Во время штурма парламента они все были расстреляны! Очевидно, что 4-го октября за такими людьми была устроена персональная охота. Тогда уцелел только один — 35-летний преуспевающий банкир (президент МДК-банка )Андрей Дайнисович Айздердзис. Но сразу после публикации в собственной газете «Кто есть кто» списка 266 «воров в законе» 26 апреля 1994 года и отказа сотрудничать с неизвестными, назвавшимися представителями Тяжлова, был убит и он (по другой версии — поводом для убийства послужили теневые разборки ).
И все же, благодаря самоотверженным людям, многое стало известно. Во всяком случае, фактов вполне достаточно для присуждения высшей меры многим «шишкам» сегодняшнего истэблишмента.
Факт. Начиная с 24-го сентября, Ельцин практически каждую ночь пытался организовать вооруженный штурм парламента; бойня откладывалась и переносилась на следующую ночь по не зависящим от него обстоятельствам.
Первое официальное предупреждение о том, что будет предпринят штурм «Белого дома» в случае отказа подчиниться, сделано 24-го сентября. В тот же день Х (чрезвычайным) Съездом Народных депутатов было принято решение об одновременных перевыборах депутатов и президента не позднее марта 1994 года.
…Приехали к г-ну Х в 12.00. Василий отправляется прямо в логово противника к своим источникам в МВД, пообещав на обратном пути заскочить в магазин за фонарями, носками и провиантом. Г-н Х с большим интересом спрашивает о нашем положении. Информирую его о раскладе сил. Честно говорю, что либо сегодня ночью нас раздавят, либо через неделю многое в стране будем определять мы. Прошу помочь хотя бы бронежилетами. Рекомендую его главному отсидеться эти дни «в кустах». Г-н Х довольным тоном сообщает о принятых мерах перестраховки… Расспрашивает, как мы все протащим в «Белый дом». В помощи не отказывает, только опять просит пару часов на подготовку. Обещает, что сейчас свяжется с Главным, потом поедет и проведет совещание в своей негласной епархии…
В 17.00 подъезжает, как мы и договаривались, Василий. Он знакомит меня со своей женой. Обсуждаем ситуацию и решаем еще немного подождать.
В 17.20 г-н X, наконец, выезжает. По дороге опять говорит: «Жди». Выхожу вслед за ним на проходную, где меня должен ждать Василий с машиной. На моих глазах г-н Х склоняется к постовому и, показывая на меня глазами, что-то тихо говорит тому на ухо. Знакомый офицер испуганно смотрит на меня. Когда я предъявляю свой пропуск, он его забирает и вызывает начальника охраны.
Я потрясен таким предательством и неблагодарностью. Еще больше — бессмысленностью поступка.
Он ведь ничего не приобретал от того, что «сдаст» меня, только терял. Он мог бы просто по-дружески отказать в помощи, и я бы его понял.
Все-таки всегда нужно иметь дело с расчетливыми карьеристами. Это гарантирует, что вы можете правильно просчитать варианты их поведения и не будете сталкиваться с непредсказуемыми глупостями.
Совсем недавно я выручал этого рвущегося на вершину пирамиды чиновника. По его личной просьбе мои офицеры… И вот меня заводят в комнату его начальника охраны. Первый вопрос был о наличии оружия. Я искренне удивился и от изумления предложил себя обыскать. (Оружия у меня действительно не было. Обыскивать меня не стали. Спросили, кто мне выписал пропуск… К счастью, я действовал по номерному Распоряжению особой государственной важности. Предложил связаться непосредственно с подписантом.
Начальник охраны сразу все понял… Спросил, какое у меня звание. Глядя мне в глаза, он многозначительно сказал, что, видимо, в одном кабинете я слишком много сказал, поэтому меня и подставляют. Объяснил, что он вынужден хотя бы изъять пропуск за подписью г-на X, порекомендовав мне завтра же выписать другой непосредственно у подписанта. Советовал ничего не говорить г-ну Х и ни в коем случае не приходить сюда с оружием, чтобы избежать в отношении себя провокаций.
Все длилось не более 10 минут, в течение которых фактически и решался вопрос о нескольких годах моего заключения.
На улице я сказал Василию, что у людей г-на Х было достаточно времени на подготовку, и если он сейчас узнает, что меня выпустили, нас могут перехватить но дороге. В машине я зло и ожесточенно ругался. Успокоившись, переключился на другие проблемы, в частности, интересовался мнением Василия, какая реакция, на его взгляд, последует у людей после ночного штурма и подавления парламента.
Его оценки реалиста были пессимистичны — народ не поднимется. Скорее всего, результатом насилия станет массовая покорность, люди затихнут и перестанут громко роптать. Расхожим станет оправдание типа: «Если уж таких ребят сломали, то что же мы можем сделать…».
