Возле отеля «Святой Мориц» маячил фибровый чемоданишко…
Уверенности, что несолидный этот чемодан поедет в аэропорт, у меня не было, а разделяла нас двойная желтая полоса. Если полицейский заметит, что я ее пересек…
Поняв мои колебания, швейцар опять дунул в свисток и при этом помахал руками, изображая порхающую птичку – стопроцентный аэропорт! Представляя эту пантомиму, швейцар ни в коем случае не обманет таксиста: подобными вещами не шутят… Я развернулся против движения вливающейся в парковую аллею Шестой авеню и – не зря! фибровый чемоданчик направлялся в «Ла-Гвардию».
– Въезжайте в Парк! – скомандовал клиент. Мне это было на руку: через Парк, значит, через мост Трайборо, но, закончив запрещенный разворот, я не мог отказать себе в невинном таксистском удовольствии – отчитать пассажира:
– Как у вас язык поворачивается говорить водителю подобные вещи! Швейцар показал мне, что вы опаздывает е на самолет, и я ради вас пошел на грубейшее нарушение. Зачем же вы заставляете меня сделать второе?
Мы уже углубились в Парк, а я все свербел:
– Штраф за меня, небось, платить не стали бы!
В ответ на мои наскоки нахал зевнул:
– Таксиста не могут оштрафовать, если я сижу в кэбе…
– А вот это совсем уже постыдное хвастовство! – полез я в бутылку.
Пассажир тоже повысил голос:
– Прикуси язык, кэбби! Ты знаешь, кто я?
– Да зачем мне это знать! Какое мне до этого дело?!
– Я комиссар полиции Чикаго! – цыкнул на меня пассажир, но его слова ничуть не охладили меня.
– Ага! – закричал я, еще пуще входя в раж: – Наконец-то, один из вас мне все-таки попался!
– Что за выражение – «попался»? Думай, что говоришь, кэбби!
Этот пятидесятилетний остряк, которому вздумалось подразнить меня, не догадывался, по-видимому, что на самом деле я вовсе не злюсь, ибо что может быть отраднее для издерганного кэбби, чем повод излить из своей души на чью-то голову наболевшее?
– Только и знаете, что издеваться над таксистами! – шумел я, прикидываясь будто бы и впрямь поверил, что он комиссар полиции. – У вас же времени не остается ловить настоящих преступников!
– Не болтай о том, чего не знаешь! – гудел самозванец. – Я всегда говорю моим ребятами: не трогайте кэбби, если он накрутит пару лишних долларов, как ты сейчас – намылился, небось, тащить меня через Трайборо?! Я тебя сразу раскусил!
– Так вы же сами сказали: «Езжай через Парк», – по-настоящему обиделся я.
– Представляю, какой «концерт» закатил бы ты мне, если бы я велел тебе ехать по мосту Квинсборо, – хмыкнул мой пассажир; тертый, видать, калач. – Да это уж ладно. Но если ты, сукин сын, вздумаешь развозить наркотики, вот тогда мы с Мак-Гвайром живо возьмем тебя за одно место! Ты меня понял?!
– И буду! – кривлялся я. – И буду развозить наркотики. Потому что честно работать вы все равно не даете. Житья от вас нет! Повестки в уголовный суд ни за что раздаете!
– Полицейские не выписывают повестки в уголовный суд «НИ ЗА ЧТО». Это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне!
– Значит, «не выписывают»? – кричал я, дотягиваясь, не снижая скорости, до «бардачка». – А это что такое?! – И, не оборачиваясь, протянул на заднее сиденье замусоленную повестку. – Что это, спрашиваю я вас, такое?!..
– Ага: SOLICITING! – злорадно загоготал на удивление осведомленный клиент, сходу расшифровав и неразборчивую пропись ing-овой формы, и суть моего «преступления». – Сорок вторая улица и Парк-авеню! Все понятно…
– Что вам «понятно»? – по инерции огрызнулся я.
– Автобусная остановка возле билетных авиакасс! Ты воровал пассажиров у городского автобуса. Сколько человек ты успел затащить в свой кэб, прежде чем тебя сцапали?
