Мы приняли их за военный отряд северных черноногих, или кайна, но это были вестники, посланные к нам вождями племени плоскоголовых Плоскоголовые (флатхед) – индейское племя языковой группы селиш, проживало на плоскогорье западнее пикуни, на территории совр. Штатов Айдахо и Монтаны. Основное занятие – коневодство, охота и рыбная ловля. Свое название племя получило от обычая деформировать голову ребенка в детстве с помощью специальной дошечки.

. Это племя просило у нас разрешения посетить нашу страну, поохотиться и обменять сушеный камас Камас – луковичный корень, употреблявшийся в пищу индейцами Северной Америки.

и горькие коренья на выделанную кожу бизонов.В тот же вечер старшины собрались на совет и без споров согласились исполнить просьбу плоскоголовых. Решено было, что плоскоголовые принесут для обмена много кореньев и через пятьдесят дней встретятся с пикуни здесь, у устья Солнечной реки.Таким образом, я знал теперь, когда и где найду я свое племя. Не имело никакого смысла поручать наше имущество и вигвам Не Бегуну и его жене, чтобы они отвезли наши пожитки на север, а затем сюда, к Солнечной реке. Мы отдали им только меха и лошадей, а вигвам и все остальное спрятали в густом кустарнике у реки. С собой мы взяли лишь самые необходимые вещи: теплые шкуры, кожу для мокасин, шило, иголки, нитки, кремень, порох, пули, мое ружье, лук и стрелы, а также блестящий медный котелок. Сюйяки заявила, что она боится оставлять его в кустах и ни за что с ним не расстанется. Когда наше племя двинулось по тропе, ведущей на север, мы тоже тронулись в путь. Кое-кто сказал нам на прощание:– Опасное дело вы затеваете. Вы идете навстречу смерти.Но последние слова Не Бегуна вдохнули в меня мужество.– Смелее, – сказал он. – Я знаю, ты исполнишь то, что задумал.День был теплый. Мы шли медленно и часто отдыхали в тени высоких тополей, окаймлявших реку. Вечером мы развели костер в кустах, поели и расположились на ночлег. Ночь прошла спокойно, а на рассвете мы проснулись и продолжали путь. Долина Солнечной реки, стекающей с гор и впадающей в Миссури, – одна из самых красивых долин в нашей стране Она покрыта травой, привлекающей бизонов и антилоп, а в рощах также водится крупная дичь. Мы шли вдоль северного берега, придерживаясь опушки рощ, заглядывали в ущелья, осматривали склоны холмов. Дичи было много. На холмах паслись стада антилоп и бизонов, в рощах мы спугивали оленей и лосей. Мне это не нравилось; я боялся, что спугнутые нами стада привлекут внимание бродячих военных отрядов.Часто мы выходили на опушку леса и зорко осматривали долину и холмы. Убедившись, что неприятель не напал на наш след и дичь мирно пасется на лугах, мы, успокоенные, шли дальше.Мы доели последний кусок мяса, и я должен был пополнить запасы. Когда солнце склонилось к западу, я стрелой убил оленя. Мы разрезали тушу, но, чтобы не обременять себя тяжелой ношей, взяли только язык и ребра. В роще мы развели костер и поужинали. Пока женщины чинили мокасины, я вышел на опушку, чтобы в последний раз окинуть взглядом долину. Долго стоял я, озираясь по сторонам, и уже собирался идти назад, как вдруг увидел стадо лосей, выбежавших из леса неподалеку от того места, где я убил оленя. Они спустились в долину, потом скрылись в ущелье, и в эту минуту я заметил какую-то тень, скользнувшую в высокой траве. Уже смеркалось, я видел плохо, но мне показалось, что темная тень похожа на человека. Глава VI Бегом вернулся я к костру.– Сестра! Сюйяки! Бежим отсюда! – сказал я. – У опушки леса я видел какую-то тень. Мне кажется, это был человек.Они не задали мне ни одного вопроса, вскочили и молча спрятали иголки, шила и нитки в маленькие мешочки. Потом мы распределили между собой поклажу, я взял оружие и мясо, и втроем мы вышли из рощи; дальше тянулся луг, а за ним начиналась вторая роща. Очень не хотелось мне пересекать открытое место, и я задумчиво посмотрел на противоположный берег реки, где густо разрослись деревья.– Мелко здесь или глубоко – все равно мы должны переправиться через реку, – сказал я.Вода едва доходила нам до колен. Мы благополучно выбрались на берег и вошли в лес. Здесь пришлось мне подождать, пока сестра и Сюйяки надевали мокасины, которые они не успели починить.– Расскажи нам, что ты там видел? – спросила Сюйяки.