Плиний Старший рассказывал о двух растениях, сбор которых кельты сопровождали магическими обрядами. Болотное растение самолус собирали натощак, действуя только левой рукой. Тот, кто его срезал, не должен был оглядываться, а складывать это растение можно было только туда, где хранят напитки. Жрец, собиравший траву селаго, не мог пользоваться железным ножом; срывать растение он должен был правой рукой, продетой через левый рукав белой туники; перед сбором растения ему следовало разуться и омыть ноги. Срезанное растение следовало завернуть в новое полотно. Галльские друиды говорили, что селаго служит талисманом против всякой хвори, а его дым исцеляет все болезни глаз.
В архаических культурах волшебная и лечебная сила некоторых растений объяснялась их божественным происхождением: когда-то, в поворотный космический момент («во время оно»), бог нашел и сорвал первое растение этого вида. Вот почему сбор целебных трав проводили в сопровождении жертвоприношений и своеобразных ритуалов, которые должны были отразить опасности всякого рода. Дело было не только в том, чтобы просто сорвать определенное растение; нужно было разыграть тот момент, когда божество сорвало это растение впервые. «Тем самым, — писал М. Элиаде, — достигается овладение веществом, которое проникнуто святостью, малой версией Дерева Жизни — источника всякого лечения».
О божественном происхождении целебных трав рассказывает сага «Битва при Маг Туиред». Нуаду, мифический король Туата Де Дананн, потерял руку в битве. Диан Кехт, бог-врачеватель, сделал ему руку из серебра, которая двигалась, словно живая. Это не понравилось сыну Диан Кехта Миаху. Он направился к отрубленной руке Нуаду и сказал: «Сустав к суставу и мышца к мышце!»
Так исцелил он Нуаду за трижды три дня и трижды три ночи. До исхода трех дней держал он руку у бока, и наросла на ней кожа. Вторые три дня держал он ее у груди, а напоследок прикладывал к ней белую сердцевину тростинок, обугленных на огне.
За это разгневался Диан Кехт на сына и убил его. Потом он похоронил Миаха, и на его могиле выросли триста шестьдесят пять трав, ибо столько было у Миаха мышц и суставов. Тогда Аирмед, дочь Диан Кехта, расстелила свой плащ и разложила на нем эти травы по их свойствам, «но приблизился к ней Диан Кехт и перемешал их, так что теперь никто не ведает их назначения, если не просветит его Святой Дух». В этом рассказе в мифологической форме отражено истинное положение вещей: знание друидов о целебных свойствах растений было утрачено после христианизации Ирландии и могло возродиться разве что при божественном вмешательстве.
И наконец, ряд свидетельств о растительной магии кельтов завершает знаменитый рассказ Плиния о сборе омелы, растущей на дубе. Согласно Плинию, друиды чрезвычайно почитали омелу, по крайней мере, ту, которая растет на дубе. Растущая на дубе омела казалось знаком того, что дерево избрано богом. К тому же такая омела встречается очень редко. Для ее сбора был тщательно выработан строгий ритуал. На шестой день лунного цикла, когда луна еще не достигает середины своего роста, одетый в белое жрец взбирался на дерево и золотым серпом срезал омелу. Затем омелу собирали в белый плащ стоявшие под деревом люди. По-видимому, только чистые тона (белый и золотой) могли входить в контакт с посланницей божества.
Затем под тем же самым дубом приносили в жертву двух белых быков, у которых впервые были связаны рога. Во время жертвоприношения просили бога, чтобы он сделал свой подарок (собранную омелу) счастливым для людей. Омела у кельтов считалась лекарством, которое исцеляет и от болезней, и от любых отравлений, и даже от бесплодия.
В кельтских верованиях с омелой связано множество символов. Необходимость собирать омелу на шестой день прибывающей Луны указывает на символическую связь растения с Луной, а следовательно, с Другим Миром. В древних религиозно-мифологических традициях Луна, которая в отличие от Солнца, всегда пребывающего в одном состоянии, растет, убывает и исчезает, ассоциируется со смертью. «Луна — первая из мертвых», — сказал один исследователь. Во многих верованиях Луна видится как страна мертвых, как Другой Мир. После исчезновения Луны небо три ночи остается темным. Но как Луна рождается вновь на четвертую ночь, так и мертвые в Другом Мире приобретают силы, нужные для начала нового существования. Поэтому Другой Мир считался источником божественной мудрости, богатства, всяческого благополучия, плодородия. Возможно, связь с Луной объясняет представления кельтов о необыкновенной целебной силе омелы. В то же время упомянутое Плинием жертвоприношение быков, сопровождавшее сбор омелы, изначально составляло часть ритуала, который совершали при возведении на трон нового короля. Таким образом, омела, считавшаяся средством для увеличения плодовитости животных, оказывалась связанной с королевской властью, поскольку король должен был обеспечивать плодородие и изобилие в своей стране.