Доехали до Краснопресненской набережной без приключений. Въезд на территорию «Белого дома» уже был заблокирован. Милиция держалась необычайно грубо. Удостоверение Руцкого не подействовало. Передали, как обычно, по радиостанции в присутствии постовых номер машины и бляхи капитана милиции кавказского вида, остановившего нас, несмотря на бумагу.
Заехали со стороны Трехгорки, проскочив первое оцепление на Рочдельской улице как местные жители. В одном из дворов оставили машину. Подошли ко второй цепи оцепления на Рочдельской около переулка Глубокий. Как мне показалось, это были солдаты Софринской бригады ВВ в форме ОМОН. Был виден 8-й подъезд «Белого дома».
Они никого за оцепление не пропускали, но держались не зло. Старший по званию, смеясь вернул удостоверение Василия: «Офицеры! Я не сумасшедший вас туда пропускать!» Было темно. Спросили их, давно ли они стоят, и что знают о происходящем.
Оказалось, час назад кольцо оцепления полностью сменено на вновь прибывших. Ребята воевали в Осетии и о происходящем ничего не знают, кроме стандартного — «коммуно-фашисты». Разговорились. У офицера были пытливые и тревожные глаза, которые я всегда встречал в любых группах служак, выставленных против нас. Он явно пытался сориентироваться и разобраться в происходящем.
Василий перечислил офицеру имена защитников парламента, воевавших в горячих точках рядом, упомянул знакомых лично ему по этим боям офицеров бригады. Тот с уважением сказал, что знает некоторых из наших бойцов. Конспективно изложили суть происходящего, сценарий предстоящей рокировки. Это не была пропагандистская беседа. Была попытка с двух сторон в телеграфном стиле за пять минут получить оценку происходящего. Все подтверждало полученную Василием информацию, что сегодня произойдет кровопролитие.
С какой-то горечью и безысходностью я вслух констатировал, что за оставшееся время баррикадники не успеют ничего рассказать солдатам в оцеплении и передать им документы парламента, что через несколько часов нас как пушечное мясо бросят друг на друга, бросят по желанию властного дегенерата и будут со стороны наблюдать, как русские убивают русских. Сказал, что наших собеседников, как получивших специальную подготовку в ОМОН, погибнет меньше, чем людей в «Белом доме».
Один солдат честно сказал: «Какая там специальная подготовка! Нас просто одели в форму ОМОНа!» Автоматически ответил: «Какая разница, значит вас погибнет больше, чем наших».
Мы не стали скрывать, что если сможем попасть в Дом, то тоже возьмем в руки оружие. Солдаты ответили, что им до дембеля пара недель, и если ночью поступит такой приказ, то они просто уйдут. Офицер же молча освободил проход в «Белый дом» и сказал: «Проходите!» Это был благородный жест. Пожелали друг другу, чтобы ночью ничего не произошло, а солдатам — дембеля.
…За время нашего отсутствия перед «Белым домом» состоялся наиболее многочисленный за все время митинг. Но я об этом узнал только утром. Поднялись на 13-й этаж. За нас уже беспокоились, так как после нашего последнего сообщения в эфире на вызовы мы не отвечали. (Радиостанцию Василия нам пришлось выключить у оцепления.)
В кабинете были гости, в их числе Проханов и пара депутатов. Не стали пока рассказывать о задержании. Доложили главное. Получили с Василием замечание от Ачалова за манеру докладывать. То, что по сценарию нужно кровопролитие и речь идет в большой степени о нашей крови, дошло до всех.
Нам сообщили, что около 20.00 в столкновении демонстрантов с ОМОНом у метро «1905 года» Виктору Алкснису сломали ключицу и разбили голову. С переломом он увезен в институт Склифосовского.
Вечером Ачалов впервые провел совещание с командирами подразделений. Я признателен ему за это. Совещание это было просто уважительной формой дня того, чтобы в последний час, ничего не говоря, выразить нам признательность за поддержку. Мы сидели за огромным столом в кабинете 13-42. Он спросил: «Все ли здесь свои?» Большинству не знаком был только командир группы «Север». Командира группы хорошо знал один из авторитетных офицеров. Это сняло все вопросы. — Ачалов попросил всех поочередно по кругу высказать свое мнение и предложения. Начали с Ивана. Как человек с боевым опытом он поставил вопрос о плане прорыва. Ачалов отрубил: «Оставь эти пакостные мысли!» Все высказались за то, чтобы держаться вместе и стоять до конца. После этого лично у меня упала гора с плеч. Оказалось, что в таких вопросах просто необходима полная ясность.
Был высказан и ряд тактических пожеланий. В частности, поднят вопрос о границах охраняемой территории: о том, что необходимо определить, с какого их шага мы должны начинать действовать. Дело в том, что оцепление эмвэдэшников со стороны набережной в этот день зашло на 10 метров на нашу территорию, и при такой тактике они вполне могли вскоре оказаться непосредственно у наших дверей.
