«Фёдоров В.Д. Летящие к северу»: «Детская литература»; Москва; 1973
Аннотация
Автор — учёный-гидробиолог — знакомит читателей с обитателями глубин Белого моря, с жизнью животных и растений на севере.
Берег Белого моря, отличающегося неповторимой суровой северной красотой, прекрасными белыми ночами и сверкающей серебристой гладью воды. Читатели познакомятся с семейством маленьких пушистых гагачат и узнали о том, как пернатым обитателям севера приходится бороться за право жить, об их мужестве и великодушии, об их бедах и удачах.

Вадим Дмитриевич Фёдоров
Летящие к северу
«Ябеде» посвящается
Глава первая.
Рождение Чипа

Дон! Дон! Дон! — доносилось из яйца.
Четыре пары глаз с любопытством смотрели на зеленоватое яйцо, из которого раздавался звук. Четыре пары глаз принадлежали маленьким гагачатам, дымчато-бурым пуховичкам с белыми надбровьями и чёрными бусинками глаз. На тупом конце яйца видна была звездообразная трещинка, в которой показался и замер крохотный клювик.
— Он опять не вылупился, — зашептал самый нетерпеливый и беспокойный гагачонок по имени Тяп.
— Тс-с! — прервал его другой. — Не мешай слушать!
— И не толкайся, пожалуйста, — вежливо вставил третий, — а то я скажу маме.
— А я не толкаюсь! — возразил Тяп.
— А вот и толкаешься!
— Нет, не толкаюсь!
— А я всё равно пожалуюсь, — спокойно сказал гагачонок, которого звали Ябедой.
— Ну и говори, говори! — зашипел Тяп.
— Тише, вы! — прикрикнул Большой Ляп, самый старший и самый сильный из гагачат, которому шёл уже второй день и который поэтому считал себя самым главным. — Расшумелись!.. Тяп, ты опять тронул яйцо.
— Я не трогал! — возразил Тяп.
— А вот и трогал! Я видел! — немедленно подтвердил Ябеда.
— Ты видел?! — вскипел Тяп.
— Да, я видел. И об этом тоже мама узнает.
— Ах, так… Ты свидетель, Чап, что я не виноват, и поэтому клюну Ябеду.
Чап, который не отрываясь смотрел на яйцо и не вмешивался в ссору братьев, вдруг заметил:
— А ведь он снова бьёт!
Гагачата мгновенно стихли.
Дон! Дон! Клювик исчезал в отверстии яйца и появлялся снова. Дон! И трещины поползли дальше. Дон! Дон!
И вдруг — крэг! — яйцо развалилось.
Малюсенький мокрый гагачонок вывалился из яйца и растянулся в гнезде. Он лежал с закрытыми глазами и не шевелился.
— Он, наверное, дохлый! — сказал Тяп. — Или притворяется.
— Ты тоже был таким, когда вылупился, — заметил Большой Ляп. — По крайней мере, я тебя таким хорошо помню.
— Он и сейчас почти такой, — вставил Ябеда.
— Ах, я такой? — снова вскипел Тяп.
— Я сказал «почти», — уточнил Ябеда и добавил: — Когда старшие говорят, надо хорошенько слушать. Не правда ли, Ляп?
Большой Ляп, который не успевал следить за смыслом происходившего спора, но которому понравилось последнее замечание Ябеды, важно согласился:
— Правда. Старших надо слушать.
— Эх, вы!.. — тяжело вздохнул Тяп.
— Тс-с! — снова раздался голос Чапа. — Он двигается. — Чап был самый внимательный, и хотя он говорил всегда мало и тихо, но как-то так получалось, что все его слушали.
— Смотрите, он открыл глаза.
Гагачата вытянули шеи, разглядывая новенького. Тот оглядел их и прошептал:
— А мне холодно.
— Сейчас прилетит мама и тебя согреет, — сказал Чап. — А холодно тебе потому, что ты мокрый.
— Внутри яйца всегда прескверная погода. Сыро, — пояснил Большой Ляп.
