У дороги, где было влажно от арыка, протекающего вдоль неё, всё было ярко-синее и голубое от зарослей очень ярко раскрашенных грамофончиков. А в стороне — заросли больших жёлтых цветов, как бы огромных жёлтых ромашек с темно-коричневой, почти чёрной серединой.
— А эти как называются? — спросил я без надежды на ответ. Ведь американцы, как правило, не знают названий своих цветов, деревьев и птиц.
— А этот цветок называется «черноглазая сюзанна» — сказал Джо.
— Джо, а что, иерусалимский артишок привезён из Иерусалима?
— Конечно, нет, — был ответ. Оказалось, что это местный, американский сорт подсолнуха. Здесь много самых разных диких сортов подсолнуха, которые растут на полях, как сорняки, ну, а этот оказался съедобным со стороны, о которой русскому человеку невозможно было догадаться.
Конечно, в своих разговорах с Флетчером вспомнили мы и Бурханова. Я посетил его всего за неделю до последней моей поездки в США. «Если увидите Флетчера — передайте ему от меня привет», — сказал Бурханов. Когда я вернулся домой — позвонил ему. Подошла какая-то женщина с грустным голосом, выслушала все, не перебивая, а потом сказала: «Пока вы были в Америке — Василий Федотович умер»…
«Чесапик-Инн»
Повидавшись с директором ДПП, я обычно, в первые мои посещения Америки, поступал под опеку к моему приятелю со времён зимовки на американской станции Мак-Мёрдо Робу Гейлу. Лётчик по профессии, он много лет работал в Антарктиде, и там мы с ним часто летали вместе, подружились. Этому способствовало и то, что Роб учил русский язык и общение со мной давало ему практику в языке. Сейчас уже Роб был в отставке и служил в ДПП как специалист по планированию воздушных операций.
В день первого моего прилёта в Вашингтон по дороге на ледник Росса после долгих переговоров между НСФ и Линкольном мои «хозяева» сказали мне смущённо:
— Ты извини, пожалуйста, но и мы, и те, с кем мы говорили сейчас, — все мы бюрократы. А бюрократы все одинаковые, они свято соблюдают букву инструкций. По инструкции мы не имеем права тратить деньги сами. Мы можем только давать гранты учёным и другим организациям. Поэтому деньги на твою работу, включая и пребывание в Америке, мы перевели на счёт Проекта ледника Росса в Линкольн, штат Небраска. Мы все сделали правильно, и деньги там лежат. Но у них есть свои бюрократы, со своей инструкцией, которую для них утвердили мы сами. Согласно этой инструкции, любые оплаты в рамках Проекта могут быть сделаны лишь по прямой дороге от города Линкольна, штат Небраска, до Антарктиды, и за жизнь в Вашингтоне бухгалтерия Университета штата Небраска не заплатит тебе ни цента.
Я молчал сконфуженно.
— Но! — и дальше уже зазвучали более мажорные нотки: — Но выход есть. Твой друг Роб Гейл приглашает тебя провести два дня, которые ты будешь в Вашингтоне, в качестве его гостя. Он живёт, правда, далековато от города, но его дом на берегу залива, в зелени, он предлагает тебе отдельную комнату и обещает не беспокоить тебя. А утром ты с ним будешь ездить на работу.
— А, Игорь? Поехали ко мне? Конечно, в гостинице тебе было бы спокойнее после дороги, но я постараюсь тоже… — говорил мне, застенчиво улыбаясь, коротко, ещё по-военному постриженный и похожий на мальчика Роб Гейл.
— Конечно, Роб, конечно, спасибо, если только я не очень стесню, — бормотал я, радуясь в душе, что представится возможность увидеть Америку изнутри.
Роб жил в небольшом городке на берегу Чесапикского залива, в часе с лишним езды от Вашингтона. Маленький уютный домик в садике, одна сторона которого крутым, поросшим деревьями склоном уходит в голубую воду залива. Одно из деревьев опоясано было цепью, на которой болтался у берега маленький швертбот без мачты. Нас встретили худенькая маленькая женщина по имени Мэри и двое застенчиво прячущихся за неё детей — мальчик лет двенадцати, Иан, и девочка лет десяти — Ребекка. Они похватали мои пожитки, перетащили их в комнатку с видом в сад на какие-то вечнозелёные деревья типа магнолии и со словами: «Располагайтесь как дома, ужин в семь», — ушли.
Оказалось, что Мэри тоже работает, и много. Она — менеджер (управляющая) самой старой, самой фешенебельной и дорогой гостиницы города, называющейся «Чесапик-Инн».