Предложение из арсенала приемов психологической войны (объявить при начале штурма через громкоговорители эмвэдэшникам о наличии у нас работающего военного трибунала) было отвергнуто Ачаловым в резкой форме.
Ачалов, как всегда, на лету схватывал суть предложений и записывал. В заключение он поблагодарил нас всех, сказал, что много почерпнул из нашего совещания, что все предложения полезны и своевременны.
После того, как все разошлись, Веслав, повернувшись к своему офицеру, сказал: «Все будет длиться 20-25 минут. После чего им останется подавить только несколько оставшихся огневых точек». Составил стулья и стал укладываться спать. Мне сказал, что я тоже могу спокойно ложиться, так как при начале атаки всегда бывает несколько минут на сборы. Стрелять надо по ногам…
Я прочувствовал тогда, что ощущали окруженные в 1941 в ожидании рассвета, когда понимаешь, что и уйти нельзя, и победа невозможна. Угнетало не столько предательство г-на X, сколько то, и что меня и всех нас уже заживо списали. Чуть ли не кожей ощущалась черта, разделяющая живых и мертвых, а душу терзал один невысказанный вопрос: «Почему же все так несправедливо и неудачно оканчивается?»
Это был самый тяжелый для меня вечер, когда ничего уже не осталось, кроме усталости, безнадежности и обиды преданного. Навалилась какая-то смертельная сонливость, я засыпал на ходу. Петр-кормилец уступил диванчик в предбаннике «спальной» Ачалова и дал одеяло. В глухой тоске лег спать в обнимку с автоматом.
…Проспал утром даже выход Ачалова. Он не стал никого будить и ушел на обход без охраны, что после Степанкова и ночной тревоги было недопустимой оплошностью.
Ночью Дмитрий стал свидетелем оригинального выступления Хасбулатова перед депутатами в зале Совета Национальностей. Хасбулатов пришел в зал в каком-то домашнем виде и спокойно проинформировал депутатов, что группа «Альфа» получила приказ сегодня ночью физически ликвидировать исполняющего обязанности Президента Руцкого и уже проникла в здание парламента. Поздравив с этим депутатов, Хасбулатов невозмутимо пожелал им спокойной ночи и ушел к себе. Картина напоминала известную сцену из «Ревизора».
Естественно, что охрана Руцкого держалась этой ночью несколько на взводе. Досталось многим депутатам, поскольку охранники пытались перекрыть около апартаментов Руцкого на 3-м этаже привычный проход по коридору в находившийся на этом этаже зал Совета Национальностей. Дмитрию они ткнули ствол ручного пулемета прямо в живот, сказав, что у них категорический приказ никого не пропускать через этот коридор и открывать в случае необходимости огонь на поражение. Оказавшийся рядом депутат-сибиряк, также «словивший» животом ствол пулемета, послал их куда подальше и, отбив рукой ствол, прошел своим курсом.
Буквально через день по новой информации из аппарата Руцкого, в «Белый дом» была заслана группа из 6 человек с приказом физически нейтрализовать руководство. Ночью опять ничего не произошло.
28 сентября, вторник. «Белый дом»
Завтра, 28 сентября восход солнца в 6.27, заход — в 18.13. Ухудшение погоды, временами дождь, в отдельных районах со снегом. Ночью — 0° — +2° С, днем — +4° — +6° С. Ветер юго-восточный 5-10 м/с, давление будет падать.
27 сентября, «Вечерняя Москва» №187 (21083)

Утром узнали, что вчерашним распоряжением министерства печати газета «День» была действительно закрыта. Но Невзоров смог в понедельник вечером выйти в эфир и сказал все, что нужно. В тот день закрыть «НТК 600» помешала Белла Куркова. За это ей, возможно, что-то и зачтется. Думаю, в том что массового расстрела не произошло в ночь с 27 на 28 сентября, основную роль сыграл выход «600 секунд».
В 6.00 вокруг «Белого дома» были выставлены плотные кольца войсковых оцеплений МВД.
С этого дня мы в полной изоляции. Нас обнесли спиралью «Бруно», запрещенной к использованию еще в 30-е годы Лигой Наций. Во время традиционного обхода Ачалов рассказал, как у него на учениях один боец случайно зацепился за такую проволоку и мгновенно запутался. Солдата пришлось вырезать из «колючки» с помощью автогена. Посмеялись, что у Ельцина собрались явные идиоты — сами дают против себя очевидные козыри. К нам, как и прежде, не пропускают машины «Скорой помощи», грузовики с питанием и соляркой. Ачалов рекомендует активно знакомить западных журналистов с такими фактами.
Со всех сторон нас окружили БТРы дивизии имени Дзержинского (ОМСДОН ) с эмблемой в виде белого кулака на фоне красной звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73