Образы животных в кельтской религиозно-мифологической традиции
Мировое Древо занимало центральное место в мифологической картине мира. Но рядом с ним обязательно присутствовали связанные с ним животные. Широкое распространение образов животных особенно характерно именно для кельтской мифологии. Особое место здесь занимают мифологические представления, связанные с лошадью. На европейском континенте, в областях рассеяния кельтов (особенно в Галлии), часто встречаются изображения лошади, самые древние из которых восходят по меньшей мере к бронзовому веку. На некоторых менгирах, найденных в кургане Маре-Люд, изображена конская голова. На стеле из Мурье, которая датируется VI или началом V в. до н. э., изображены фигуры всадников: лошади упрощены до геометрического рисунка, схематизированные фигурки всадников имеют форму креста или песочных часов; иногда всадник размахивает копьем. В Неви-ан-Сюлли (департамент Луара) среди других изделий из бронзы кельтской работы позднелатенского времени (I в. до н. э. ) найдена целая группа бронзовых лошадок. Предполагают, что друиды закопали эти вотивные предметы в период римской оккупации на левом берегу Луары напротив главного святилища, находившегося на противоположном берегу реки у нынешнего Сен-Бенуа-сюр-Луар (Флориакум, Флери).
Почти все галльские племена изображали лошадь на монетах. На чеканку монет в Галлии сильное влияние оказали монеты Филиппа Македонского, на которых изображалась бига (двухколесная колесница, запряженная парой лошадей и управляемая возницей) и голова Аполлона. В галльской нумизматике изображение позже упростилось: вместо двух коней чеканили только одного. Однако фигура боевого коня, изображенная на реверсе большого числа галльских монет, была всего лишь упрощением эллинистического образца. Вставший на дыбы боевой конь, иногда окруженный звездами, воплощает галльский национальный дух. Галлия славилась своими лошадьми, и изображение благородного животного на монетах напоминало всему миру о славе ее конницы и о богатстве ее пастбищ.
Иногда на монетах рядом с лошадью изображали лодку. На монете, найденной в Бриене (на территории галльского племени арвернов), лошадь представлена на фоне маленького храма. На монетах армориков, живших на территории современной Бретани, у лошадей человеческие головы, иногда в шлемах. На монетах паризиев (район современного Парижа) лошадь пытается высвободиться из покрывала, напоминающего сеть.
В ирландском эпосе две лошади героя Кухулина обладают человеческим разумом. В саге «Смерть Кухулина» накануне рокового сражения герой подошел к своему коню Серому из Махи, но тот, предчувствуя несчастье, трижды повернулся к нему левым боком, что считалось дурным предзнаменованием. Кухулин спел ему: «Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать зловещим знаком на мой призыв». И тогда конь покорно подошел к хозяину, но из глаз его выкатились две большие кровавые слезы. Волшебные кони Кухулина пришли из Другого Мира и туда же вернулись после смерти героя.
В странах процветающего земледелия и скотоводства, таких, как Галлия, жеребец-производитель и молочная кобыла воплощали изобилие и богатство. Однако у кельтов, как и во всем индоевропейском мире, лошадь использовалась главным образом на войне. В период кельтской экспансии в составе кельтских войск, кроме пехоты, фигурируют также колесницы и конница. Двухколесные боевые колесницы появились у кельтов в конце V в. до н. э. Помимо возниц, на колесницах размещались лучники. Избрав удобный момент, они спрыгивали с колесниц и сражались в пешем строю, возничие же с колесницами отступали в задние ряды. Благодаря ежедневной тренировке кельты умели великолепно управлять лошадьми, так что могли остановить их и на всем скаку и повернуть обратно. По некоторым свидетельствам, галлы могли пробегать по дышлу движущейся колесницы и даже встать на ярмо.
Конница континентальных кельтов играла важную роль уже во время войн на Балканах и в Греции. Рассказывая об этих событиях, греческий автор Павсаний пользуется кельтским выражением «тримаркисиа», означавшим трех всадников — одного знатного воина и двух сопровождавших его слуг, которые могли подвести ему свежего коня или в случае необходимости защитить его. В Ирландии воин также не мыслил себя без боевой колесницы, запряженной двумя лошадьми и управляемой возничим. На Британских островах и в Ирландии колесницы очень долго оставались основной боевой силой.