Слово «инн» когда-то значило меньше, чем «отель», что-то вроде «постоялый двор», что пи. Но последние лет двадцать даже самые шикарные гостиницы редко когда называются отелями; они — «инн». Здесь намёк на что-то старинное, индивидуальное. И Мэри изо всех сил старалась сохранить у себя в гостинице старинный дух и индивидуальность «инн» в сочетании с современными удобствами. Оказалось, что хозяином «Чесапик-Инн» является брат Мэри — Поль и гостиница эта является в семье как бы ношей, которую очень тяжело нести, но жалко и бросить. В те вечера, когда Поль приходил к сестре и вся семья, усевшись на мягком ковре, уплетала жаренные на углях бифштексы, запивая их красным сухим вином, только и разговоров было, что делать с «инн». Мэри работала изо всех сил, но отель не давал прибыли, помогал брат, удачливый, умный бизнесмен. Но «инн» была еголюбовь не как бизнесмена, а как человека, и он все вкладывал в неё деньги. А тут вдруг Мэри собралась уходить из гостиницы.
Дело в том, что Роб и Мэри решили: бросить, продать все и уехать «на новые земли», купить где-нибудь в очень дикой, безлюдной части страны участок с лесом, «чтобы и вода была», построить там бревенчатый дом, возделать кусок земли для огорода — и «начать все сначала». Ведь у Роба как бывшего полярного лётчика приличная военная пенсия, так что какой-то доход обеспечен навсегда. Они уже и участок присмотрели: кусок заросшего лесами скалистого берега в северной части штата Мэн, там, где писал свои картины Рокуэлл Кент. Я смеялся над ними:
— Да что вы, с ума сошли? Да вам через месяц надоест заготовлять и пилить дрова, носить самим воду, сидеть по вечерам при керосиновой лампе. А где друзья, с которыми вы могли бы разделить радость созерцания потенциальных красот ваших «новых мест»? И куда денете детей, ведь им надо учиться в хороших школах? Чего вам здесь не хватает? Свежий воздух, вода, звери дикие приходят прямо в сад!…
— Правильно, Игорь, правильно, — поддерживал меня Поль. — А ты подумала о том, где будет учиться твоя Ребекка? И потом, как же «Чесапик-Инн»? Где я найду такого менеджера, которому я бы мог бы доверять, как тебе, во всём?
Но чувствовалось, что Роб и Мэри были непреклонны в стремлении сделать то, что делают последний десяток лет многие вполне преуспевающие мужчины и женщины Америки. А делают они вот что: бросают, продают свои дома, покупают дикие, заросшие лесом участки в северных местах штатов Нью-Хемпшир, Вермонт, Мэн, участки, с которых лет пятьдесят назад ушли, не выдержав конкуренции с южными штатами, фермеры, и «начинают жизнь сначала». Прорубают топором дороги для своих джипов, строят рубленые дома-избы, дровяные печи, выкорчёвывают участки для новых огородов и маленьких полей. И все это — под лозунгом «самообеспечения», то есть производства всего, что нужно для жизни, собственными силами.
А пока каждое утро, ровно в семь, мы с Робом кидались к его автомобилю и мчались на автостоянку в торговый центр городка. Там мы ожидали очередную машину нашего «карпула», то есть «автомобильного объединения», или, попросту, «пула». Такие пулы появились в последние годы в связи с ростом цен на бензин и оказались очень удобными. Роб дал объявление в местную газету о том, что он, которому надо ежедневно ездить в Вашингтон к 9.00 на такую-то улицу, угол такой-то, хотел бы вступить в пул из четырех-пяти человек для поездки на работу. Его автомобиль такой-то марки. Через несколько дней ему позвонили и предложили вступить в компанию, где уже было три человека. Каждый из них на своём автомобиле возил всех на работу в Вашингтон и обратно одну полную неделю. Зато остальные три недели ему надо было добраться только до автостоянки городка.
Однажды Роб почему-то должен был остаться дома. А «дежурил» на этой неделе сосед Роба по улице и по службе в НСФ, только работал он на другом этаже. Роб отвёз меня на автостоянку, подождал, когда приедет машина соседа, и ещё раз напомнил мне, чтобы я пришёл к тому месту, где сосед оставит в Вашингтоне машину, без опозданий. Мы благополучно доехали, сосед лихо вкатил в подземный гараж, расположенный прямо под зданием НСФ, и через минуту мы уже вылезали из машины. Я старательно запомнил приметы места, где был оставлен автомобиль, и мы пошли к лифту.
— Ровно в шесть! — ещё раз предупредил сосед.
Окончил я свои занятия в тот день рано, сходил в город, но без пяти шесть был уже в вестибюле здания, спросил, как пройти в подземный гараж, и мне показали двери. Войдя в гараж, я отсчитал нужное число колонн от правого торца здания, если смотреть из дверей лифта. Но на том месте, где должен был быть наш «фольксваген», стояла какая-то другая машина. Я взглянул на свои часы: без трех шесть. «Ну что ж, — подумал я, — хозяин, наверное, уехал, но запоздал вернуться. Подождём». Хожу себе по гаражу, рассматриваю марки машин. Вдруг я почувствовал, что со мной вместе ходит ещё кто-то. У меня даже возникла мысль, что он следит за мной. А когда я в этой мысли совсем утвердился, человек, держа руку в кармане, решительно подошёл ко мне:
— Что вы здесь делаете, мистер? — строго спросил он.