– Троих, – немедленно сознался я, а странный этот тип аж хлопнул себя по колену от избытка непонятных мне чувств.
– Так я и знал, что он хороший хлопец!
– Кто?
– Полисмен!
– О, просто замечательный! – съехидничал я.
– Доброе сердце! – убежденно покачал головой пассажир: – Ты учти, он ведь имел полное право припаять тебе еще и «подсадку». Но он пожалел тебя…
– Он дал мне «Остановка запрещена».
– А мог бы инкриминировать «вымогательство»! Вот тогда ты попрыгал бы!
– Какое там «вымогательство»! – возмутился я. – Я брал по шесть долларов с человека до «Кеннеди»… Я понятия не имел, что таксистам запрещено подбирать клиентов на автобусной остановке. Я вообще это слово SOLICITING впервые услышал от полицейского.
Пассажир сразу же поверил мне и смягчился:
– Так вот почему ты вляпался, – сказал он. – Ты шкодничал по незнанию, а полицейский подумал, что ты совсем уж отпетый жулик. Ты войди в его положение: он стоит на посту, а тут прямо перед его носом какой-то кэбби откалывает «левые номера». Ты меня понял? Что, по-твоему, он должен был делать?
– Мне-то теперь что делать? – с горечью сказал я. – На днях суд, адвокат хочет триста долларов…
– А зачем тебе адвокат на первом слушании?
Ни один из профессиональных юристов ничего мне об этом не говорил.
– А разве будет еще и второе?
– А как же! Сейчас тебя вызывают на предварительное. Судья только спросит, признаешь ли ты себя виновным. Тридцать секунд – больше времени он тебе не уделит. Там таких фруктов как ты, будет, знаешь сколько… Ты меня понял?
Шлагбаум поднялся, впуская нас на мост Трайборо:
– Женская тюрьма, – кивнул я в сторону триады серых корпусов, угощая гостя из Чикаго достопримечательностью НьюЙорка.
– Только не врать! – отмахнулся гость. – Это диспансер для особо опасных психов…
Я смутился, а пассажир, почесав затылок, сказал:
– Учти, шанс выкрутиться у тебя есть только на первом слушании. Если ты виновным себя не признаешь, судья распорядится вызвать полисмена, который выписал повестку. Полисмен даст показания, и – пиши пропало.
– А если я признаю себя виновным, что мне будет? – спросил я, но тут добровольный мой консультант рассердился.
– Если ты, рохля, брал всего по шесть долларов, а теперь собираешься признать себя виновным, то нечего морочить мне голову! Когда тебя обвиняют, надо защищаться! – Доброхот этот настолько завелся, что ему претило мое малодушие. – Выиграть, в принципе, было бы можно, но судья ведь не даст тебе рта открыть… Ты понял?
Досадуя, что я ни черта не понял, что всерьез обсуждать со мной мое дело нельзя, наморщив лоб и покусывая губу, пассажир размышлял вслух:
– Судья позволит тебе произнести только одну из двух стандартных формулировок: «Виновен» или «Не виновен». Можно воспользоваться третьей – «Виновен – при смягчающих обстоятельствах», но у тебя же никаких «смягчающих обстоятельств» нету. Что ты можешь сказать? Что ты не знал? Этого судьи терпеть не могут. Разозлится и влепит тебе так, что будешь знать!.. Ты, между прочим, не вздумай разговаривать с судьей так, как ты это себе со мной позволяешь. Хуже нет, как разозлить судью; ты понял?
Мы приближались к «Ла-Гвардии», а он, как назло, замолчал…
Отвернулся и смотрит в окно… Наверно, ему просто надоело ломать мозги из-за моих неприятностей… Я въезжал уже на рампу Главного вокзала, когда чекер вздрогнул от громоподобного «хха! – ха!», и какое-то сатанинское вдохновение озарило лицо пассажира.
– НЕ ВИНОВЕН – ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, – хрипловатым от волнения голосом произнес он.
«Бессмыслица какая-то», – с тоской подумал я.
Но мой клиент еще раз повторил эту бессмыслицу, смакуя каждое слово: «НЕ ВИНОВЕН – ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!» – Он прямо-таки корчился, восторгаясь своей уловкой, сути которой я никак не мог раскумекать.