В мифологиях древних народов образ лошади был включен в символику Солнца. Дневное светило не только податель света и тепла, это еще и быстрый и неутомимый путешественник, ежедневно обходящий наш мир. Быстрота непрерывного движения солнца производила глубокое впечатление на людей архаических культур. Поскольку лошадь была самым быстрым из известных людям земных созданий, солнце охотно рассматривали как небесного скакуна. Самым характерным проявлением такого верования являются религиозные обычаи массагетов (племени, жившего на территории Туркестана), о которых сообщает Геродот: «Единственный бог, которого они почитают, это — Солнце. Ему они приносят в жертву коней, полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете». Представления такого рода существовали и в кельтской традиции. Так, в Галлии одним из имен божества, идентифицировавшегося с богом солнца Аполлоном, было имя Атепомарх, означающее нечто вроде «обладающий большой лошадью» или просто «большая лошадь».
Путешествуя по небу, Солнце проходит через морскую стихию и через низшие сферы подземного, потустороннего мира. Поэтому солнечная символика лошади не мешает ей играть роль демона, связанного с загробным миром. Скакун может ассоциироваться с путешествием в потусторонний мир и быть проводником душ в царство мертвых. Равным образом лошадь связана с морскими волнами, которых она не боится и которые своим быстрым бегом и белопенными гривами напоминают табун лошадей. Кроме того, морские воды также связаны с подземным миром. О неоднозначности символа лошади в кельтской традиции свидетельствует упоминавшееся выше изображение лошади рядом с лодкой на некоторых галльских монетах: лодка может изображать как солнечную ладью, так и корабль мертвых. Лошадь была включена также в лунную символику, поскольку в древних мифологиях луна была тесно связана со смертью, и все божества Другого Мира были лунными божествами. В бретонском и ирландском фольклоре луну до сих пор называют «Белой кобылой».
В Ирландии и Уэльсе слово «эх» (ирл. «лошадь») входит в имена множества мифических персонажей, связанных с солнечным культом и потусторонним миром на морских островах. У ирландского бога Другого Мира Дагды было еще одно имя — Эохайд, Отец всех. Одного из королей демонов-фоморов звали Эохо Эхкенд (Эохо Конская голова). Правитель островов потустороннего мира носил имя Риангабаир («морская лошадь»). Такие божества обычно являлись смертным в виде лошади или всадника. Бог Мананнан, сын Лира (моря) — связанный с морской стихией правитель потусторонней страны Тир Тоингире — изображался скачущим по суше и по морю на коне или на колеснице.
И наконец, в религиозно-мифологических представлениях древних кельтов лошадь была связана с идеей верховной власти, может быть, одной из самых древних религиозно-мифологических традиций. Один французский исследователь древних религий писал: «Во всех божествах, которых воображали язычники, они заставляли господствовать идею власти, не имея почти никакого уважения ни к мудрости, ни к справедливости... Итак, они создали богов во то время, когда у них не было ничего прекраснее, чем власть; и богов своих они вообразили с тем, что носило отпечаток власти, а не с тем, что свидетельствовало о мудрости». Автор средневековой топографии Ирландии, составленной около 1185 г., с возмущением описывает чрезвычайно архаический обряд, справлявшийся в Ирландии при вступлении на трон королей Улада. Король должен был публично совокупиться с кобылой, которую затем убивали и варили; в этом бульоне король купался, а затем вместе с народом съедал мясо лошади.
Уже после римского завоевания в Галлии сохранялся и даже получил широкое распространение по всему кельтскому миру культ божественной лошади и богини-всадницы Эпоны. Существуют датирующиеся римским периодом многочисленные статуэтки и рельефы, изображающие Эпону. Среди них выделяют три различных типа изображения богини. Чаще всего она представлена в виде женщины, сидящей на лошади, за которой иногда следует жеребенок. Несколько реже встречаются изображения богини, стоящей перед лошадью или в окружении нескольких лошадей. И наконец, иногда можно увидеть полуобнаженную богиню, возлежащую на спине лошади.
Эпона была покровительницей военных всадников, конюхов, путешественников. Чаще всего она изображалась едущей на лошади, что свидетельствует о возможной связи этой богини с Другим Миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44