Перед стрельбой Наташи ребята насторожились. Никто не видел ее в темноте, но почему-то она живо представлялась: тоненькие косички за плечами, слегка раскосые глаза чуть прищурены, прикусила губу. Маленькие, но сильные руки спокойно держат ружье.
Шорох где-то в непроглядной темноте, и вслед за ним почти сразу, мгновенно, выстрел.
— Посмотреть цель. Все к цели! — раздается команда дедушки.
— В центр! Прямо в центр!
— Попала! Попала! — хлопая в ладоши, приплясывала Наташа. — Эх вы, стрелки!.. Дедушка, вы поставьте всем двойки — быстрее научатся… Женя, тебе тоже двойку!
И Наташа залилась смехом.
Но, несмотря на то что время проходило весело, ребята начали беспокоиться. Быть может, падь Золотая недалеко, а они здесь… Иногда волновался и дедушка: нет-нет, и задумается, смотря на север, в сторону заветной пади.
Каждое утро, проснувшись, все вопросительно смотрели на дедушку. Тот смотрел, в свою очередь, на Алика, раздумывал, шевеля усами, потом отрицательно качал головой. Выступать было еще нельзя.
— Так… Сегодня двадцать третье… двадцать третье… — сказал дедушка однажды утром, раздумывая над безмолвным вопросом ребят: можно ли идти?
— Нет, сегодня двадцать четвертое июля, — возразил Паша.
— Постой, постой, не болтай! — встрепенулся, даже испугался дедушка. — Путаешь ты, Паша. Двадцать третье!
— Нет, не путаю. У меня все записано, на каждый день приказы. Вот они.
— Женя, посмотри, пожалуйста, по всем документам.
— Правильно Паша говорит — двадцать четвертое.
— Как же так? Двадцать четвертое… — Дедушка растерянно теребил ус.
— А что, дедушка? — удивились ребята его расстроенному виду.
— Как — что? Так я же опаздываю. Завтра годовщина Золотой пади, а мы еще вон где.
— Правильно, дедушка, годовщина. Великие партизаны дядя Сережа и дядя Вася ее двадцать пятого открыли. В этот день дядя Сережа пополз за водой и…
— Да помолчи ты! От всего сердца прошу: помолчи хоть минуту! — сердито перебил дедушка. — Замучил меня со своими «великие»! Все люди как люди, ты один…
— За что вы, дедушка, на меня опять рассердились? — удивился Паша.
— Болтаешь много, вот за что! Тут думать надо, а ты не даешь… Да… — Дедушка что-то обдумывал. — Как, герой, чувствуем? — обратился он к Алику.
— Хорошо, дедушка, — бодро ответил Алик. — Я уже вчера и позавчера говорил, что хорошо.
— Пойдем, дедушка, а?
— Да… Ну, герои, в поход! Как я день прокараулил, не пойму… Только, Женя, предлагаю сделать вот так: продукты и лишние вещи здесь оставим, обратно пойдем и заберем. Зачем с собой всё таскать?
— Как же так, дедушка? Вдруг до пади Золотой долго придется идти?
— А у меня вроде уверенность появилась, что не может быть далеко. Скоро должна. Не месяц же до нее идти? Потом, если и далеко, что ж такого. Спать будет на чем, а покушать не найдем, что ли? И еще я думаю так. Шли мы с вами легонько, не торопясь. А в жизни бывает и по-другому: тяжело не тяжело, а надо километров полета пройти. В армии так частенько случается. Давно я думал такой переход устроить, силы проверить. Сейчас самый раз: крепко мы отдохнули. Но Алик слабоват. Потому и надо облегчить Савраску, чтобы Алик кое-где подъехал… Согласны, герои, устроить переход что называется настоящий?
Такое предложение всем очень понравилось. В самом деле, когда собирались в поход, рассчитывали проходить по шестьдесят километров в день, а проходили едва по двадцать…
Это был трудный и интересный день.
Все было как в настоящем серьезном походе. Перед дорогой съели по кусочку круто посоленного мяса. Ребята уже знали: это для того, чтобы меньше мучила жажда. Пить в походе не следует: вода расслабляет. Шли молча, перебрасывались короткими фразами лишь в случае крайней необходимости. Каждый час останавливались на короткий привал. Внимательнее, чем раньше, следили за подгонкой рюкзаков и особенно за ногами. Даже маленькая складка на портянке, если вовремя не переобуться, может натереть ногу до крови я вывести из строя.
