Внезапно он услышал, что Будда умирает. Теперь никакие причины не могли его удержать. Он помчался из города в лагерь, где был Будда. Он прибежал туда и сказал: «Я хочу задать один вопрос!»
Ананда сказал: «Мы сказали ему, что больше нет вопросов. Он закрыл глаза. Мы не знаем, как далеко он ушел, но мы не можем звать его назад. Это будет слишком неблагодарно. Он проходил через твой город так много раз, что же ты делал?»
Тот ответил: «Всегда были какие-нибудь причины».
Но Будда открыл глаза и он сказал: «Ананда, пусть он задаст вопрос, чтобы в грядущих столетиях никто не порицал меня, говоря, что кто-то задал вопрос, а я не ответил».
«Но послушай, — сказал Ананда, — ты был почти мертв!»
Он ответил: «Почти, но не полностью. Я покинул тело, я покинул ум, я как раз собирался покинуть сердце, когда услышал. Неважно, если я задержусь еще немного, перед тем как исчезнуть в окончательной пустоте, но этот бедный парень не должен остаться без ответа».
Будда жил в свободе во время своей жизни, и жил в свободе даже в своей смерти. Смерть была для него просто эпизодом в его жизни.
Канзан писал:
"Люди спрашивают дорогу к Холодной Горе.
Холодная Гора?
Нет дорог, которые ведут к ней.
Даже летом лед не тает.
Хотя солнце уходит, туман ослепляет.
Как вы можете надеяться добраться туда, подражая мне?
Ваше сердце и мое не одинаковы.
Если бы ваше сердце было таким же, как мое,
тогда вы могли бы путешествовать прямо к центру".
Канзан говорит, что ученикам не нужно слепо следовать чему-либо, это обезьянничание. Это не человеческое, но есть другой путь быть Мастером: построить свое сердце на его сердце. Тогда вы можете путешествовать с ним, как с товарищем по путешествию, к последнему центру существования. Это можно принять как критерий. Если кто-то пытается быть вашим Мастером, очень тонким способом он старается поработить вас.
Подлинный Мастер — это Мастер самого себя. Он не хочет последователей, он хочет друзей, товарищей по путешествию, которые готовы настроиться на его сердце, на его опустошенность. Люди, которые претендуют на то, что они Мастера, и за которыми идут последователи… они даже считают!
Я встретил одного шанкарачарья, и он немедленно спросил: «Сколько человек следует вашей философии?»
Я сказал: «У меня нет ни философии, ни последователей. У меня есть по всему миру друзья. Самое большее, что я могу сказать — это что я влюблен в тысячи людей, их сердца пришли в гармонию с моим, но они не мои последователи».
Но этот старый шанкарачарья сказал: «Если у тебя нет большого количества последователей, тебя нельзя считать великим Мастером». Он сказал: «У меня пять тысяч последователей».
Я ответил: «Ты можешь верить, что ты великий Мастер. Но, по-моему, ты великий производитель рабов. Ты берешь свободу людей. Ты не можешь быть сострадательным, сочувствующим, на самом деле ты хвастаешься своими последователями, как кто-то хвастается своими деньгами, как кто-то хвастается своей политической властью. Ты не подлинный Мастер».
В ту ночь в Фирозабаде мне надо было выступать. Этот шанкарачарья собрал людей и пригласил меня, не очень хорошо меня зная. А утром, во время дискуссии, стало ясно, что он очень ошибся, пригласив меня, потому что по каждому пункту я говорил ему: «Ты совершенно неправ». Во время собрания — там присутствовали, по крайней мере, пятьдесят тысяч человек — он нанял четырех уголовников, чтобы они стояли позади меня так, что если я скажу что-нибудь против традиций или писаний, они должны были сразу же выключить свет и избить меня, как можно сильнее.
Но его секретарь немного забеспокоился, поэтому он пришел ко мне, как раз когда я уходил на это собрание. Он сказал: «Вот какая ситуация. Я считаю, что вы не должны идти туда, потому что это явное проявление его насильственного ума. Он не смог выиграть ни по одному пункту в утренней дискуссии — а это была только небольшая группа его ближайших учеников. Очень рискованно вам идти туда».
Я сказал: «Не волнуйтесь». Когда я пришел, я сказал людям, собравшимся там: «Вы видите четырех человек, стоящих за мной? Это четыре уголовника, они из вашего города, и вы прекрасно знаете их. Какая цель того, что они стоят здесь позади меня? Их план состоит в том, что когда я буду говорить, они погасят свет и изобьют или убьют меня. Чего вы хотите? Должен ли я начать? Просто поднимите руки! Я не забочусь о своей жизни, я забочусь только о моей свободе. Если вы готовы слушать, тогда, несмотря на любой риск я буду говорить. Но вы видите насилие в уме вашего шанкарачарьи. Это его люди». Эти пятьдесят тысяч человек подняли руки и кричали, что я должен говорить, и если со мной что-нибудь случится, шанкарачарья не уйдет со сцены живым.