– Допустим, я так скажу…
– Да ты понимаешь, что ни один судья такого никогда в жизни не слышал?!
– Ну и что?
– Судья удивится!
– Чем же это мне поможет?
Мы стояли лицом к лицу под вывеской «American Airlines».
– Ну, ты даешь! – с обидой сказал пассажир. Он вложил в мое дело столько изобретательности, столько души, что готов был полюбить меня, но я отталкивал его своей тупостью:
– Если судья удивится, он скажет: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?» и, стало быть, позволит тебе говорить… Желаю удачи, Lobas!
Пассажир подхватил разделявший нас чемоданчик.
– Сэр, куда же вы?! – воскликнул я в отчаянии. – Как же вы после всего бросаете меня на произвол судьбы?!..
– Что еще такое?
– Как «что»? Судья-то, наверное, скажет: «Что случилось?», а вот что я ему скажу?
Мой добрый гений взглянул на часы, он опаздывал к самолету.
– Слушай меня внимательно! Когда судья произнесет: «Что случилось?», ты скажешь ему так: «Ваша честь: обратите внимание только на одно обстоятельство…»
Но я – не слушал! С криком: «Стойте! Погодите!» я метнулся к чекеру, схватил авторучку и путевой лист и на нем, на своей сегодняшней путевке, вкривь и вкось понесся строчить обрывки слов той потрясающей речи, которую научил меня произнести в уголовном суде незнакомец, выдававший себя за комиссара полиции Чикаго.
Ты еще услышишь эту речь, читатель; но всему свое время…

Глава семнадцатая
Суд
1
Подъезжая к «Мэдисону», я вспомнил, что с утра ничего не ел. Повернул за угол, к боковому входу, отдал ключи аргентинцу Альберто: подвинешь, мол, мой чекер, если очередь тронется, и – бегом за два квартала, к тележке под полосатым зонтом. Пожадничал: купил не тоненькую сосиску, а толстенную сардельку. С луком, с горчицей! И – назад. Уселся на капоте и, попеременно дуя на сардельку и пробуя ее губами: остывает ли? можно ли уже куснуть? – стал наблюдать за «чокнувшимся» швейцаром.
Фрэнк то ли снова собрал таксистов, то ли вообще не отпускал их от себя. Он расхаживал перед шеренгой, приговаривая в такт шагам:
– ОТЕЦ И СЫН ЕХАЛИ В АВТОМОБИЛЕ.
Ать-два!
– ПОПАЛИ В АВАРИЮ, И ОТЕЦ ПОГИБ…
– Бедняга! – фальшиво посочувствовал Ким Ир Сен чужому несчастью; Фрэнк поморщился и продолжал:
– КОГДА ПОСТРАДАВШИХ ДОСТАВЛЯЮТ В ГОСПИТАЛЬ, ДОКТОР ЗАЯВЛЯЕТ…
Ать-два!
– Я НЕ МОГУ ОПЕРИРОВАТЬ ЭТОГО МАЛЬЧИКА, ОН МОЙ СЫН…
– У меня никогда не было аварии, – хвастливо заявил Акбар, выуживая из термоса кусок мяса. – Я хороший водитель!
Властным жестом приказав болтуну заткнуться, Фрэнк замер на месте и вдруг озадачил таксистов довольно-таки неожиданным вопросом:
– КТО ЭТОТ ДОКТОР?
Ким Ир Сен, Акбар и Альберто угрюмо молчали.
– КТО ЭТОТ ДОКТОР? – повторил швейцар, но несчастные, съежившиеся под его гневливым взглядом кэбби безмолвствовали.
Из вращающейся двери показался гость, и Фрэнк издевательски хмыкнул:
– Такси, сэр?
– Пожалуйста! – откликнулся гость, не догадываясь, что симпатичный, открывающий перед ним дверцу кэба швейцар действует как настоящий садист.
– Мистер Фрэнк! – взмолился Альберто: – Лучше я заплачу вам доллар…
– Два – если вынесут «Кеннеди», – лебезил кореец.
