Это была моя молодая жена, с которой я не успел познакомить Поэта. Кстати говоря, она совсем не знала шахмат.Великолепный седовласый Поэт поднялся во весь свой могучий рост и протянул руку выигравшему у него старичку:— Поздравляю от души, Приготовьте беляши!И добавил:— Страсть как их люблю.Непременно приду!Вместе со своим противником и девушкой, погубившей его «смертную (в отличие от бессмертной андерсоновской) партию», Поэт перекочевал к моей доске, где борьба должна была решить исход матча, ибо после окончания девяти партий литераторы вели в счете с преимуществом в одно очко.Я слышал, как за моей спиной наш Капитан А.А. громко рассуждал о великом искусстве незабвенного Капабланки делать ничьи, угрожая тем самым самому существованию шахмат. Капитан старался, чтобы я услышал его и понял, что обязан сделать ничью любой ценой.Впрочем, положение на доске, пожалуй, было равное, несмотря на недостачу белой пешки. (Диаграмма 1.) Во всяком случае, мне беспокоиться, казалось бы, не приходилось.Белые сыграли: 37.Ке1, напав на мою ладью и грозя вторжением своей ладьи на е2. Легко убедиться, что шах ладьей 37.Ле1+ вел просто к потере пешки g2 и давал мало шансов на продолжение атаки. Ходом коня мой противник и защищал (по крайней мере от короля) пешку g2 и вселял надежды на многообещающую атаку. Спокойной игрой свести эти шансы к нулю, вероятно, не составило бы труда. Скажем: 37…Ле3 и на 38.Фb1 Фd1 39.Ф:f5 Ф:е1 40.Л:е3 Ф:е3 41.Ф:d5 g4+ 42.Kph5 gh 43.gh Ф:h3 — ничья!Все это я рассчитал, времени до контроля у меня было достаточно (в отличие от моего противника!), но… Вариант показался и длинным и скучным. К тому же рядом со мной сидел художник шахмат Гурвич, а напротив стояла, смотря не столько на доску, сколько на меня, вызывая мой ответный взгляд влюбленного, «слишком красивая», по словам Поэта, «девушка» — моя молодая жена. И мне захотелось покрасоваться перед ней и блеснуть замашками этюдиста. Пусть, в отличие от Гурвича, она не поймет отражения своей красоты на шахматной доске, но, быть может, услышит восторженные восклицания окружающих! У партнера на часах ожил флажок. И я сделал безумный цейтнотный ход — пожертвовал «на ровном месте» ладью! Все ахнули.37…Лh3+.Противник мой вздрогнул. Ход был неожиданным. Флажок на его часах грозно поднимался, а он думал…План мой, как мне казалось, был ярок и верен: оживить черную пешку g5, с темпом перебросить ее на h3, откуда она будет стремиться превратиться в ферзя на h1!Молодой полковник с седой головой взглянул на часы и нерешительно взял ладью пешкой — 38.gh.Собственно, ничего другого ему и не оставалось. И совершенно напрасно возвышавшийся над зрителями наш Поэт внятно, с расстановкой по слогам произнес:— Не вижу здесь лад я, Коль гибнет так ладья!Я взглянул на Гурвича. Он был непроницаем, но мне показалось, что он укоризненно качнул головой.Я не давал опомниться загнанному в цейтнот противнику.Вот позиция, стоявшая тогда на доске. Ход черных. (Диаграмма 2.) Но есть ли у белых выигрыш? Неужели моему дерзкому плану оживления пешки g можно противопоставить другой план?И я стал выполнять свой план: 38…g4+ 39.Kph5!Противник сыграл быстро. У него не было времени. Я и теперь не знаю, почему он двинул короля вперед, а не отошел назад? Тогда не получился бы финал, который он не мог — честное слово! — не мог видеть в цейтноте! — 39…gh.Я осуществил свой замысел. Пешка g превратилась в грозную проходную, но… нашла коса на камень. На доске, по существу, завязалась не только борьба фигур, но и борьба планов! Чей план окажется дальновиднее и результативнее? Конечно, король мой открылся. Ладья могла его шаховать. Но я предвидел это и считал, что закроюсь от шаха конем, который надежно подкреплен пешкой f5. Так оно и случилось. Партнер мой сделал последний до истечения времени ход: 40.Лg7+ Kg4! — как и было задумано!Казалось, все в порядке! Моя ожившая пешка на h3 доставит белым достаточно хлопот. Как они теперь пойдут, какой ход будет записан при откладывании партии? Ждать придется до завтра!Я осмотрел зрителей. Жена улыбнулась мне, и я был вознагражден за свое шахматное ухарство. Капитан А.А. хлопнул меня по плечу и, наклонившись к моему уху, шепнул:— Ничья! Молоток! Правда, не капабланковская. Вычурная…Моей ничьей было достаточно для выигрыша матча.Я встал и вместе с друзьями отошел к камину, огромному, глубокому, где когда-то завораживающе пылали угли. Гурвич захватил шахматную доску и, засунув ее в камин, поставил ее там на решетку (наверно, чтобы не видны были варианты), расставил отложенную позицию.