Ученики сказали Иисусу… — «ученики» значит те, кто полностью сознают, что они не знают. «Скажи нам, че-му подобно Царствие Небесное?»Иисус все время говорил о Царстве Небесном, и это вызвало много неприятностей. Неприятности вызвала са-ма терминология, ведь слово «царство» — политическое, и политики испугались. Поэтому его распяли, потому что политики думали: «Этот человек говорит о каком-то царстве, что оно придет на землю, и он говорит — я царь этого царства. Этот человек пытается вызвать революцию, пытается сбросить правительство. Он хочет соз-дать новое царство!»Царь, наместник, должностные лица, священники — все они испугались. А этот человек был влиятельным, потому что люди слушали его; люди не просто слушали его — когда они его слушали, они преображались, вос-пламенялись, становились совершенно новыми, с ними что-то происходило. Поэтому священник, наместник Пон-тий Пилат, Царь Ирод, все правительство — и светское, и духовное — все были напуганы этим человеком. Он казался опасным. Такого невинного человека никогда не было; он выглядел опасным. Его не поняли.Но всегда есть возможность того, что Иисуса не поймут. Дело в том, что ему приходится пользоваться вашим языком, потому что другого языка нет, и все, что он говорит, ему приходится говорить вашими словами. Других слов нет, а ваши слова уже чрезмерно отягощены, в них уже содержится слишком много значения, они слишком нагружены. Он говорит просто о Царстве Небесном, о Царстве Божьем. Но «царство»? Это слово опасно: «царст-во» содержит намек на какую-то политику.Иисус не был революционером этого мира. Он был революционером, великим революционером — но внутрен-него мира. Он говорил о внутреннем царстве. Но даже ученики не понимали, о чем он говорит. Когда вы прихо-дите к Мастеру, происходит встреча двух различных измерений, так же, как встреча земли и неба; встреча на гра-нице. Если есть доверие, вы можете раскрыть свои крылья и взлететь, но если доверия нет, вы привязываетесь к земному.Этот человек несет вам опасность. Что это за царство Божие? Какое это Царство? Это Царство совершенно противоположно, диаметрально противоположно царству этого мира. И Иисус объяснял и объяснял... но заста-вить людей понять это, было трудно. Он говорил: «В моем Царстве Бога — беднейший будет самым богатым, по-следний будет первым». Он говорил так же, как Лао-Цзы, и он был человеком, подобным Лао-Цзы. «Последний будет первым в моем Царстве». Он говорил, что самый смиренный будет наиболее значительным, беднейший будет самым богатым, и тот, кто совершенно не признан здесь, будет признан там — все вверх ногами!Так должно быть. Если вы стоите у реки и река спокойна, в ней нет ряби, и вы смотрите на свое отражение — оно вверх ногами. Все всегда отражается наоборот. На самом деле мы перевернуты вверх ногами в этом мире, и если нас нужно исправить, нужно все вывернуть наизнанку. Но тогда будет казаться, что все становится с ног на голову — нужен хаос.Будда стал нищим — последним человеком в этом мире. Он был царем, но Царство Бога принадлежит послед-ним. Он оставил Царство этого мира, потому что царство этого мира просто бесполезно, оно — бессмысленное бремя. Вы тащите его, но оно не наполняет вас. Оно уничтожает вас, оно — яд, хотя оно, может быть, такой мед-ленный яд, что вы не можете этого ощутить...Однажды некто пьянствовал, и мимо проходил его друг. И друг сказал: «Что ты делаешь? Это же медленный яд!»Первый ответил: «Ну и ладно — я не спешу».Все, что вы называете жизнью, есть медленный яд, потому что, в конце концов, она заканчивается смертью. Она убивает вас, она не делает ничего другого. Вы не спешите, может быть, но это никак не меняет качества яда. Он, может быть, действует медленно, вы, может быть, не спешите, но все же он убьет вас.Царство этого мира принадлежит смерти, но Царство Бога принадлежит вечной жизни. Поэтому Иисус гово-рит: «Те, кто готовы, придите ко мне, я дам вам жизнь изобильную».Иисус проходил через деревню. Он хотел пить, и подошел к колодцу. Женщина доставала воду из колодца, и он сказал: «Я жажду, дай мне немного воды напиться».Женщина ответила: «Но я принадлежу к очень низкой касте, я не могу дать тебе воды, это запрещено».Иисус сказал: «Не беспокойся. Дай мне воды, и я тоже дам тебе воды в обмен — из моего колодца. И, раз на-пившись из него, ты никогда больше не будешь жаждать».Ученики спрашивают: « Скажи нам, чему подобно Царствие Небесное?», — потому что, то, что нам неведомо, можно объяснить только через «подобно». Отсюда все мифы. Мифология — это попытка объяснить то, чего вы не знаете и не можете знать в своем состоянии ума, через что-то, что вам известно. Попытка объяснить Неведомое через известное, есть миф — он дает немного понимания вам таким, каковы вы есть.