А Тяп участливо осведомился:
— Ну как, всё в порядке? — И одобрительно добавил: — Всё-таки проклюнулся.
— Нет, ещё не проклюнулся, — тихо возразил гагачонок.
Ябеда и Большой Ляп захихикали, а Тяп только пробормотал неопределенное «м-м-м», потому что сказать ему было нечего. И вдруг гагачонок спросил:
— Скажите, а как меня зовут?
Птенцы переглянулись. Потом помолчали, и наконец Чап ответил:
— Кажется, тебя ещё никак не зовут. Ты ещё только-только появился на свет, и у тебя пока нет имени. А имя нужно придумать.
— Мы придумаем тебе славное имя, — пообещал Большой Ляп.
— Оно будет красивое, — вставил Ябеда.
— Если ты не будешь ябедничать, — поддакнул Тяп и вызывающе посмотрел на Ябеду.
— Об этом я тоже расскажу маме, — спокойно произнес Ябеда.
— Ах, и об этом? Нет, Чап, я его определенно клюну!
— Ну, попробуй только клюнь… я тогда тоже…
— Перестаньте! — сказал Чап. — От ваших ссор у меня болит голова!
— И у меня тоже, — поддержал Большой Ляп. — Замолчите!
— А какое всё-таки у меня будет имя? — спросил мокрый гагачонок слабеньким голосом.
Все сразу утихли и уставились на гагачонка, силясь придумать ему имя. Птенец сидел, опустив голову и полуприкрыв глаза, и вздрагивал. Где-то вдали хрустнула веточка, и до слуха малышей донесся тихий клёкот мамы-гаги, которым она успокаивала их, предупреждая о своем приближении. И здесь случилось неожиданное. Мокрый гагачонок раскрыл глаза и, быстро приподнявшись, громко прокричал:
— Чип-чип-чип, — и, обессилев, упал в гнездо.
— Чип! — в восхищении повторил Чап. — Он назвал себя Чипом. Он сам придумал себе имя!
В тот же миг у гнезда появилась мама-гага. Она с интересом взглянула на гагачонка и облегченно вздохнула:
— Ну, теперь, кажется, все.
— Мама, — пискнул Тяп, — он назвал себя Чипом!
— Тише, — сказала мама. — Спите и набирайтесь сил. Впереди длинное и опасное путешествие.
Мама-гага забралась на гнездо, и в гнезде стало тепло, темно и вообще очень уютно.
Мама была старой и опытной птицей. Поэтому она долго и тщательно выбирала место для гнезда. Выбор её пал на один небольшой островок, густо поросший лесом. Там, под ветвями ели, которые почти касались земли, мама-гага построила гнездо. В первый день, обломав клювом травинки и подкладывая их под себя, она утоптала лунку, или лоток. На второй день, продолжая утаптывать лоток, гага подгребла к нему лапами хвою, сухие листья и веточки, которые образовали высокий валик из растительного мусора вокруг лунки. Получилось широкое гнездо, сантиметров двадцати в поперечнике. А ещё через день ранним утром мама-гага отложила в гнездо первое яйцо светло-зелёного цвета, чуть побольше куриного. На следующий день утром в гнезде появилось второе яйцо.
Перед откладкой третьего яйца гага начала выщипывать пух из нижней части груди и почти всей поверхности брюшка. Поэтому, когда она снесла третье яйцо, а затем и четвёртое, двадцать граммов гагачьего пуха выстилало гнездо изнутри.
И это был настоящий гагачий пух, состоящий из легчайших отдельных пушинок. И каждая пушинка имела очень много извилистых бородок, которые, сцепляясь друг с другом, образовывали компактную пуховую массу. Этот пух никогда не сваливался, то есть не распадался на отдельные пушинки, и поэтому не пропускал через себя тепло.
