https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/Roca/dama-senso/
Мы оба закоченели и несколько времени пытались согреться. Когда у меня немного отогрелись руки, я начал раздевать Гущина и готовить ему все для ночлега. Штурмовые брюки настолько замёрзли, что нижнюю шнуровку пришлось разрезать. Куртка была, как жёсткий футляр. Эти вещи мы подложили под себя. Разложив спальные мешки, мы с трудом залезли в них. Я сразу впал в какое-то забытьё. Я лежал так, что ноги май до колен свешивались в пропасть, но, несмотря на это, я чувствовал себя очень удобно…"
Снег перестал. Ветер гнал по небу разорванные тучи. Где-то внизу взошла луна и залила все вокруг неверным светом. Она медленно карабкалась вверх по небосклону, ныряя в быстро несущиеся обрывки облаков. Их тени бежали по мерцающему серебру фирновых полей. Лёжа в спальных мешках, следили Гущин и Шиянов за фантастической игрой лунного света. Они забыли и безмерную усталость и опасности предстоявшего на другой день спуска. Ночь затопляла их потоком тревожной и причудливой красоты. Были те мгновения, которые навсегда порождают в альпинистах тягу в горы. Потом тучи сгустились и снова пошёл снег. Большие хлопья запорошили спальные мешки с неясными очертаниями двух человеческих фигур… Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин. — Пойдём, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдёт. Шиянов вылез из мешка и помог вылезти Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галетку, которую он сберёг. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части. С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по верёвочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолён, ещё одна ступень к спасению пройдена. Гущин, как и раньше, шёл впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам. Миновали четвёртый «жандарм». До лагеря «5900» оставалось пройти только один третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом вьюги. "…1/IX. …Вот и последний «жандарм». Он большой, но самый лёгкий из всех. Здесь надо быть очень осторожным в отношении сброса камней — этот «жандарм» очень сыпуч. Внизу уже видны палатки лагеря «5900» и около них два носильщика, которые по снежной гривке лезут к нам, чтобы помочь и взять вещи. Но вдруг на ребре показывается сильнейший снежный смерч и в несколько секунд доходит до нас. В это время я, стоя на коленях под стенкой, страховал Гущина. Мелкий, сухой снег так больно ударил в лицо и а руки, что пришлось замереть в том положении, в каком застал смерч, и мы лежали, уткнувшись в снег, пока над нами бушевала буря. Гущина она застала в очень неудобном положении, и он вынужден был продвинуться дальше. Для этого должен был двинуться метра на три я. Тронулись. Новый порыв ветра, и я услышал шум наверху, быстро поднял голову и совершенно инстинктивно Рванул её в сторону. Камень фунтов в 10 — 1 5, сорванный ветром с гребня, ударил меня вскользь по голове и плечу. Удар был всё-таки настолько силён, что на мгновенье я был ошеломлён. Руки разжались, и я повис на крюке. В следующее Мгновенье я уже снова прочно укрепился в новом безопасном месте над скалой". Миновали третий «жандарм». С помощью вышедших навстречу Нишана и Ураима Керима стали спускаться по крутому снежнику к лагерю «5900». Носильщики пришли сюда ещё утром, чтобы идти с Цаком на помощь верхней группе. Но туман, снегопад и вьюга остановили их. До лагеря «5900» добрались в темноте. В лагере был Цак. И тут кончились все испытания. Носильщики сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твёрдые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай. Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. На вершинных гребнях стояли «флажки» — полотнища снежной пыли, свидетельствовавшие о продолжающемся урагане. Шторм бушевал и на ребре, грозя сорвать в пропасть всякого, кто рискнёт выйти из палатки. Цак с носильщиками снова вынуждены были отказаться от попытки подняться в верхние лагери. Впрочем, Ураим Керим и при хорошей погоде не смог бы идти вверх: накануне он поднимался без очков, не зная, что рассеянный туманом свет ещё опаснее солнечных лучей. Сегодня он ослеп и испытывал сильную резь в глазах. Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь «5600». Цак я Нишан остались на «5900», чтобы при первой возможности идти наверх. Однако вскоре и Нишан спустился на «5600», говоря, что у него болит нога. В лагере «5600» альпинистов встретил доктор Маслов. И здесь впервые, через девять дней после ранения. Гущину была оказана медицинская помощь. Доктор очистил рану, извлёк оттуда мелкие камни, расширил выход для гноя. Затем Гущин, Шиянов и Ураим Керим с «Ураимом — голова болит» и Абдурахманом, находившимся в лагере «5600». начали спуск в ледниковый лагерь. Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжёлое. Больше всего мы боялись, что штурмовики, ушедши( 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана. Найти в тумане в фирновых полях две маленькие палатки было почти невозможно. Заночевать в снегу без спальных мешков значило замёрзнуть наверняка. Но и в том случае, если они 30-го вернулись в лагерь, их судьба внушала серьёзную тревогу. После подробного обсуждения мы установили следующие возможные варианты: 30/VIII — заброска станции и возвращение в лагерь. 31/VIII — 1/IX — отсиживание в палатках от непогоды. 2/IX — установка станции. 3/IX — спуск в лагерь «б 400». Если 30/VIII станцию к месту установки забросить не удалось, то вариант несколько менялся: на 2/IX приходилась заброска станции, на 3/IX — установка и спуск на «б 400». В эти варианты Гок Харлампиев внёс поправку: он предполагал, что 2/IX из-за сильного ветра штурмовики должны были оставаться в палатках. В этом случае они могли сегодня, 3/IX, устанавливать станцию и завтра, 4/IX, спускаться на «б 400». Эта поправка была нами отвергнута. Мы сопоставили количество имевшегося у штурмовиков продовольствия с длинной вереницей дней непогоды и пришли к выводу, что сегодня, 3 сентября, последний день, когда можно надеяться увидеть штурмовиков на фирне, спускающимися вниз из лагеря «б 900». В про — тивном случае надо было считаться с возможностью гибели группы. Впоследствии однако оказалось, что Гок был прав. Не успели мы занести в протокол наше решение, как со скал спустился Абдурахман с запиской Маслаева. На записке был нарисован пик Сталина и наверху, там, где должен был находиться лагерь «6900», поставлен крестик. «Здесь сидит или стоит человек», — писал Маслаев. Итак, по крайней мере один из штурмовиков благополучно пережил шторм. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Мы неотступно следили в бинокль за горой: несмотря на хорошую погоду, никто не поднимался по ребру от лагеря «5600». Очевидно, носильщики не пошли в верхние лагери. Поэтому Дудин и Гок Харлампиев с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600». Вскоре после их ухода Маслаев сообщил со скал, что он видит. двух человек, поднимающихся от лагеря «6900» в направлении к вершине. Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов? 4 сентября с утра мы стали следить за горой. Мы видели, как Две маленькие чёрные фигурки стали подниматься по ребру от лагеря «5600». Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Мы видели, как они прошли второй «жандарм» и подошли к трещине, где находился лагерь «5900», как через десять минут уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий «жандарм», показались на снежнике между третьим и четвёртым. Прошли четвёртый и стали подходить к пятому. Исчезли в скалах пятого «жандарма»… Весь день мы следили в бинокль за ребром. Мы боялись увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь «б 400». До вечера ребро оставалось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана. Не слишком ли поздно? Ближайшие дни должны были дать на это ответ. Гущин и Шиянов отлёживались в палатке. Шиянов спал день и ночь. Гущина мучила рука. Она распухла чудовищно. Из раны шёл жёлтый гной вперемежку с маленькими камешками. Ураим Керим с чайным отваром на глазах лежал в своём маленьком шустере. Зрение постепенно к нему возвращалось. Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, весёлого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета. Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему ещё ни разу не удалось кого-нибудь «поймать», он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма. Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лёжа в спальных мешках, мы «ловили» Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей. На другой день утром я послал Абдурахмана на «5600» за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось все хуже, можно было опасаться осложнений. В ожидании доктора мы с Капланом отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего «жандарма» в лагерь «5900». Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с «5600» пришёл доктор. Он осунулся, похудел. Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлёк из раны несколько мелких камешкоз. К вечеру с «5600» спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами: «Только мы поднялись на „6400“, как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята». С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу. Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена. Победа далась не легко. Цак сообщал, что Абалаков заболел ледниковой слепотой, у Гетье нелады с сердцем, у Николая Петровича обморожены пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра. Но все это не пугало: люди были живы, и это было главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели. Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать поскорее подробности восхождения: все ли трое достигли вершины, в каком месте поставлена станция. Мы начали готовиться к их встрече. Надо было прежде всего позаботиться о хорошем питании для них. Я послал Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальной караван должен был придти в ледниковый лагерь 7 — го. 6-го с утра доктор, Каплан, Маслаев и все носильщики стали собираться на «5600» навстречу победителям вершины. Надо было помочь им при спуске и принести вниз оборудование лагерей «5900» и «5600». Маслаев захватил с собой метеорологический самописец, который решено было установить на «5600». Елдаш и я остались в ледниковом, чтобы приготовить все для встречи победителей. Наши «инвалиды» — Шиянов и Гущин — также не покинули своих палаток. К вечеру мы увидели, как носильщики поднялись по ребру в лагерь «5900». Позже на снежнике между четвёртым и третьим «жандармом» показалась первая двойка, медленно спускавшаяся вниз. Из «5900» ей навстречу вышли носильщики. Уже стало темнеть, когда вторая двойка штурмовиков начала спуск по снежнику к лагерю «5900». В ночь из подгорного приехал караванщик Талубхан с киикчиной. 7-го с утра мы начали готовиться к встрече. После десятидневной голодовки альпинисты верхней группы должны были найти в ледниковом хороший обед. Мы с Елдашом варили, жарили, пекли. Около часа дня альпинисты начали спуск из лагеря «5900» к лагерю «5600». В ледниковом их можно было ждать к вечеру. Уже начинает темнеть, когда из-за поворота на леднике показываются чёрные фигурки Дудина, Гока, Маслаева, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удаётся разглядеть в бинокль, сколько в ней человек — трое или четверо. Первым на морене показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идёт, как всегда — скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таёжный медвежонок. Только кожа на скулах потемнела от мороза и шторма. Через полчаса приходит с носильщиками Николай Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идёт он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Мы снимаем с ног его башмаки: холодные, безжизненные пальцы забинтованы, бинты окровавлены. Он сообщает первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей южной точки дошёл только Абалаков. Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. Уже темно. Несмотря на это, Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. Мы встречаем , Маслаева, который установил на площадке у лагеря «5600» |свой метеорологический самописец. Гетье, Дудина, Гока и доктора мы находим в конце сераков, перед выходом на ледник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Снег перестал. Ветер гнал по небу разорванные тучи. Где-то внизу взошла луна и залила все вокруг неверным светом. Она медленно карабкалась вверх по небосклону, ныряя в быстро несущиеся обрывки облаков. Их тени бежали по мерцающему серебру фирновых полей. Лёжа в спальных мешках, следили Гущин и Шиянов за фантастической игрой лунного света. Они забыли и безмерную усталость и опасности предстоявшего на другой день спуска. Ночь затопляла их потоком тревожной и причудливой красоты. Были те мгновения, которые навсегда порождают в альпинистах тягу в горы. Потом тучи сгустились и снова пошёл снег. Большие хлопья запорошили спальные мешки с неясными очертаниями двух человеческих фигур… Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин. — Пойдём, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдёт. Шиянов вылез из мешка и помог вылезти Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галетку, которую он сберёг. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части. С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по верёвочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолён, ещё одна ступень к спасению пройдена. Гущин, как и раньше, шёл впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам. Миновали четвёртый «жандарм». До лагеря «5900» оставалось пройти только один третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом вьюги. "…1/IX. …Вот и последний «жандарм». Он большой, но самый лёгкий из всех. Здесь надо быть очень осторожным в отношении сброса камней — этот «жандарм» очень сыпуч. Внизу уже видны палатки лагеря «5900» и около них два носильщика, которые по снежной гривке лезут к нам, чтобы помочь и взять вещи. Но вдруг на ребре показывается сильнейший снежный смерч и в несколько секунд доходит до нас. В это время я, стоя на коленях под стенкой, страховал Гущина. Мелкий, сухой снег так больно ударил в лицо и а руки, что пришлось замереть в том положении, в каком застал смерч, и мы лежали, уткнувшись в снег, пока над нами бушевала буря. Гущина она застала в очень неудобном положении, и он вынужден был продвинуться дальше. Для этого