К счастью для ребят, дорога проходила становиком — по редкому чистому сосняку.
По-прежнему их окружала тайга. Со становика открывался далекий вид: те же цепи гор, поросшие лесом, пади и распадки, прорезающие тайгу во всех направлениях.
Вечером, перед самым закатом солнца, экспедиция спустилась со становика, вышла в падь и остановилась на ночлег. За день прошли не менее сорока километров.
Руки, ноги, спина ныли от усталости. Прежде чем приняться за обычную работу, ребята легли отдохнуть, положив ноги так, чтобы они были выше головы. Так быстрее восстанавливаются силы.
Прямо перед ребятами, среди поросших лесом гор, резко выделялась одинокая безлесная белая гора вулканической формы. Своим необычным видом и цветом она привлекла внимание ребят.
— Белая гора… — прошептал Женя.
— Ага, — устало подтвердил Паша. — Интересно, отчего она белая?
— Наверное, от камней...
— Сейчас, Женя, не успею, а утром сбегаю — узнаю… — проговорил Федя.
И вдруг ребята вскочили все сразу, будто укусил их кто.
— Это наша белая гора! Наша! За ней падь Золотая! — кричал Паша.
— Падь Золотая! — махал картузом Федя.
— Дошли! Тра-та-та! Тра-та-та! — приплясывал, как медведь, Боря.
— Падь! — радостные, покрасневшие, кричали Женя, Наташа, Алик.
— Падь Золотая! — с волнением смотря на белую гору, закрывающую заветную падь, тихо сказал дедушка.
Перестали куковать кукушки. Замолчал трудолюбивый дятел. Бесшумно, как тень, над деревьями проскользнул филин. Стемнело.
Только на севере белым расплывчатым пятном выделялась гора, белая гора — последняя веха далекой дороги к сказочной пади Золотой.
Глава XVIII
ПАДЬ ЗОЛОТАЯ
Ребята почти не спали и поднялись чуть свет. Они постирали и высушили одежду, дедушка подстриг большими ножницами свои усы. Наташа тщательнее обычного наложила новые заплаты. Боря с Аликом до блеска начистили посуду. Хорошенько вычистили Савраску.
Позади осталось семнадцать дней интересного, но и не легкого пути. Сколько километров пройдено — четыреста, пятьсот? Сколько перевалили горных цепей, пересекли падей! Позади осталось и навсегда запомнившееся болото.
И сейчас, когда путь подходил к концу, ребята трезво оценили подвиг партизан дяди Сережи и дяди Васи.
Да, нужно было иметь нечеловеческую силу, железную волю, чтобы ранеными, истекающими кровью, пройти от пади Золотой до Монгона. Партизаны не пересекали болота по шоссе — его не было. Они не могли отдохнуть в поселке лесорубов, в домике у Базыра, у дедушки Михеича — ни одного домика не стояло тогда в тайге. Им даже не удавалось погреться в холодные ночи у костра — у них не было спичек. Тайга богата, но нужно иметь силу, здоровые ноги, чтобы найти хоть один съедобный корешок. Сутками они ползли по жаре, не встречая ни капли воды. Партизанам нечем было защищаться от мучительного и безжалостного бича тайги — мошки, комаров, паутов.
И, несмотря ни на что, они прошли! Да, это были великие люди! Великие герои!
— Где они сейчас? Где? — проговорил Паша.
— Чего? — спросил дедушка.
— Мы, дедушка, говорим, какие великие герои были дядя Сережа и дядя Вася! Посмотреть бы хоть одним глазком на них!
— Скажи пожалуйста! Язык у тебя… — начал было дедушка, но махнул рукой, опустил голову и больше ничего не сказал.
Странный был сегодня дедушка. Он отвечал невпопад, почти не говорил и только беспрерывно курил.
К завтраку ребята едва притронулись. На этот раз Боря не ворчал и без сожаления выбросил еду.
— На север! Через Белую гору! К пади Золотой! — звонко и торжественно подал последнюю команду Паша.
Ребята почти бежали. Дедушка с Савраской отстали. Вот уже гора. Она усеяна мелкими белыми камешками, отчего издали и казалась белой.