Ах как прекрасно сумела мама построить гнездо для своих будущих гагачат! Сухое, тёплое гнездо, прикрытое сверху веткой ели от дождя и ненасытных глаз хищников. И когда наконец было отложено последнее, пятое, яйцо, мама села насиживать всю кладку. Она прижалась выщипанным местом брюшка и частью груди, которые образовали у неё одно большое наседное пятно, к отложенным яйцам. Это было замечательное приспособление, так как тот пух, который раньше согревал её грудь и брюшко, теперь, выстилая гнездо, обогревал снизу её кладку. Зато тепло материнского тела беспрепятственно переходило через наседное пятно к будущему потомству.
Долго сидела утка на гнезде, обогревая кладку. Каждый час, слегка привставая на гнезде, она осторожно поворачивала яйца, чтобы поровну разделить родительское тепло между будущими детьми.
Почти целый месяц высиживала кладку заботливая мать. И всё это время она очень редко и очень ненадолго покидала гнездо, чтобы найти себе корм. А в последние дни перед появлением на свет птенцов гага почти совсем не оставляла гнезда.
Много приключений происходило с ней, много раз ей угрожала смертельная опасность, но мама-гага никогда потом не рассказывала об этом, и поэтому мы с вами никогда о них ничего не узнаем. Просто мама-гага была сдержанной и немногословной. Она была крупной гагой и весила целых два с половиной килограмма. И хотя она имела скромную рыжевато-бурую окраску с тёмными пестринами, среди своих подруг она слыла грациозной и даже красивой. И когда наконец после, месяца насиживания, за который мама-гага потеряла почти треть своего веса, у неё появилось четыре крохотных гагачонка, она была почти счастливой. И только пятое яйцо, из которого уже давно пора было вылупиться птенцу, слегка беспокоило её. Правда, оно было уже наклевано и звездообразная трещина расходилась от места наклева, но силёнок выбраться из яйца у последнего гагачонка не хватало. Мама усиленно грела это яйцо, не покидала гнезда. Но рядом, совсем рядом, был куст с вороникой, перезимовавшей сладкой ягодой, чёрной и аппетитной. Надо было только чуть-чуть отойти от гнезда, всего на несколько минут, чтобы заглушить голод. И она рискнула. Что произошло в нём в отсутствие мамы, мы уже знаем. Из последнего яйца появился на свет гагачонок, который сам придумал себе имя. Он назвал себя Чипом. Он, правда, был самый маленький, но когда подрос, то так и не смог объяснить, почему он выбрал себе такое имя.
Глава вторая.
Путешествие к морю

Были первые числа июня. Стояли белые, тихие ночи. В море, как в зеркале, отражались перевёрнутые острова с зелёными шапками лесов и разноцветным подбоем прибрежных камней — белых, розовых, тёмно-лиловых, разрисованных зеленоватыми кольцами лишайников. И солнце, северное солнце белых ночей, низко висевшее у горизонта, плавало золотым блюдцем на полированной поверхности моря. Была такая тишина, что, прислушавшись, можно было различить в ушах звон, который нарастал, звенел всё громче и громче, заглушая удары сердца. Заколдованные тишиной и сном, стояли ели. Берёзки, вплотную подступив к воде, заглядывали в неё, любуясь своим отражением.
