Обращался в магазин 

 

После секундной растерянности хозяин пригласил нас в небольшую комнатку. Оказалось, что Дан работает механиком на фабрике по производству вентиляторов для автомобилей. У него двое детей: сын лет трех и дочка немного постарше. Жена Дана, Эдна, не работает. Те триста сорок долларов, что приносит ей муж, – единственный капитал семьи. Домик Дана обставлен очень просто.
Г-жа Эдна Беллорт держится более уверенно и первая отвечает на вопросы. Мы спрашиваем, сколько стоит их домик. Оказывается, семнадцать тысяч двести долларов.
– Вы, конечно, купили его в рассрочку? Сколько уже успели заплатить?
– За много лет немногим более семи тысяч, – сказал Дан Беллорт.
– Если в мире будет все в порядке, – смеется г-жа Беллорт, – мы, может быть, сумеем рассчитаться, правда, Дан? – И молодая женщина обнимает мужа за плечи.
– Что бы вы хотели передать от себя в Советский Союз?
Хозяева задумываются.
– Мы хотели бы больше знать о ваших людях, – произносит мистер Беллорт. Он немного медлит и добавляет: – Про детей, например.
– А ты что, и вправду веришь, что у них дети появляются на свет не как у нас? – шутит г-жа Беллорт…
Все семейство вышло проводить нас. Просим разрешения сделать снимок.
– Неужели опубликуете его в газете? Но ведь я не кинозвезда…
Мы говорим, что в наших газетах куда больше портретов простых людей, чем кинозвезд. Щелкаем затворами фотоаппаратов и дружески прощаемся с семьей Беллорт.
Поколесили по каким-то маленьким боковым шоссе еще некоторое время, затем, разбившись на три группы, поехали в семьи кливлендцев. По программе поездки, это «мероприятие» так и значилось: «беседы за столом у известных горожан». Известным горожанином, к которому вместе с товарищами попал я, и был мистер Стербенс.
…Снова собираем чемоданы. С каким чувством делегация покидает Кливленд? Вот слова песенки, которая была сочинена коллективно сразу после утреннего «инцидента»:
Моя дорогая!
Я в штате Огайо.
Погулять я мечтаю
На чужом берегу,
Но не дремлют пикеты,
Получая монеты,
Потому по Кливленду
Я пройтись не могу.
Но не думай, родная,
Что в штате Огайо
Мы не встретим улыбок
И хороших друзей.
Мы пройдем сквозь пикеты
Что торчат до рассвета,
Принесем мы привет
От советских людей.
Пусть простят нас поэты: мы понимали, что рифмы песенки далеки от совершенства. Среди нас не было композитора, и мы просто «излагали наши мысли» на уже знакомые мотивы. Песенку пели не раз и не два. И особенно громко, с подъемом, когда мчались, окруженные полицейскими машинами, в тихую «Акадию» Сайруса Итона.
Поздно ночью, когда мы упаковывали свои пожитки, к Борису Полевому явился Эдмунд Глен:
– В Чикаго предстоят еще более крупные беспорядки.
Мы поняли, что кое-кто в Соединенных Штатах Америки хочет свести на нет значение нашей поездки, и отказались посетить Чикаго. Изменили маршрут и ранним утром вылетели в Солт-Лэйк-сити, что в переводе на русский означает Город Соленого озера.
Перед самым отъездом ко мне в номер позвонил мистер Маэр. Он пожелал делегации счастливого пути, новых интересных встреч. Говорить ему по-русски было очень трудно, но он вышел из положения, повторив слова, которые передавали многое:
– Не забудьте написать, что я сохранил грамоту…
ГОРОД СОЛЕНОГО ОЗЕРА
Самолет летит в Солт-Лэйк-сити. Путь большой. Мы почти пересекаем Соединенные Штаты от края до края. Погода великолепная, и пассажиры то и дело поглядывают вниз. Озеро Мичиган напоминает сверху разлив застывшей лавы. Его вздыбленная, морщинистая поверхность темно-стального цвета, и тени от туч лежат на неподвижной воде причудливыми сиреневыми, фиолетовыми, оранжевыми пятнами.
Остановка следует за остановкой. В Америке самолеты делают частые, но кратковременные посадки. Пассажиры узнают нас, и в воздухе продолжаются диспуты и прессконференции. Позади уже города Милуоки и Омаха. Подлетаем к Денверу. Этот город знаменит своим целебным воздухом. Здесь расположены многочисленные клиники и госпитали. В одном из них лечится после сердечного приступа президент Соединенных Штатов Америки Эйзенхауэр. Мы посылаем ему телеграмму с пожеланием скорейшего выздоровления.
В Денвере пересадка с четырехмоторного на двухмоторный самолет, которому предстоит перевалить отроги Скалистых гор и доставить нас в Солт-Лэйк-сити. На аэродроме Денвера снова короткое интервью. На этот раз его берет молоденькая журналистка с переносным радиопередатчиком на спине. Все, что мы говорим, моментально слышат жители Денвера.