должен был двинуться метра на три я. Тронулись. Новый порыв ветра, и я услышал шум наверху, быстро поднял голову и совершенно инстинктивно Рванул её в сторону. Камень фунтов в 10 — 1 5, сорванный ветром с гребня, ударил меня вскользь по голове и плечу. Удар был всё-таки настолько силён, что на мгновенье я был ошеломлён. Руки разжались, и я повис на крюке. В следующее Мгновенье я уже снова прочно укрепился в новом безопасном месте над скалой". Миновали третий «жандарм». С помощью вышедших навстречу Нишана и Ураима Керима стали спускаться по крутому снежнику к лагерю «5900». Носильщики пришли сюда ещё утром, чтобы идти с Цаком на помощь верхней группе. Но туман, снегопад и вьюга остановили их. До лагеря «5900» добрались в темноте. В лагере был Цак. И тут кончились все испытания. Носильщики сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твёрдые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай. Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. На вершинных гребнях стояли «флажки» — полотнища снежной пыли, свидетельствовавшие о продолжающемся урагане. Шторм бушевал и на ребре, грозя сорвать в пропасть всякого, кто рискнёт выйти из палатки. Цак с носильщиками снова вынуждены были отказаться от попытки подняться в верхние лагери. Впрочем, Ураим Керим и при хорошей погоде не смог бы идти вверх: накануне он поднимался без очков, не зная, что рассеянный туманом свет ещё опаснее солнечных лучей. Сегодня он ослеп и испытывал сильную резь в глазах. Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь «5600». Цак я Нишан остались на «5900», чтобы при первой возможности идти наверх. Однако вскоре и Нишан спустился на «5600», говоря, что у него болит нога. В лагере «5600» альпинистов встретил доктор Маслов. И здесь впервые, через девять дней после ранения. Гущину была оказана медицинская помощь. Доктор очистил рану, извлёк оттуда мелкие камни, расширил выход для гноя. Затем Гущин, Шиянов и Ураим Керим с «Ураимом — голова болит» и Абдурахманом, находившимся в лагере «5600». начали спуск в ледниковый лагерь. Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжёлое. Больше всего мы боялись, что штурмовики, ушедши( 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана. Найти в тумане в фирновых полях две маленькие палатки было почти невозможно. Заночевать в снегу без спальных мешков значило замёрзнуть наверняка. Но и в том случае, если они 30-го вернулись в лагерь, их судьба внушала серьёзную тревогу. После подробного обсуждения мы установили следующие возможные варианты: 30/VIII — заброска станции и возвращение в лагерь. 31/VIII — 1/IX — отсиживание в палатках от непогоды. 2/IX — установка станции. 3/IX — спуск в лагерь «б 400». Если 30/VIII станцию к месту установки забросить не удалось, то вариант несколько менялся: на 2/IX приходилась заброска станции, на 3/IX — установка и спуск на «б 400». В эти варианты Гок Харлампиев внёс поправку: он предполагал, что 2/IX из-за сильного ветра штурмовики должны были оставаться в палатках. В этом случае они могли сегодня, 3/IX, устанавливать станцию и завтра, 4/IX, спускаться на «б 400». Эта поправка была нами отвергнута. Мы сопоставили количество имевшегося у штурмовиков продовольствия с длинной вереницей дней непогоды и пришли к выводу, что сегодня, 3 сентября, последний день, когда можно надеяться увидеть штурмовиков на фирне, спускающимися вниз из лагеря «б 900». В про — тивном случае надо было считаться с возможностью гибели группы. Впоследствии однако оказалось, что Гок был прав. Не успели мы занести в протокол наше решение, как со скал спустился Абдурахман с запиской Маслаева. На записке был нарисован пик Сталина и наверху, там, где должен был находиться лагерь «6900», поставлен крестик. «Здесь сидит или стоит человек», — писал Маслаев. Итак, по крайней мере один из штурмовиков благополучно пережил шторм. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Мы неотступно следили в бинокль за горой: несмотря на хорошую погоду, никто не поднимался по ребру от лагеря «5600». Очевидно, носильщики не пошли в верхние лагери. Поэтому Дудин и Гок Харлампиев с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600». Вскоре после их ухода Маслаев сообщил со скал, что он видит. двух человек, поднимающихся от лагеря «6900» в направлении к вершине. Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов? 4 сентября с утра мы стали следить за горой. Мы видели, как Две маленькие чёрные фигурки стали подниматься по ребру от лагеря «5600». Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Мы видели, как они прошли второй «жандарм» и подошли к трещине, где находился лагерь «5900», как через десять минут уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий «жандарм», показались на снежнике между третьим и четвёртым. Прошли четвёртый и стали подходить к пятому. Исчезли в скалах пятого «жандарма»… Весь день мы следили в бинокль за ребром. Мы боялись увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь «б 400». До вечера ребро оставалось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана. Не слишком ли поздно? Ближайшие дни должны были дать на это ответ. Гущин и Шиянов отлёживались в палатке. Шиянов спал день и ночь. Гущина мучила рука. Она распухла чудовищно. Из раны шёл жёлтый гной вперемежку с маленькими камешками. Ураим Керим с чайным отваром на глазах лежал в своём маленьком шустере. Зрение постепенно к нему возвращалось. Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, весёлого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета. Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему ещё ни разу не удалось кого-нибудь «поймать», он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма. Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лёжа в спальных мешках, мы «ловили» Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей. На другой день утром я послал Абдурахмана на «5600» за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось все хуже, можно было опасаться осложнений. В ожидании доктора мы с Капланом отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего «жандарма» в лагерь «5900». Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с «5600» пришёл доктор. Он осунулся, похудел. Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлёк из раны несколько мелких камешкоз. К вечеру с «5600» спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами: «Только мы поднялись на „6400“, как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята». С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу. Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена. Победа далась не легко. Цак сообщал, что Абалаков заболел ледниковой слепотой, у Гетье нелады с сердцем, у Николая Петровича обморожены пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра. Но все это не пугало: люди были живы, и это было главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели. Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать поскорее подробности восхождения: все ли трое достигли вершины, в каком месте поставлена станция. Мы начали готовиться к их встрече. Надо было прежде всего позаботиться о хорошем питании для них. Я послал Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальной караван должен был придти в ледниковый лагерь 7 — го. 6-го с утра доктор, Каплан, Маслаев и все носильщики стали собираться на «5600» навстречу победителям вершины. Надо было помочь им при спуске и принести вниз оборудование лагерей «5900» и «5600». Маслаев захватил с собой метеорологический самописец, который решено было установить на «5600». Елдаш и я остались в ледниковом, чтобы приготовить все для встречи победителей. Наши «инвалиды» — Шиянов и Гущин — также не покинули своих палаток. К вечеру мы увидели, как носильщики поднялись по ребру в лагерь «5900». Позже на снежнике между четвёртым и третьим «жандармом» показалась первая двойка, медленно спускавшаяся вниз. Из «5900» ей навстречу вышли носильщики. Уже стало темнеть, когда вторая двойка штурмовиков начала спуск по снежнику к лагерю «5900». В ночь из подгорного приехал караванщик Талубхан с киикчиной. 7-го с утра мы начали готовиться к встрече. После десятидневной голодовки альпинисты верхней группы должны были найти в ледниковом хороший обед. Мы с Елдашом варили, жарили, пекли. Около часа дня альпинисты начали спуск из лагеря «5900» к лагерю «5600». В ледниковом их можно было ждать к вечеру. Уже начинает темнеть, когда из-за поворота на леднике показываются чёрные фигурки Дудина, Гока, Маслаева, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удаётся разглядеть в бинокль, сколько в ней человек — трое или четверо. Первым на морене показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идёт, как всегда — скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таёжный медвежонок. Только кожа на скулах потемнела от мороза и шторма. Через полчаса приходит с носильщиками Николай Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идёт он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Мы снимаем с ног его башмаки: холодные, безжизненные пальцы забинтованы, бинты окровавлены. Он сообщает первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей южной точки дошёл только Абалаков. Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. Уже темно. Несмотря на это, Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. Мы встречаем , Маслаева, который установил на площадке у лагеря «5600» |свой метеорологический самописец. Гетье, Дудина, Гока и доктора мы находим в конце сераков, перед выходом на ледник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22