И крепко-крепко спали гагачата в тёплом, сухом гнезде, отгороженные от всего мира горячим телом матери. И только старая гага не спала в эту ночь, последнюю перед путешествием к морю. Она неподвижно сидела, вслушиваясь в тишину, и думала…
Страшный впереди предстоял день. И зачем только так далеко от моря соорудила она своё гнездо! Ведь можно было сделать его поближе, тогда путь к воде для её гагачат был бы короче. Но ближе, успокаивала себя мама, могла заметить ненавистная ворона, хитрая и наглая, которая часто навещала остров и, притаившись среди ветвей сосны, подолгу наблюдала за мамой-гагой, кормящейся у берега. Вороне очень хотелось найти гагачье гнездо — для этого ей надо было проследить, куда возвращается гага после еды, но мама была опытной и мудрой: наевшись, она летела прочь от гнезда, на соседний островок, и скрывалась в траве. Ворона немедленно перелетала следом, а гага переползала под ветками елей через весь островок и вылетала с другого его конца. Сделав широкий круг над морем, она возвращалась на свой остров. Но и вернувшись, она ещё долго сидела в стороне от гнезда, прислушиваясь, приглядываясь ко всему подозрительному, опасаясь, не разгадала ли ворона её хитрость. В последнее время старой гаге стало казаться, что ворона только для вида летит за ней с острова, а потом немедленно возвращается назад и рыскает по нему либо, притаившись, наблюдает. Ворона — самый страшный враг уток, так как она наблюдательна, прожорлива и нахальна. Обнаружив утиное гнездо, она выпивает яйца или съедает утят. Поэтому мама очень тревожилась за жизнь своих малышей, которым предстоял длинный путь к морю. Гагачатам надо было пройти целых сто пятьдесят метров — сначала участок елового леса, затем узкую полоску березняка и, наконец, — самое опасное место пути! — открытую поляну, которая тянулась до кромки прибоя. Голое, незащищённое место. И эта ужасная ворона, которая вечно торчит на суку большой сосны, растущей у края поляны! А ястреб, который каждый день облетает остров! Хорошо ещё, что на острове нет лисы. От неё спасения нет не только гагачатам, но и взрослой птице. Бедные малыши! Они ещё не подозревают, что мир велик и друзей в нём так мало! Пусть спят. Крепче. Пусть набираются сил. Только бы хватило их, чтобы добраться до моря. В море, по крайней мере, не надо бояться ворон и лис. А это уже кое-что! Так думала мама, прислушиваясь к спокойному дыханию гагачат.
Но вот солнце, описав полукруг у горизонта, медленно поползло вверх, и наступило утро. Первым проснулся Тяп.
Он сразу вспомнил, что их уже пятеро. Конечно, он не мог ждать, пока проснётся Чип. Он пробовал потерпеть, но ничего не получалось.
Пришлось его разбудить:
— Чип, а Чип! Чипик! Ты уже проснулся?
— Нет, я ещё сплю, — ответил Чип тоненьким голосом.
Тяп минутку помолчал, а затем спросил:
— Почему же ты тогда разговариваешь?
— А я не разговариваю… Я просто отвечаю.
Тяп услышал, как дружно хихикнули проснувшиеся гагачата. Поэтому он повернулся к ним и вызывающе произнес:
— А вот мне не смешно.
— Это мы заметили, — сказал Ябеда. И добавил: — Не крутись, пожалуйста, ты можешь толкнуть Ляпа.
— Кто — я?! — вспылил Тяп. — Я могу толкнуть Ляпа? Это ты сказал, Ябеда?
— Да, это сказал я! Но ты опять плохо слушаешь старших: я же сказал, что ты можешь толкнуть, но я не говорил, что ты уже толкнул. Он ведь тебя ещё не толкнул, правда, Ляп?
Ляп ответил:
— Это правда. Тяп меня не толкал. И вообще, Тяп, зря ты пристаешь к Ябеде.
— Я пристаю к Ябеде?! — возмутился Тяп. — Ты слышал, Чап?! Чипик, ты слышал?! Нет, Чап, я больше так не могу — вот возьму и клюну Ябеду больно-пребольно! Чип, Чипик! Ты поближе к нему, будь другом, сделай это за меня.
— Пожалуйста, — сказал Чип и изо всей силы клюнул Ябеду.
— Ой! — крикнул Ябеда. — Мама! Они дерутся!
— А он сам первый… — начал Тяп.
Но мама сердито сказала:
— Тише! Какие вы ещё глупые! Сидите спокойно и берегите силы. Чип, не дерись!
— Но меня попросил его клюнуть Тяп.
— Тяп, а ты не учи драться.
— А Ябеда пусть ко мне не лезет!
— А я и не лез, — сказал Ябеда. — Ляп знает.
— Я знаю, — подтвердил Большой Ляп.
— Ничего ты не понимаешь, Ляп, — вмешалась мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10