Я говорил, и я разбил его, как только мог. А эти четверо уголовников — все узнали их: они были из этого города — просто исчезли, потому что это стало очень опасно, теперь они не могли погасить свет. Пятьдесят тысяч человек были со мной, они были все люди этого шанкарачарьи, но они видели, что это было явное насилие, это не свидетельствовало об уме или мудрости старого шанкарачарьи. Это показывало его глупость. Если он не мог ответить, ему надо было признать поражение, но он не хотел этого сделать. А ведь это он пригласил меня приехать из Бомбея, я приехал в его дом. Я был один, все люди были его, но даже они увидели, что это не путь любого просветленного человека.
Просветленный человек не поддерживает насилия. А превращать кого-нибудь в ученика — это, по-моему, очень тонкое насилие. Вы разрушаете индивидуальность этого человека. Вы берете его свободу в свои руки.
Здесь каждый — индивидуальность, никто не выше и не ниже. Это собрание людей, которые любят, которые вопрошают об Истине. Такого сорта собрания исчезли из мира. Вы переживаете эти моменты здесь, со мной — это почти та же атмосфера, которую создавал Махакашьяпа. Здесь другой воздух, воздух, где потенциал каждого уважаем, любим. Где свобода каждого — окончательная ценность.
Маниша спросила:
"Наш Возлюбленный Мастер,
Мне труднее разотождествляться со своими чувствами, чем со своими мыслями. Это, кажется, потому, что чувства имеют более глубокие корни в моем теле. Ближе ли чувства к голове, чем к пустому сердцу?"
Это — заблуждение, созданное поэтами. Ваши мысли, ваши чувства, ваши эмоции, ваши ощущения; центром всего является голова. Это просто ошибка — думать, что ваши чувства находятся в сердце. Ваше сердце всего лишь станция перекачивания крови.
Когда мы говорим о пустом сердце, мы на самом деле говорим о пустом уме. Будда употреблял сердце вместо ума, потому что ум обычно ассоциируется с мыслями, он отвечает только за процесс размышления, а процесс чувствования открыт в сердце, сердце глубже.
Эти идеи были созданы поэтами. Но истина заключается в том, что вы можете назвать пустым умом или пустым сердцем, это одно и то же. Пустота — вы просто наблюдатель и вокруг нет ничего, с чем вы отождествляетесь, нет ничего, к чему вы привязаны. Эта непривязанность, это наблюдение есть пустой ум, не ум, а пустое сердце. Это просто слова. Реальность — это пустота. Пустота от всех мыслей, чувств, мнений, эмоций. Остается только свидетельствование. Но вам кажется это трудным. Разотождествиться со своими мыслями проще, потому что они более поверхностные. Разотождествиться с чувствами немного труднее, потому что они глубже и они коренятся в вашей биологической природе, в вашей жизни, в ваших гормонах. Мысли — это просто плывущие облака. Они не имеют корней в вашей биологии, вашей химии, вашей физиологии, в ваших гормонах, они просто плывущие облака без всяких корней. Но чувства имеют корни, поэтому так трудно выкорчевывать их.
Легко быть наблюдателем теории относительности. Но трудно быть свидетелем вашего гнева, вашей любви, вашей жадности, ваших амбиций. Причина в том, что они укоренились глубоко в теле. Но если вы сможете не отождествляться с телом, тогда проблемы нет.
И, Маниша, для женщины это немного труднее. Существует разница между женщинами и мужчинами…
Мулла Насреддин читал газету, а потом внезапно позвал свою жену и сказал: «Поймал четыре мухи — двух самцов и двух самок».
Жена сказала: «Мой Бог, как ты смог определить их пол?»
Он ответил: «Легко! Две читали газету вместе со мной часами. А две другие все время сидели на зеркале, как будто прилипли».
Поэтому это немного труднее. Но свидетельствование — это такой острый меч. Он отрубает мысли, чувства, эмоции одним ударом. И вы знаете это теперь по опыту: когда вы уходите глубже в медитацию, тело остается далеко позади; эмоции, мысли… остается только свидетельствование. Это ваша истинная природа. Пустота сердца Будды… когда вы пусты, вы одно с Буддой. Вы одно со всеми Буддами всех времен прошлого, настоящего и будущего.
Другой вопрос:
"Возлюбленный мастер,
Недавно я говорила, что я почувствовала осознание пустоты внутри, какое-то странное отношение к жизни, когда так чувствуешь. Вы предложили, чтобы я выполнила все то, что каждый человек делает в обычной жизни.
Когда я не помнила о таких действиях, большинство моих взаимоотношений с людьми в большей степени рождали те же ситуации, как у барана, о котором говорил Енго, запутавшегося рогами в заборе. Когда же я помнила о таких действиях, я чувствовала свободу от людей, между нами была дистанция, и поэтому они не действовали на меня. В то же время, интересно, что чем лучше я действовала, как будто я люблю, тем больше любящей я себя чувствовала. Можете вы это объяснить?"
