. увидел несколько собак, в большинстве своем державшихся стаями. Кошки встречались редко. Вероятно, все кошки потянулись обратно в леса. Одна из улиц в центре города была вымощена брусчаткой. В тончайших пазах между камнями был виден тончайший зеленый блеск. «Это происходит так быстро, – подумал Антон Л., – да, дождь». У реки, но далеко внизу, Антон Л. повстречал целое стадо коз. Это были совсем маленькие козы. Антон Л. вспомнил, что видел этих маленьких коз в зоопарке. Это были какие-то анаталийские или африканские горные козы. Антон Л. подумал, что этим животным не позавидуешь, хотя им и удалось вырваться из зоопарка, потому что там их наверняка хорошо кормили и хорошо за ними ухаживали, несмотря на то что они жили в загородке, которая находилась несколько в стороне от маршрута посетителей, по причине чего почти никто не замечал маленьких животных. Они были коричневые, с почти черными полосами на спине, тугие и круглые, едва ли не большие в ширину, чем в длину и высоту, но тем не менее невероятно живые. Некоторые из них были крошечные, молоденькие, еще совсем черные, но уже тоже тугие, бегали они рядом со своими матерями и терлись тугими тельцами о тугие тела своих матерей. Когда Антон Л. проезжал мимо, все стадо замерло. Головы всех горных коз повернулись в его сторону. Маленькие козлы смотрели так мрачно, как только могли. «Надеюсь, – подумал Антон Л., – они смогут защититься и от действительно опасных зверей…»
Когда Антон Л. выезжал с Фанискаштрассе, ему в голову пришла мысль о переезде. Антон Л., с тех пор как расстался со своей матерью – вернее: с тех пор как мать его оставила, – квартиры менял очень часто, раз десять, это уж точно. То, что он на протяжении двух лет поднанимал комнату у Хоммеров, было для него весьма долго. В большинстве случаев уже через очень непродолжительное время у него возникали трения с хозяевами, его разные периоды вносили в это свою лепту, так что раньше или позже у хозяев возникал повод квартиросъемщика вышвырнуть. Но при этом Антон Л. имел влечение к оседлости, определенное влечение, которое, правда, возникало лишь тогда, когда он переезжал, причем по той причине, что каждый раз, въезжая в новую квартиру, у него появлялось чувство: здесь он проведет весь остаток своей жизни. Иногда случалось, что уже на следующий день комната, район города или квартиросдатчик начинали казаться ему невыносимыми. В отличие от господина Кюльманна Антон Л. не держал много вещей. Его гардероб был скудным, правда, он много читал, но очень редко сохранял книги, для этого должна была быть какая-то особая причина. Он читал в основном книги в мягких обложках, которые после прочтения кому-нибудь дарил или просто где-нибудь оставлял. Он ценил переезды, потому что они всегда давали ему возможность избавиться от половины своего добра: прочитанных книг, изношенных костюмов и стоптанных туфель. У него не было склонности к имущественному обладанию. Как-то он жил в неотапливаемой комнате. Когда наступила осень, ему пришлось купить электрический обогреватель. А когда он его наконец приобрел, ему показалось, что он женился на вдове с пятью детьми. Через несколько недель он сбежал от обогревателя и переехал.
Разумеется, при таком отношении Антон Л. так никогда и не заимел бы своей собственной квартиры. Обладание обстановкой из мебели его бы угнетало. Комнаты, сдаваемые в поднаем, были для него самым подходящим, но еще лучшим было то, что он увидел, проезжая по одной из центральных улиц города, Анакреонштрассе: гостиница. В гостиничном номере жильцу принадлежит еще меньше, чем в сдаваемой в поднаем комнате. Антон Л. решил переехать в гостиницу «Три короля». Переезд он собирался совершить абсолютный: оставить все. кроме того, что было на нем надето.
Он остановил машину перед гостиницей, прямо на середине улицы. Большая стеклянная поворотная дверь заперта не была. (В гостинице такого высокого класса всю ночь дежурит портье.) Антон Л. вошел внутрь. Он никогда не бывал в этой гостинице, но знал – с тех времен, как работал в туристическом бюро, – что на втором этаже находилось несколько представительских номеров. Некий господин директор доктор Паоло Наппенбах из Буэнос-Айреса всегда заказывал проживание только в представительском номере 22. Антон Л. зашел за стойку портье. Ящичек на стойке для ключей с номером 22 оказался пустым. Это значило: представительский номер занят. Как и следовало ожидать, рядом со стойкой на полу лежала униформа портье. Антон Л. поднял лежавшую одежду: действительно, в кармане он нашел связку ключей. Один из ключей должен был, по всей видимости, быть универсальным, подходящим ко всем дверям. Антон Л. поднялся наверх. Тяжелые ковры заглушали звук шагов. От них поднималась пыль. По углам стояли полузасохшие декоративные растения. Антон Л. решил, что хотя бы на своем этаже обязательно их польет.