Темнеет. Вид из окошечек самолета прекрасный. Солнце ушло на запад. Очертания гор выписаны по небу черной, вороного отлива краской. Небо непрерывно мерцает, переливается, будто подсвечивается из-за гор гигантскими цветными прожекторами. Оно то золотисто-лимонное, то бледно-оранжевое, то синее-синее, с розовыми трепещущими подпалинами по горизонту. В самолете тихо. Все молчат, покоренные чудесным видением. Но, будто боясь утомить пассажиров, в какую-то минуту красочная феерия гаснет.
Сосед Бориса Полевого, майор воздушных сил, вошел в самолет в Денвере.
– Хэлло, парень! – Майор обращается к Полевому. – Глоток виски, – и он протягивает в нашу сторону плоскую карманную бутылочку. Майор «навеселе» и поэтому разговаривает со всеми запросто.
– Пусть лопнут мои глаза, – продолжает он, – если вы не русские ребята! О'кэй, мы никогда не воевали друг с другом. И вообще я не желаю летать к вам.
Майор просит нас спеть что-нибудь русское.
– Во время войны я бывал в Германии. Дух захватывает, когда поют советские солдаты!
Майор делает еще несколько глотков и глубоко садится в мягкое кресло. Возле наших мест собираются почти все пассажиры. Стюардесса – девушка, которая сопровождает самолет, – шутит:
– Этак машина может перевернуться: весь груз сосредоточен на одном крыле.
Но и она присаживается к нашему «поющему шалашу».
В таком положении не очень важно, что у нас отнюдь не выдающиеся голоса. Слышится в американском небе русская песня «Степь да степь кругом». Подключились к хору и американцы. Хоть слов не знают, но мелодию подтягивают с удовольствием, в том числе и майор. Голос у него грубоватый, но американские песенки он поет лихо, сам себе прихлопывает, сам себе притопывает, – аккомпанемент хоть куда! Майор так увлекся, что чуть не забыл сойти в небольшом городке Огдене. Это наша последняя посадка перед Солт-Лэйк-сити. Стюардесса настойчиво провожает его к двери.
– Прошу вас, мистер, билет уже кончился.
– А что вы думаете, – говорит девушка не то себе, не то нам, – этот майор может сейчас улететь даже на Аляску. Жена и горячий пудинг будут ждать его напрасно…
Последнюю фразу девушка произносит с грустью. Оказывается, стюардессы в Америке не имеют права выходить замуж. Семья, дети, по мнению авиакомпании, «обуза» для стюардесс.
– Ну, а если вы все-таки решите выйти замуж?
– Уволят, – коротко отвечает девушка. – А работу найти не так-то просто, ни на земле, ни в небе.
Прилетели поздно. К счастью, программа ничего не предусматривала на вечер, и мы были свободны. Впервые за время пребывания на американской земле здесь, в Солт-Лэйк-сити, мы, что называется, услышали настоящую, не тревожимую ревом моторов тишину. В гостинице тихо. Впрочем, это понятно: Солт-Лэйк-сити хоть и столица штата Юты, но маленький городок. Нам не удалось установить точно, но, кажется, здесь никогда прежде не бывали советские люди.
Солт-Лэйк-сити, подобно зубчатым стенам, окружен горами. Городу всего сто семь лет. В недалеком прошлом здесь были дикие места, привольный край индейцев. Пришельцы сначала загнали индейцев в горы, а потом и совсем истребили. Шла война за землю и между белыми. «Право сильного – и больше никакого права», – таков был закон Юты, теперь одного из штатов Америки. В гербе Юты – изображение белоснежной лилии. По преданию, индейцы не сражались на поле, где она растет, и пришельцы с легкостью занимали покрытую диким цветником землю. Немало других легенд и анекдотов рассказывают об этом крае.
В городе часто можно встретить изображение чайки. Говорят, когда-то налетела сюда саранча. Она грозила превратить землю в черную пустыню. Но появились чайки и начали истреблять саранчу. Жажда мучила птиц. Они улетали на Соленое озеро, там «очищали» свои переполненные желудки и снова пожирали саранчу. Так это или не так, но Юта действительно не похожа на пустыню. Воздух здесь чист и звонок, подобно ключевой струе, а земля дарит человеку, тому, конечно, кто ею владеет, многое. В штате богатейшие залежи меди, угля, хорошо развито сельское хозяйство. До сих пор в горах бродят неисчислимые стада оленей. В городе всего двести тысяч жителей, и восемьдесят тысяч из них – охотники. Мы видели как-то охотника, который катил на автомобиле. К багажнику была привязана огромная голова красавца оленя. Олень был убит, видимо, совсем недавно: на серой бетонной дороге отчетливо вилась кровяная полоска.