— Ничья, говорите? — обратился он к А. А. — Подождите, как бы атака не привела к мату.— К мату? — презрительно усмехнулся Капитан. — Ваши маты бывают только в задачах. Ллойд там… или, куда ни шло, наш Петров. Еще Пушкину понравилась его задачка — «бегство Наполеона из Москвы». Здесь Наполеоном, извините, не пахнет. Анахронизм это, с позволения сказать!— Но позволения как раз и нет! — отпарировал Гурвич. — Все результативные партии заканчиваются матом. Правда, не все доводятся до него. Но мат венчает удачную атаку на короля.— Атака, говорите? Так она захлебнется, как котенок в колодце! — продолжал Капитан. — Одна пешка h чего стоит!Жена понимала, что спорят из-за меня, что я взбудоражил всех, но что все равно пора идти домой. И она передала мне это взглядом. Но я сделал вид, что не понял.К камину подошел Поэт и продекламировал, глядя на мою жену:— А как он ловко съел ладью! Пешченкой раз — и нет, адью!Капитан наблюдал, как полковник заклеивает и передает судье конверт:— Интересно, какой ход он записал?— Скорее всего 41.Л:g4+, — отозвался Гурвич.— Что? Жертва качества! — удивился Капитан. — Зачем? — И он взял белую ладью черной пешкой: 41… fg. — И что же? (Диаграмма 3.)— А вот теперь шах слоном, чтобы затормозить пешку h, — показал Гурвич: 42.Сc5+ Kph2.— Собака не лает, когда зарыта. Так где? — спросил Капитан.— Все дело в том, знает ли он этюды, есть ли у него эстетический шахматный глаз? — загадочно произнес Гурвич.— Что за «клеточная эстетика»? — возмутился А. А.— Надеваю «эстетические очки», не подыщу рифмы. Что надо увидеть? — спросил Поэт.— Блестящую матовую комбинацию, — заверил Гурвич.— Да что он, Алехин, что ли? — возмутился Капитан. — Или все мы тут слепые котята?— Просто вам нужна ничья, вот ее вы и видите. Алехин, конечно, разгадал бы позицию! Решил этюд!— Он не Алехин, а Сахаров, Борис Андреевич, — вмешался я. — Мы прежде с ним не встречались. Не знаю его отношения к этюдам, но нам с Абрамом Соломоновичем, этюдистам, в отложенной позиции действительно видится мат.— «Видится, кажется»! Раньше в таком случае крестились. А теперь все — басурмане. Так что за нечистая здесь сила? Покажите, — потребовал Капитан.— Покажем? — спросил меня Гурвич.Я молча кивнул и двинул вражеского ферзя, грозя матом, на g1 — 43.Фf1!Капитан оттеснил меня от камина и стукнул фигурой по доске:— Есть защита! — 43…Cg2! Нате, выкусите! Пожалуйте бриться! Какой уж тут выигрыш! Не до жиру…Друзья впоследствии подтрунивали над ним, говоря, что он потому отказался от газовой плиты, что грел чайник темпераментом.Все смотрели в камин на «пылающую там позицию» и переглядывались.— Так ради какой псевдоэстетики жертвовали вы ладью на g4? Покажите нам, несмышленышам, — требовал Капитан.— Покажем? — опять спросил меня Гурвич.Я снова молча кивнул и дал шах конем собственному королю: 44.Кf3+. (Диаграмма 4.)— Ну уж позвольте, мушкетеры! — возопил, втискивая свое громоздкое тело в камин, Поэт. — Знаем мы этих этюдистов, стрекулистов. У них все построено, как у рыбаков, на приманке. Клюнет рыбка, и он ее вытащит. А мы не клюнем — и тогда «дырка» — опровержение этюда!— Бывает, конечно, — согласился Гурвич. — Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.— Хода обратно не попрошу, — заявил Поэт и сделал ход: 44.Kpg3.Гурвич усмехнулся и показал вариант:— 45.K:d2 С:f1 46.K:f1 Kpf3! 47.Kph4! — это очень важный ход! (Диаграмма 5.). — 47…Kpg2 48.Ke3+ Kpf3 49.K:g4 Kpg2 50.Cd6 — и белые выигрывают!— Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47…g3! — попробуйте-ка взять пешку? А?— А мы другую возьмем, — улыбнулся Гурвич. — 48. Kp:h3 g2 49.Kh2+ (Диаграмма 6.), — и вы, черные, проиграли.— Черные не вы, а мы! — неожиданно вмешался Капитан. — Вернемся назад. Благо шахматисты — единственные, кто владеет «машиной времени» и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.— Тогда последует заключительная фаза комбинации, — показал я: — 44…gf 45.Фf1+ Kpg3 46.Фf2+.— Ферзя-то зачем зевать? — крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.Я поставил на его место черного и объявил:— Cd6 — мат! (Диаграмма 7.)— Обратите внимание, — заметил Гурвич. — Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем — четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.— Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? — прошептал я.— Все это позволило белым, — не слушая меня, продолжал Гурвич, — дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.— Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, — сердито буркнул Капитан.— И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, — продолжал Гурвич. — Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. — И он взглянул на Капитана. — Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! — И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.— Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! — вскипел Капитан. — Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!— Но зато какой мат получили, — улыбнулся Гурвич.— Блестящий проигрыш! — всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:— Кто бывает рад, Когда получит мат?Конечно, этюдист!Попробуй разберись!Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!Подойдя к нам и извинившись перед моей женой, он несколько застенчиво обратился ко мне:— Я очень рад, что встретился за доской с этюдистом.— Почему? Вас интересуют этюды или способность этюдиста к практической игре?— Видите ли… я сам немного этюдист. Хочется показать вам некоторые мои слабенькие этюды.Мы переглянулись с женой и вернулись в гостиную, где столбиком стояли на столе еще не унесенные комплекты шахмат.— Какие же этюды вы составляете, Борис Андреевич? — поинтересовался я.— Стремлюсь выразить что-нибудь необыкновенное, хотя я совсем не «гений, парадоксов друг». Вот, например, мой самый первый этюд — мат одним конем в середине доски.— Представьте, мой первый этюд тоже был на такую тему, только конь был превращенный. А еще какие темы вас занимали?— Да вот еще… Этюд несовершенный, конечно, не все поля вокруг короля активно блокируются пешками, но все-таки получился мат в середине доски одним слоном.— Одним слоном? — не веря ушам, переспросил я.— Да, но вокруг черного короля, к сожалению, одни лишь пешки, фигур нет.Я ужаснулся. Только жена заметила это, но, как и я, постаралась не подать виду. Она наблюдала, какие страсти владеют людьми, всего лишь смотрящими на шахматную доску. Ей было непонятно, но занятно.— Мне очень нравятся этюды Гурвича. Жаль, что он не играл сегодня, — продолжал Сахаров. — Мне близки его взгляды на этюды.— У нас общие вкусы, — заметил я, пристально глядя в лицо недавнему противнику. И я решился: — Скажите, Борис Андреевич, почему вы так долго думали над записанным ходом? Увидели этюд?— Знаете, так бывает в шахматах. Вдруг покажется. Хотите, я покажу вам записанный ход?— Нет! Зачем же! — запротестовал я. — Это против правил!— Это правила для игроков, а мы с вами этюдисты, художники!— Если хотите оказать мне доверие, то я им не воспользуюсь.Но я воспользовался! Неожиданно для себя воспользовался, едва он назвал записанный ход — 41.Л:g4!— Если вы записанным ходом жертвуете мне качество, то я сдаю вам партию, — объявил я.— Что вы! Зачем? — запротестовал он. — Нам предстоит еще сложная игра!— Даже красивая, этюдная. Я покажу вам ее. Мат одним слоном.— Вы решили подшутить надо мной! — Седой полковник стал сразу серьезным, подобранным, почти оскорбленным.— Отнюдь нет! — И я быстро расставил отложенную позицию и показал наше с Гурвичем ее решение.— Мат одним слоном при четырех активных блокированиях, — торжествующе сказал я. — Пешками, слоном и даже ферзем!Борис Андреевич нахмурился.— Я не видел этого финала, — отрезал он. — Вы зря сдали партию. Могли бы встретиться завтра.— Мы встретимся! Еще встретимся, — пообещал я.Он снова жестко пожал мне ладонь и учтиво поцеловал жене руку. Она смотрела на него, стройного, удаляющегося с высоко поднятой головой.— Зачем же было обыгрывать самого себя? — обернулась ко мне жена. Ей действительно было непонятно. А понял ли я?…Я до сих пор не знаю, ради чего Сахаров пожертвовал свою ладью на g4? Директор крупнейшего научно-исследовательского института, доктор химических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии и вместе с тем мастер спорта СССР по шахматной композиции Борис Андреевич Сахаров не оставил любимые шахматы. Случилось так, что ему привелось заменить меня на посту руководителя советских шахматных композиторов и вице-президента Постоянной комиссии по шахматной композиции ФИДЕ.Когда четверть века спустя я предложил Борису Андреевичу вернуться к его «детскому этюду» с матом одним слоном на середине доски, отразившемся на сыгранной нами когда-то партии, он охотно согласился на совместное творчество.Наша партия не сохранилась в записи, хотя Гурвич советовал мне убрать все лишние фигуры и представить идею в чистом, этюдном виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32