Царство Небесное нельзя объяснить прямо, непосредственно. Это невозможно. Пока вы не вошли в него, нет способа что-то сказать о нем. Все, что будет сказано, будет ложью, потому что истину высказать нельзя. Тогда что же постоянно, на протяжении многих лет, делали Иисус, Лао-Цзы и Будда? Если истину высказать нельзя, то что они делают? Они пытаются объяснить вам то, что объяснить нельзя, через те символы, которые вы знаете; пы-таются объяснить Неведомое через известное. Это труднейшая вещь на свете — притчи, мифы, истории.И есть глупцы, пытающиеся анализировать миф, вскрыть его, и утверждающие: «Это миф, это неправда». Они анализируют и расчленяют, они занимаются хирургией на мифе, а потом говорят: «Это миф, это не исто-рия». Но никто никогда не говорил, что миф — это история. И нельзя расчленять миф, потому что он просто сим-воличен.Это так же, как указатель у дороги, на котором нарисована стрела и написано: «Дели», — а вы разбиваете ка-мень, разрезаете стрелу, анализируете краску и все остальное, и потом говорите: «Это сделал какой-то дурак — здесь нет никакого „Дели“.Мифы — это придорожные указатели, стрелы, указывающие в неведомое. Они сами по себе не цель, они про-сто указывают. В этом смысл вопроса учеников: «Скажи нам, на что похоже Царствие Небесное?» Нельзя спро-сить, что такое Царство Небесное. Смотрите, как задан вопрос: мы не можем спрашивать, что такое Царство Не-бесное — это было бы слишком. Мы не можем и ждать ответа на такой вопрос. Мы можем только спросить, чему оно подобно…, а это значит: «Скажи нам что-нибудь такое, что мы знаем; как-то укажи через понятное нам, что-бы мы могли уловить проблеск».Это так же, как слепой, который спрашивает, что такое свет. Как можно спрашивать, что такое свет, если вы слепой? Если вы спрашиваете, сам ваш вопрос — препятствие для ответа. На него нельзя ответить. Можно знать свет — для этого нужны глаза. Но «на что похож свет?» означает: «Скажи что-нибудь на языке слепых».Все притчи — истины на языке слепых; все мифы — это истины, облаченные в язык слепых. Так что, не ана-томируйте их. Вы ничего в них не найдете. Они — просто указатели. И если у вас есть доверие, указатель — это прекрасно.В одном из храмов в Японии нет ни одной статуи Будды. Люди входят и спрашивают: «Где же Статуя?» Ста-туи нет, но прямо на пьедестале находится палец, указывающий в небо — это и есть Будда. Священник отвечает: «Вот Будда». Я не знаю, понимает ли это священник — этот палец, указывающий на луну. Что есть Будда? Про-сто палец, указывающий на луну!Ученики спрашивают, на что похоже Царство Небесное? «Скажи нам, скажи нам притчей, расскажи нам исто-рию, которую мы, дети, могли бы понять. Мы не знаем, у нас нет никакого опыта. Скажи что-нибудь, что может дать нам намек».Иисус сказал им: «Оно подобно горчичному зерну — меньше, чем все семена, но когда оно падает на вспаханную землю, из него вырастает большое дерево и становится укрытием для всех птиц небесных».Иисус очень много говорил об этом горчичном зерне, и по многим причинам. Во-первых, горчичное зерно — самое маленькое семя. Бог невидим, меньше, чем наименьшее, так что как можно указать на него? Горчичное зерно на границе видимого, наименьшая вещь на границе видимого мира. Дальше вы не сможете понять, потому что дальше — невидимое. Горчичное зерно — это граница: вы можете его видеть, но оно очень мало. Если вы иде-те дальше, вы вступаете в мир тонкого, того, что меньше мельчайшего. Горчичное зерно находится на границе.А горчичное зерно — не просто самая малая из видимых вещей, у него есть одно таинственное свойство: когда оно вырастает, оно превращается в наибольшее из растений. Так что это парадокс: семя — наименьшее, а дерево — наибольшее. Бог — это невидимое, а Вселенная — все, что видимо; Бог — это не проявленное, а Вселенная — это проявленное.Если вы разломите семя, вы не найдете в нем дерева. И вы можете сказать, что дерева нет, а люди просто глу-пы, говоря, что огромное дерево скрыто в зерне, где ничего нет.Вот что постоянно делали аналитики. Если вы скажете, что этот цветок красив, они возьмут его в лаборато-рию и расчленят его, чтобы найти, где красота. Они займутся химическим составом и прочим. Они разрежут и проанализируют цветок, они наклеят ярлыки на бутылочки с разными частями цветка — но ни в одной из буты-лочек они не найдут красоты. Нет, они выйдут из лаборатории и скажут: «У вас, должно быть, была какая-то галлюцинация, вам это приснилось — здесь нет красоты. Я рассек весь цветок и ничего не осталось, красоты там нет». Есть вещи, которые можно знать только в их целостности. Их нельзя расчленить, потому что они больше, чем их части. Эта проблема — основная проблема для тех, кто ищет истину. Истина более велика, чем ее части, соединенные вместе. Это не просто сумма частей, она больше, чем ее части. Мелодия — не просто сумма всех нот, всех звуков. Нет, это нечто большее. Когда все ноты вместе, создается гармония, появляется гармония, которой не было в отдельных нотах.