Универсальный ключ он нашел сразу. Представительский номер оказался темным, конечно же, ведь проживавший в нем человек в это время спал. Антону Л. было бы намного приятнее, если бы этот номер ночью, той решающей ночью, оказался незанятым. Почему? На гостиничной кровати, в которую ложишься, спали до тебя кто знает, что за люди, и кто знает, какими похабностями они занимались. (В гостиничном номере с Дагмар – конечно же, это было ни в коем случае не похабство, скорее, это была трагедия.) Да, но все-таки это напоминало ситуацию, когда в кровати лежит труп, хотя там лежала лишь пижама в желтую и черную полоску с поясом. Это кровать была еще более широкая, чем двуспальная, но господин в желто-черной пижаме был в ней один, разве что его дама спала совершенно голой. Следов похабностей Антон Л. не обнаружил. Пижама целомудренно лежала совсем одинокая. Есть разница, занимался ли человек в кровати, в которую собираешься лечь, похабностями или просто из нее дематериализовался. Этот аргумент не помог. Антон Л. попытался отбросить эти мысли. Он раздвинул тяжелые занавески и распахнул окна. Представительский номер оказался очень красивым (спальня, ванная, туалет, гардеробная, салон и прихожая), а кроме того, в это время года эта гостиница, самая шикарная гостиница города, наверняка была заполнена до отказа. Ни в одной кровати нельзя было быть уверенным, в любой могли происходить похабности. Он просто сменит постельное белье.
Антон Л. прошел в салон. Здесь он тоже распахнул окна, которые в отличие от спальни выходили на Анакреонштрассе. Внизу стояла его машина. «Я подумал „моя“ машина, – размышлял Антон Л. – Но при этом она принадлежит Дерендингеру, пускай он и дематериализовался. Или может, теперь ему, тому, кто всю жизнь чуждался собственности, принадлежит весь город – или вообще все?…»
Антону Л. пошла на пользу работа в различных туристических фирмах, он получил солидную практику. Сотрудники туристических бюро, естественно, никогда не могут отправляться в поездку в основной туристический сезон, когда они должны находиться на рабочем месте и обслуживать других путешественников. Но в «мертвый сезон», ранней весной или поздней осенью, они получают ваучеры и скидки в гостиницах, спальных вагонах и авиакомпаниях и поэтому спокойно привыкают к гостиничной жизни. Антон Л. сей удобный случай не упустил, правда, не в фирме «Кюльманн» (старый Кюльманн использовал бесплатные ваучеры либо сам, либо продавал из-под прилавка постоянным клиентам), а в «Сантиханзере». Эту возможность Антон Л. использовал в общей сложности около четырех лет, что совпало у него с периодом чрезвычайного сексуального влечения. Вообще-то это были два периода: более продолжительный, так сказать более мягкий, когда он как минимум на несколько часов влюблялся в попадавшуюся на пути проститутку, и более короткий, вулканический, когда его сексуальный порыв почти достигал размеров дерендингеровской страсти к футболу. Антону Л. были в то время известны все бордели Европы и Северной Африки. В некоторых он уже даже пользовался скидками. Вообще он мог себе позволить такое хобби, потому что за поездку и проживание ему платить не нужно было почти ничего. По этой причине он знал, что такое гостиницы, и все гостиницы были похожи друг на друга. Вот и в «Трех королях» он без особого труда нашел кладовую с постельным бельем. Он взял оттуда комплект и перестелил кровать в представительском номере 22. Старое постельное белье вместе с желто-черной пижамой последнего жильца он выбросил в окно.
Фамилия последнего жильца была Пфайвестль. Антон Л. обнаружил сумочку с документами. Ханс Эрхард Пфайвестль, родился 4.1.1919 в Тройхтлингене, фабрикант. В шкафах висели костюмы господина Пфайвестля. Наверное, он был приземистым, довольно толстым господином. Шестнадцать, частью ярких расцветок, галстуков тоже висели в шкафу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34