— Ищу машину моего друга, она должна быть вот тут, — указал я на занятое место.
— А вы уверены, что эта машина должна быть здесь?
— Конечно, меня же привезли на ней сюда сегодня утром! — решительно ответил я. Человек даже несколько смутился, отстал, а потом вдруг снова подошёл:
— А вы уверены, мистер, что ваш друг работает в секретной службе?
— В секретной службе?! Конечно, нет! То есть я надеюсь, что он не работает в секретной службе!
— Но ведь это же гараж только для сотрудников секретной службы! Поищите вашего друга в другом месте! Освободите это помещение! — уже как начальник, с металлом в голосе заговорил человек, по-прежнему держа руку в кармане.
— Послушайте, я ведь твёрдо помню, мы оставили машину вот у этой колонны под зданием НСФ, — взмолился я.
Сотрудник секретной службы задумался;
— А вы уверены, что не спутали этаж? Ведь под зданием НСФ десять этажей гаражей.
Мой испуг и удивление были так велики и так чётко написаны на лице, что сотрудник, провожая меня до лифта, даже извинялся. Я сел в лифт, доехал до первого этажа, а потом побежал обратно вниз по лестнице, добежал до второго подземного этажа — уже больше половины седьмого, Никого нет. Опять вниз, на третий подземный, — знакомой машины нет как нет. Мчусь на шестой этаж — и, о счастье, наша мисс Андерсон ещё не ушла домой. Она тут же позвонила в наш городок, узнала домашний телефон Роба, и через минуту я уже говорил с ним. Он объяснил мне, как доехать к нему на автобусе. Времени оставалось как раз достаточно, чтобы дойти до автостанции. Мисс Андерсон показала мне, куда идти, и через полчаса я уже ехал на знаменитой «Серой гончей», мчащейся по дорогам всей Америки.
Сойдя на автостанции, я долго озирался, соображая, куда идти, и не обращал внимания на маленькую демонстрацию, кричавшую что-то, и большой белый транспарант, который держали демонстранты. Но потом скандированные крики «Игор! Игор!» дошли до меня, и я прочитал надпись на транспаранте: «Добро пожаловать, Игор!».
Когда я приехал в Америку ещё через два года, Роба уже не было в «офисе», они с Мэри уехали-таки на свою землю в штат Мэн. Потом я получил несколько писем, где они писали, что купили небольшой полуостров в одном из заливов Атлантического океана и построили там дом, писали об удивительном счастье видеть, как земля родит то, что ты посеял. Потом переписка прекратилась. Когда я в 1980 году работал в одном из институтов США, я написал им письмо и получил ответ от Мэри. Я понял, что они не живут больше вместе и где сейчас Роб, она не знает.
«Добро пожаловать на наш остров!»
Много лет я не имел никаких известий о Робе. В ДПП тоже никто не знал, где он. Говорили, что он вернулся в штат Мэн, купил-таки снова землю с лесом и водой, говорили даже, что это остров в одном из заливов. И вот, осенью 1982 года, когда я работал в Буффало, от Роба пришло письмо. «16 октября, — писал Роб, — у меня день рождения. Так было бы хорошо, если бы ты приехал в этот день! Я и моя жена будем счастливы принять тебя на нашем острове». Значит, он и в самом деле купил себе остров! К письму была приложена подробная инструкция с планом, откуда следовало, что я должен доехать до такого-то города, оттуда — по такой-то дороге до высокого дерева справа с почтовым ящиком в трех милях от маленькой таверны на перекрёстке такой-то и такой-то дорог. «Против этого дерева, — писал Роб, — стоит дом моих друзей. Оставишь у них машину, вернёшься к дереву. От него в глубь леса идёт дорога…» И так далее, совсем в духе времён индейских вождей и золотоискателей.
«Я написал начальнику Лаборатории, где ты работаешь, — писал Роб дальше. — Прошу его отпустить тебя дня на четыре».
В тот же день руководитель Лаборатории попросил меня зайти к себе:
— Я получил письмо от нашего общего друга Роба, — сказал он. — Почему бы тебе действительно не съездить туда? Я тебе даю два дня отпуска и прибавь к этому субботу и воскресенье. Советую ехать на машине, которую мы тебе предоставили, это и интереснее, и дешевле.
И я решился. Написал письмо Робу, он тут же мне ответил, обещал встретить. Вот так, проработав день в холодильнике, где хранился мой керн, залив бак горючим, накачав шины и запасшись съестным, спальным мешком и палаткой, я выехал по прямой, как стрела, дороге номер 90 на восток, к берегу далёкого пока Атлантического океана. Было это в пять вечера.
Только в полночь подъехал я к маленькому городку под громким названием Аустерлиц. Рядом с ним на карте была нарисована маленькая палатка, которая означала, что там есть «кемпинг», то есть что там можно поставить палатку или остановиться в трайлере. При выезде с дороги призывно горели огни: «Мотель», «Есть вакансии».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19