Но – напрасно. Фрэнк усадил клиента в первый кэб и отправил Альберто на площадь Колумбa. Ким и Акбар переглянулись, как приговоренные…
– КТО ЭТОТ ДОКТОР? – терзал таксистов неумолимый Фрэнк.
Я проглотил остаток сардельки, и в этот момент откуда-то с неба ко мне слетел невидимый ангел, сел рядышком на капот чекера и шепнул мне: «МАТЬ»…
– МАТЬ! – сказал я вслух.
Ложка с горкой риса застыла у рта сирийца. Фрэнк скосил глаза в мою сторону… Я почувствовал, что в моей жизни опять настала минута исключительной важности.
Тишину нарушил писклявый голос корейца:
– Конечно, доктор – это мать мальчика, – произнес он безразличным тоном. – Потому-то она и не решилась его оперировать…
Видали прохвоста! Никогда бы не подумал я, что мой друг Ким способен на такую подлость. Но справедливый Фрэнк не обратил внимания на болтовню корейца и шагнул ко мне:
– Как ты догадался?
Я скромно потупился.
– Здорово! – сказал Фрэнк. – В нашем кубрике только я один сумел разгадать эту загадку.
Швейцар последовательно осмотрел мою лысину, чахлую, с седыми волосками грудь, плохо заправленную в джинсы рубаху, давненько не чищенную обувь. Наверное, на всем крейсере, где он служил, не было такого неопрятного матроса…
– А ну-ка, послушай! – испытующе произнес Фрэнк. – ПОЕЗД ДЛИНОЙ В ОДНУ МИЛЮ ПРОХОДИТ ЧЕРЕЗ ТУННЕЛЬ, ПРОТЯЖЕННОСТЬ КОТОРОГО ТАКЖЕ СОСТАВЛЯЕТ ОДНУ МИЛЮ.
Навострил уши интриган Ким Ир Сен; словно саблю в ножны, сунул ложку в термос обжора-Акбар.
– ПРИ СКОРОСТИ 60 МИЛЬ В ЧАС – СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ПОНАДОБИТСЯ ПОЕЗДУ, ЧТОБЫ ПРОЙТИ СКВОЗЬ ТУННЕЛЬ?
– Одна минута! – выпалил кореец. Фрэнк даже не посмотрел в его сторону, а я тем временем мучительно напрягал свой мозг: не завалялись ли случайно в складках моего серого вещества остатки премудростей, которые в незапамятные времена вдалбливал в мою вихрастую тогда голову наш вернувшийся с фронта учитель физики в старой шинели, с деревянной колодкой вместо правой ноги?.. Нет, не даром, видать, он ругал меня: «Лобас, у тебя в голове ветер! Не будет из тебя толку, пойдешь в дворники!». Он оказался пророком: ибо даже здесь, на другом конце света, в Америке, я стал если не дворником, так шоферюгой-таксистом, которого, к тому же, на днях будут судить, как проститутку, поскольку закон не учитывает рода занятий преступника…
– Так сколько времени понадобиться поезду? – уже нетерпеливо переспросил Фрэнк, но тут мое ухо опять ощутило чье-то нежное дыхание: «TWO». На этот раз я смекнул, что мне помогает местный, американский ангел, поскольку подсказки свои нашептывает он – на английском языке…
– Две минуты! – сказал я, и Фрэнк хлопнул меня по спине:
– Молодец!
– Одна минута! – заспорил кореец.
– Одна! – ерепенился Акбар.
– Стойте возле своих машин! – приструнил их Фрэнк, обнимая меня за талию. Он смотрел на мою физиономию с такой радостью, словно это было личико испаночки.
– Ты русский? – спросил Фрэнк.
– Русский, – ответил я. Однако на том наш разговор – иссяк.
Фрэнк искренне хотел подружиться с близким ему по уровню интеллекта человеком, но он не знал, о чем со мной говорить… Мне же еще сильней, чем Фрэнку, хотелось закрепить нашу только что родившуюся дружбу; однако как это сделать, я тоже не знал… О чем я мог беседовать с молодым швейцаром? О девушках?.. О бейсболе?..
Отлично понимая, что если я когда-нибудь расскажу эту историю, то мне никто не поверит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44