Я говорю для вас: вы можете расчленить мои слова, все они есть в словаре, но вы не найдете в словаре меня. И вы можете сказать: «Все слова есть здесь, так что, к чему беспокоиться?»Однажды Марк Твен пошел слушать своего друга — священника. Этот друг приглашал его много раз. Он был одним из величайших ораторов, его ценили очень высоко. Когда он говорил, церковь была переполнена, но Марк Твен никогда не ходил его слушать. Этот друг приглашал его много раз, пока Марк Твен не согласился: «Хорошо, я приду в воскресенье». И к воскресенью этот священник приготовился, как только мог: он вложил в проповедь все самое прекрасное, что было в его уме, ведь должен прийти Марк Твен! Марк Твен сел прямо перед ним, и священник произнес свою самую лучшую речь. Он вложил в нее всю свою энергию, и она была действительно прекрасна; это была симфония, это была поэзия.Но постепенно он стал теряться, стал беспокоиться, потому что Марк Твен сидел, как мертвый. Ни намека на одобрение не появилось на его лице. Люди часто аплодировали, они были в экстазе, но Марк Твен сидел, совер-шенно не подавая вида, что речь произвела на него какое-нибудь впечатление, положительное или отрицатель-ное. Он оставался равнодушным — а равнодушие более убийственно, чем отрицательное отношение. Ведь если вы против чего-то, вы, по крайней мере, как-то к этому относитесь; если вы против, то вы придаете этому какое-то значение. Но если вы равнодушны, вы тем самым говорите, что это абсолютно бессмысленно, и не стоит даже того, чтобы быть против него.Когда речь была окончена, Марк Твен возвращался в машине вместе со священником. Священник не мог за-ставить себя спросить о своей речи; они молчали. Уже когда Марк Твен выходил из машины, священник заме-тил: «Ты ничего не сказал о моей проповеди».Марк Твен ответил: «В ней нет ничего нового. У меня дома есть книга, с которой ты просто „копировал все это. Эта лекция заимствована, и ты меня не обманешь. Ты можешь обманывать этих дураков в церкви, но я — че-ловек грамотный и умею читать. Случайно я читал эту книгу, как раз вчера вечером“.Священник не мог в это поверить. Он сказал: «Что ты говоришь? Я не списал это ниоткуда. Это невозможно!» Марк Твен сказал: «В ней есть каждое слово, которое ты произнес. Завтра утром я пришлю тебе эту книгу». На следующий день он прислал священнику большой словарь с запиской: «Ты найдешь здесь все слова».Это — ум аналитика. Он немедленно может убить всякую поэзию. Он может просто сказать, что это просто со-единенные вместе слова. Он не может видеть между слов, не может видеть между строк — а поэзия там. Там кра-сота и экстаз, и Бог, и все, что значимо; это находится между словами, между строчками.Горчичное зерно — наименьшее, а содержит наибольшее. Вы не можете видеть Бога, потому что он наимень-шее — горчичное семя — но вы можете видеть Вселенную. А если есть Вселенная, должно быть и семя. Как может быть дерево без семени? Можете вы видеть его или нет — важно не это. Может ли эта Вселенная существовать без первопричины, без источника? Вот Ганг — может ли он существовать без истока? Огромная Вселенная — и вы думаете, что она может существовать без истока?И не только эта огромная Вселенная,… ведь в ней такая гармония, такая всеобщая симфония, такая всеобъ-емлющая система. Она не хаос, в ней столько порядка, все на своем месте. И те, кто знает, говорят, что это луч-ший из миров, что ничто не может быть лучше его.Семя должно быть, но это семя мало, меньше, чем горчичное зерно. Горчичное зерно использовано как миф, как указание. Те люди, что спрашивали Иисуса, были рыбаками, крестьянами, садовниками, и им была понятна притча, притча о горчичном зерне.Расчленяя, вы теряете. Если вы расчленяете религию, вы теряете; либо вы можете видеть ее непосредственно, не расчленяя, либо вы не можете ее видеть. Есть один путь, которым идет доверие: в семени вы не можете видеть дерева, но вы можете посадить семя в землю — это то, что сделает человек доверия. Он скажет: «Ладно, это семя; я верю, что оно станет деревом, и я пойду и посажу его в поле. Я найду подходящую почву, и защищу это семя, я буду ждать и молиться, я буду любить и надеяться, я буду мечтать...»Что еще вы можете делать? Потом вы однажды вдруг проснетесь, а зерно стало чем-то новым, новые побеги поднимаются из земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69