– Из рощи, где я убил оленя, выбежали лоси, а у опушки мелькнула какая-то тень. Она походила на человека. Потом она скрылась за деревьями.– Быть может, это был медведь, – предположила Сюйяки.– Да, это мог быть и медведь.– Кто бы это ни был, но мы далеко отсюда не уйдем, – продолжала она. – Я должна вернуться к костру: там остался наш котелок.Действительно, второпях мы забыли о медном котелке, а без него женщины были как без рук. Подумав, я ответил:– Если это был враг, направлялся он к верховьям реки. И конечно, он не один. Быть может, они напали на наш след. Во всяком случае мы постараемся не попадаться им на глаза. Здесь, на этом берегу реки, мы останемся до ночи следующего дня. К тому времени враги уйдут, а мы вернемся за котелком.Так мы и сделали. День мы провели в кустах у самой реки, а вечером переправились на другой берег, крадучись вошли в рощу и подползли к тому месту, где накануне раскладывали костер.– Мой желтый котелок пропал, – прошептала Сюйяки.Но мне было не до котелка. Еще раньше чем она заговорила, я уже знал, что котелка мы не найдем. Ветер развеял золу костра, и я издали увидел тлеющие угли. Очевидно, кто-то был здесь совсем недавно. У костра лежали раздробленные кости оленя, сложенные в кучку, а подле них – маленькая палочка, ею вытаскивали из костей мозг.– Здесь был только один человек, – сказал я.– Откуда ты знаешь? – удивилась Питаки.Указав на кучку костей, я объяснил:– Один человек поджаривал эти кости и ел мозг. Если бы их было несколько, каждый получил бы свою долю, и тогда кости валялись бы вокруг костра.– Не все ли равно, сколько народу здесь было? – чуть не плача, перебила меня старая Сюйяки. – Я знаю только, что они унесли мой блестящий котелок.– Брат, я очень голодна, – вмешалась Питаки. – Нельзя ли поджарить мяса и поесть?Я тоже об этом думал. Все мы очень проголодались, так как со вчерашнего дня ничего не ели. Быть может, человек, побывавший возле нашего костра, все еще находился неподалеку, но голод одержал верх над благоразумием.– Разведите костер и зажарьте побольше мяса, – сказал я женщинам, – а пока вы занимаетесь стряпней, я буду караулить.Я отошел от костра и спрятался за деревьями, держа в руках ружье со взведенным курком. Спустилась ночь; пламя освещало стволы деревьев и землю у костра, а дальше притаились черные тени, и в темноте я ничего не мог разглядеть. Мне было не по себе; я зорко всматривался в темноту, прислушивался, не затрещит ли сухая ветка, не раздастся ли шорох ног, обутых в мокасины. Я решил стрелять, как только мелькнет какая-нибудь тень, а затем броситься вперед и использовать ружье как дубинку.Долго стоял я на страже. До меня донесся запах мяса, и я почувствовал острый голод. Я видел, как моя сестра переворачивает куски мяса, и знал, что ужин скоро будет готов. И вдруг я вздрогнул: из леса выскочил кролик, пересек освещенный круг у костра и исчез в темноте. Кто спугнул его? Или враг крадется к нашему костру?Широко раскрытыми глазами впивался я во мрак и, полуоткрыв рот, напряженно прислушивался. Кто испугал кролика? Койот или лисица? Нет! Я бы услышал шорох в траве. «Человек, враг, прячется в темноте», – сказал я себе.Но, как назло, в эту минуту Сюйяки окликнула меня:– Сын мой, иди, мы приготовили тебе поесть!Я не ответил. «Зачем она кричит так громко?»– с досадой подумал я.Снова она меня окликнула, еще громче, чем в первый раз:– Иди же к костру, сын мой!Едва замер ее оклик, как из темноты донесся голос:– О, мое родное племя! Не стреляйте! Я иду, иду!И к костру подбежала маленькая старушка, закутанная в кожаную шаль, расшитую иглами дикобраза. В руке она держала котелок, наш медный котелок! Я бросился ей навстречу и, посмотрев внимательнее, убедился, что вижу ее впервые. Кто это – человек или призрак?.. Или, быть может, наши враги хотят заманить нас в ловушку? Нет! Только люди нашего племени могут говорить на языке пикуни так, как говорила она!Старуха бросила котелок на землю, опустилась на колени подле Сюйяки и, обняв ее, воскликнула:– О, какое счастье после всех этих долгих зим быть снова с вами, людьми моего родного племени! О, говори! Скажи мне что-нибудь. Я хочу снова услышать родную речь.Сначала Сюйяки отталкивала старуху, пыталась высвободиться из ее объятий, но вдруг сама ее обняла и закричала:– Я тебя узнала, хотя ты и стала совсем старой! Я тебя узнала по этому шраму около рта: ты Асанаки Крашеная Женщина.