Но кто же сто лет тому назад завоевал себе в Юте право на жизнь? Мормоны. Я не буду вдаваться в тонкости законов и обычаев этой религиозной секты. Ее основатели сделали все, чтобы подчинить веру человека требованиям американской жизни, духу пресловутого «свободного предпринимательства», который прежде всего означает свободу сильного над слабым, силу богатого над бедным. Мормоны – крепкая, сильная и очень развитая религиозная секта. До сих пор они рассылают в некоторые страны своих миссионеров. Глава церкви, ее первый президент г-н Мак Кей во время нашего визита к нему все добивался: «Нельзя ли купить в Советском Союзе хотя бы гектаров пять земли и начать проповедовать там наш мормонизм?» Естественно, мы ответили г-ну Мак Кею, что в Советском Союзе земля принадлежит народу и не продается.
Страшным и жестоким испытаниям подвергли главы мормонской церкви своих приверженцев. Когда мормоны пришли сюда, они прежде всего решили выстоять, осесть на земле. Схватки с индейцами и другими белыми уносили тысячи жизней. Тогда законом церкви было провозглашено многоженство. Нравственность, мораль, забота о детях – все было забыто. Бригэм Янг, один из первых мормонов Юты и столпов церкви, имел двадцать одну жену.
Конечно, время кое-что изменило в мормонизме.
Теперь церковь требует, чтобы каждый верующий имел только одну жену. Но и сейчас в местных газетах мелькают сенсационные сообщения о вновь «обнаруженных» многоженцах.
Верующие платят церкви десять процентов со всех своих доходов. Ночью и днем, в любое время к мормону может нагрянуть церковный контролер и узнать, что он читает, что ест, о чем говорит с друзьями. Контролер может проверить его доходы, подслушать его мысли и даже заглянуть в мечты. Немало мрачных рассказов Конан-Дойля рисуют нравы этой церкви.
Но сказанное, конечно, не означает, что мы не встретили в Солт-Лэйк-сити привлекательных и думающих людей. Немного суровые и с виду замкнутые, наши хозяева, как принято говорить, средние американцы, весьма охотно беседовали с делегатами. В Америке много делается для того, чтобы понизить интерес человека к общественным, политическим событиям. Вы часто можете услышать: «Я политикой не интересуюсь». Но какой политикой? В глазах среднего американца, в том числе и в глазах жителя Солт-Лэйк-сити, скомпрометировали себя платные политиканы, профессиональные говоруны, которых американцы слышат довольно часто. Именно в этом смысле надо понимать выражение «политикой не интересуюсь». Но это, конечно, не означает, что средний американец ничем вообще не интересуется. Нас могли остановить прямо на улице.
– Пришлите к нам ваш балет, – говорили одни.
– Что общего между коммунизмом и христианством? – спрашивали другие.
Однажды в Солт-Лэйк-сити, когда мы возвращались из главного офиса, правления мормонской церкви, нас рассмешил мальчишка, ехавший мимо на велосипеде. Он громко по-русски, правда с большим акцентом, закричал:
– Э-то ок-но! – и показал рукой на витрину. Воодушевленный тем, что мы поняли его без переводчика, мальчишка тут же добавил:
– «Ди-на-мо», фут-бол, – и поехал дальше.
Масса подобных случаев свидетельствовала о том, что среднего американца волнует не только то, где найти ему паркинг (стоянку для машины) или как устроить модную прическу – копию с головы очередной кинозвезды. Может быть, как раз потому, что рядового американца слишком долго подталкивали на узкий, ограниченный путь, он сегодня еще скажет вам: «Я не интересуюсь политикой», но тут же добавит: «Хорошие у нас были отношения во время войны против Гитлера. Как бы их снова наладить». Среднего американца волнуют советско-американские отношения. Он ждет их улучшения и хочет что-то сделать для этого.
Так думает простой человек. Его мнение сказалось на все усиливающейся критике внешней политики Соединенных Штатов в самой Америке и за ее пределами, особенно после исторической встречи Глав Правительств четырех великих держав. Простого, рядового американца империалистические агрессивные круги Соединенных Штатов изо дня в день запугивали «агрессией с Востока». Но американец видит, что на Востоке строят мирную жизнь, предлагают запретить использование атомного и водородного оружия, сократить обычные вооружения и вовсе никому не угрожают. Какой бы тугой и плотной пеленой ни были закрыты глаза и уши американца, что-то правдивое и честное о миролюбивой политике Советского Союза до него все-таки доходит.
Правда, это осознание реальных фактов международной обстановки происходит медленно, поскольку враги мира в Америке придумывают все новые и новые обманные ходы. Но величайшее, всемирное значение миролюбивого, открытого, последовательного курса нашей международной политики в том-то и состоит, что враги мира, в том числе враги мира в Америке, все меньше смеют теперь открыто призывать к войне, ибо встречают в ответ ненависть народов. И все чаще в той же Америке находятся лица, которые, во всяком случае, на словах, для популярности среди простых людей не прочь выступить сторонниками мира и сосуществования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17


А-П

П-Я