Это часть гипнотизирования себя, существует древняя стратегия: "Действуй, как будто ты любишь. Это «как будто» будет скоро забыто и вы начнете думать, что вы любите. Но эта любовь — это любовь лицемера.
Я не хочу, что бы вы начинали с «как будто». Просто будьте Буддой — зачем «как будто»?
Посмотрите на Сардара Гурудьяла Сингха. Неужели вы думаете, что он смеется как будто? Это спонтанно. Я не говорю вам вести себя, как актер. Будьте истинны, будьте честны, будьте полностью искренни, какие бы ни были последствия. И никогда не двигайтесь из вашего центра истинности.
Вот Гурудьял Сингх рассмеялся и я должен рассказать шутку. Он начал, и я не могу его разочаровать.
«Что делают эти два насекомых, папа?» — спрашивает маленькая Гертруда, которая гуляет в саду со своим отцом.
«Так, — бормочет папа, — ты помнишь, что я рассказывал о птицах и пчелах? Вот это они и делают».
«Но они не птицы и не пчелы», — протестует Гертруда.
«Я знаю, — говорит ее отец, — они называются Папины Длинные Ноги».
«А, — говорит Гертруда, немного подумав, — это значит, — продолжает она, что то, которое внизу — это Мамины Длинные Ноги, а то, которое наверху Папины Длинные Ноги».
«Нет, это не так, дорогая! — отвечает отец, — они оба Папины Длинные Ноги».
Гертруда минуту думает, а потом раздавливает насекомых.
«Почему ты это сделала?» — спрашивает удивленный отец.
«Почему? — повторяет Гертруда. — Я не хочу, чтобы такие вещи творились в моем саду».
В субботу ночью в О'кей Салуне вовсю идет стрельба, и в воздухе много летящих пуль.
Внезапно двери открываются, входит человек, который идет через всю комнату прямо к бару. Сразу же стрельба прекращается.
Бармен высовывает голову из-за стойки: «Приятель, — говорит он, — ты по-настоящему смелый, если гуляешь под этими пулями, даже не глядя ни налево, ни направо!»
«Совсем нет, — отвечает человек, оглядываясь вокруг, — видишь ли, я должен деньги каждому из здесь присутствующих!»
Ольга Ковальская спускается, с энтузиазмом подпрыгивая в своей новой экипировке для Кун-Фу.
Ковальский смотрит на нее, и она задевает своей рукой его лицо. «В чем дело, Ольга? — рычит Ковальский, — Что ты делаешь?»
«Я беру уроки Кун-Фу», — отвечает Ольга гордо, она игриво рубит воздух своей рукой и наносит удар в шею Ковальскому.
«Это в том случае, — объясняет Ольга, — если какие-нибудь сексуальные фанатики попробуют меня изнасиловать однажды темной ночью».
«О чем беспокоиться, — замечает Ковальский, потягивая пиво, — так темно никогда не будет!»
«Итак, мисс Виллинг, этот человек, — кричит умный адвокат Борис Баблбрейн, указывая — который, как вы говорите, совершил над вами насилие и силой воспользовался вашим горячим, обнаженным, беспомощным женским телом?»
«Да! Да! — кричит мисс Виллинг взволнованно. — Это тот человек, который сделал это со мной».
«А скажите, пожалуйста, суду, — продолжает Баблбрейн, поворачивая нос к судье, — когда произошел этот чувственный и эротически извращенный акт?»
«Да, сэр, — отвечает мисс Виллинг. — Насколько я могу вспомнить в июне… и в июле, и в августе!»
Неведомо…
Будьте тихи, закройте глаза.
Пусть ваше тело полностью застынет.
Смотрите внутрь, просто как свидетель.
Ум здесь и тело здесь, но вы не ум и не тело.
Вы просто наблюдатель, чистый свидетель.
Свидетельствование — это путь к вашим
жизненным источникам.
Чем глубже становится свидетельствование, тем дальше уходят
ум и тело; чем глубже вы идете, тем ближе вы подходите к
источнику, к взрыву света.
Неожиданно вы узнаете — вы Будда.
Все вокруг — это пустота. В самом центре вы —
Будда наблюдатель.
Неведомо…
Расслабьтесь, чтобы было совершенно ясно, что тело отделено,
ум отделен, вы — только свидетель.
В жизни, смерти, везде — вы свидетель.
Этот свидетель никогда не умирает.
Это ваша вечность.
Это ваш Будда.
Вспомните это — вы просто забыли.
Это не достижение, это просто воспоминание.
Следовательно, легко быть с этим все время, делая разные вещи,
совершая разные действия, жесты…
Вы не можете позволить течь небольшому потоку воспоминания
о том, что вы Будда. Но помните — это не «как будто».
Будда — это ваша истинная природа.
Неведомо…
Возвращайтесь, но не идите тем путем, которым пришли.
Возвращайтесь с новым величием, с новой милостью, с новым
блаженством… со вкусом вашей истинной природы.
Вы прикоснулись к вашим корням, а эти корни уходят глубоко
во Вселенную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22