. Много лет тому назад, когда мы заключили на одно лето мир с кроу, ты вышла замуж за одного из них.– Да, да! Это я! А ты… ты… О, столько зим прошло, и мы обе состарились. Я не знаю, кто ты.– Сюйяки.– Ты – Сюйяки! Мы были подругами. Вместе играли. О, Сюйяки, пожалей меня! Я так несчастна! – воскликнула незнакомая старуха.– Не горюй, – сказала ей наша «почти мать». – Сейчас мы поедим, а потом ты нам расскажешь, как это случилось. что спустя столько зим мы встретили тебя здесь.Сестра протянула мне мясо, приходившееся на мою долю, но обе старухи были так взволнованы встречей, что забыли о голоде.– Расскажи нам, расскажи, как очутилась ты здесь совсем одна, – попросила Сюйяки.– Я чувствовала, что должна вернуться к людям моего племени и умереть среди них, – ответила старуха. – Мой муж был добрый человек, я его любила, умер он месяц тому назад. Был у меня один сын, сильный и смелый. Прошлым летом, купаясь со своими друзьями в реке Лось, он вдруг вскрикнул и пошел ко дну – «подводные люди» увлекли его в свои владения. Когда умер мой муж, я поняла, что не могу больше оставаться с кроу. Кто они мне? Я их ненавидела. О пикуни они всегда говорили дурно, называли их трусами, ничтожными людьми. Как-то проходила я мимо вигвама, где пировали и курили вожди, и один из них крикнул:– Ха! Пикуни? Они – трусливые псы!Услышав это, я так рассердилась, что отодвинула занавеску у входа, заглянула в вигвам и сказала:– Если пикуни – трусы, почему не вернетесь вы в долину реки Миссури, откуда они вас выгнали? Ведь это ваша страна, не так ли? Она принадлежала вашим отцам. Ну так отнимите же ее у трусливых пикуни.Я опустила занавеску и побрела дальше, а они в ответ не сказали мне ни слова и долго сидели молча. Я их пристыдила.У моего мужа было много родственников. Когда он умер, они забрали всех его лошадей и все имущество, а мне оставили одну старую лошадь. Как-то ночью села я на эту лошадь и поехала на север отыскивать родное племя. Вскоре после того, как я переправилась через реку Лось, лошадь пропала; на ночь я ее привязала, а проснувшись на рассвете, увидела, что лошади нет. Должно быть, она оборвала веревку и вернулась к своему табуну. Я продолжала путь пешком, питалась сушеным мясом, а потом ловила белок и поджаривала их на костре.– О, неужели тебе не страшно было скитаться одной? – спросила моя сестра.– Не страшно, но очень тяжело. Я боялась умереть раньше, чем найду родное племя. И я бы умерла, если бы не посчастливилось мне встретиться с вами. Когда я переправлялась через Миссури, плохо связанные бревна моего плота разъехались, и их унесло по течению, а вместе с ними и мою поклажу – лук, кремень, нож и веревку, из которой я делала силки для белок. Я повисла на одном из бревен; меня едва не унесло к порогам, но в конце концов я добралась до берега.– Давно это было? – спросил я.– Четыре дня тому назад.– А мы переправились через Миссури пять дней назад. Приди ты на день раньше – ты бы нашла все племя около устья Солнечной реки, – сказала ей Сюйяки.– А где же остальные? Где они? Почему вы остались здесь?– Племя идет на север торговать с белыми людьми; через сорок шесть дней оно вернется к устью этой реки, – ответил я и предложил ей продолжать рассказ.– Я потеряла кремень и не могла разводить огонь. И не было у меня веревки для силков. Тогда я начала голодать. Я бродила по ущельям и отыскивала съедобные коренья. Однажды, когда я отдыхала, вблизи послышались голоса. Я пробралась через кустарник и увидела, как вы втроем сдираете шкуру с оленя. Я не могла расслышать, на каком языке вы говорите; я думала, что вы – враги, люди, пришедшие из-за гор. Когда вы ушли, я взяла острый камень и отрезала ногу оленя. Поев сырого мяса, я пошла по вашим следам: я хотела узнать, кто вы. Ногу оленя я взяла с собой. Я старуха и вижу плохо. Скоро я потеряла ваш след. Долго блуждала я по лесу, но не могла напасть на след…– Когда ты вышла на просеку, я тебя увидел и принял за врага, – перебил я. – Мы от тебя бежали.– Вот почему я никого не нашла у костра! – воскликнула она. – Я боялась подойти к нему и долго ждала. Наконец я подкралась ближе, когда угли еще тлели, и первое, что я увидела, был ваш блестящий желтый котелок. О, как я обрадовалась этой находке! У меня был огонь, я могла приготовить суп. Схватив котелок, я побежала к реке и наполнила его водой. Потом я раздула тлеющие угли и бросила в котелок кусок мяса. Пока варился суп, я поджарила кости и съела мозг. «Если враги должны прийти, пусть приходят, – думала я. – Но перед смертью я хочу поесть горячего супа».Когда я утолила голод, благоразумие вернулось ко мне. «Еды мне хватит на много дней, – подумала я. – Стоит ли подвергать себя опасности и оставаться здесь, у костра? Я захвачу запас мяса и пойду дальше отыскивать родное племя».Я прикрыла огонь землей и золой, чтобы угли не угасли, потом отошла в сторонку и легла спать. Рано утром я вернулась к туше оленя и острыми камнями срезала мясо с костей. Я повесила его сушиться на ветвях деревьев неподалеку отсюда, а немного спустя раздула огонь и снова поела супа я мяса. Перевернув сушившееся мясо, я заснула, а проснувшись, побрела к костру, чтобы на ночь прикрыть угли золой. Подойдя ближе, я увидела пламя костра и вас, сидящих вокруг. Я услышала твой голос, Сюйяки: ты окликнула своего сына. О, как я обрадовалась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15