Вдруг ровный протяжный звук донесся из-за горы. Ребята остановились.
— Волки? — неуверенно проговорила Наташа.
— Не похоже на волков, — возразил Федя.
— Похоже на гудок, — сказал Женя, — как у нас в депо…
— Похоже… Но откуда здесь гудок?
Звук прекратился.
— Может, самолет пожарный
— Совсем другой звук у самолета.
— Женя, по-моему, это какая-то тайна природы, — сказал Паша. — Может, извержение вулкана начинается? Вот здорово было бы!
Уже близка вершина горы. Фигурка Феди мелькает впереди. Вот Федя остановился, развел руки и медленно сел на камень.
— Федька уже видит падь Золотую!

— А почему он картуз на глаза надвинул?
Синеют горы на той стороне пади Золотой. Наконец показалась и сама падь.
— Дедушка, скорее, скорее! Падь Золотая!
— На вот тебе падь Золотую!.. — буркнул Федя.
Ребята остановились, растерянные и пораженные.
Посреди широкой пади широко раскинулся… город.
Настоящий город!..
С горы были видны залитые солнцем широкие, прямые улицы, разноцветные крыши домов, утопающие в темной листве тополей. Выделялись красивые двух— и трехэтажные здания. На краю города дымили высокие трубы. Белое облако пара взвивалось над большой крышей, и ребята услышали ровный протяжный гудок. У самого подножия горы, почти под ногами ребят, деловито сновал паровозик.
— Дедушка, мы заблудились! Мы к городу пришли! — с отчаянием подбежал к нему Паша.
— Не заблудились, герои. Вот она — падь Золотая!
— А город? Откуда город?
Дедушка не отвечал. Он… улыбался! Он смотрел на город, и глубокое волнение и радость отражались на его загорелом морщинистом лице.
— Вот оно как! Фу ты! Город ведь, герои, а? — приговаривал дедушка, точно верил и не верил своим глазам.
— А радоваться нечего! — буркнул Федя.
— Как же, скажи пожалуйста, не радоваться? Да ведь это наш город! Мой город! Ах ты…
— Дедушка, что вы говорите? Почему ваш? — взмолились ребята.
Дедушка как-то сразу обмяк и виновато посмотрел на своих юных спутников.
— Пойдемте, ребята, туда. Сегодня я вам все расскажу, — проговорил он.
…Город был по-праздничному оживлен. Несмотря на ранний час, по улицам шли нарядно одетые люди, весело разговаривали и смеялись.

С песней, все в белом, с алыми галстуками, со знаменем впереди, строем прошли пионеры. Промчалась разукрашенная флажками автомашина с крикливой и поющей вразнобой детворой. Где-то играл оркестр.
Скоро ребятам стала понятна причина торжества. На одном из транспарантов, протянутом через улицу, они прочли: «Нашему городу сегодня 10 лет!»
Загорелые, обветренные, в залатанной походной одежде, в побуревших, порядком потрепанных броднях ребята чувствовали себя неудобно среди нарядных людей. Из-за Савраски они вынуждены были идти посередине шумной улицы, вызывая всеобщее внимание и удивление. Как водится, больше всего любопытствовали мальчишки. Нашлись среди них и задиралы. Особенно досаждал ехидными шутками один конопатый. Шествует рядом, бесцеремонно рассматривает и зубоскалит.
Федя вопросительно взглянул на Женю. Женя — на него.
— Только по одному разу! И чтобы никто не заметил… — шепнул Женя.
Произошло какое-то движение, но такое быстрое, что никто не понял, что случилось. Но конопатый вдруг стал хромать, отставая все дальше, потом остановился у столба, уткнувшись в какое-то объявление, и все щупал под глазами. Ошибиться невозможно: под каждым глазом всплывало по фонарю.
Экспедиция торопилась, стремясь быстрее пройти главную улицу.
И вдруг ребята остановились. Впереди виднелась трибуна. Не донося трубки до рта, остановился и дедушка, Остановились и замолчали неугомонные мальчишки. Останавливались один за другим горожане.
С протянутой через всю улицу проволоки, из рамок, увитых цветами, на ребят смотрели портреты двух человек»
Чьи портреты? Кто эти люди?
Один — не кто иной, как монгонский почтальон дедушка Вася. А второй? Второй — догадываешься ли ты, мой читатель? — второй был дедушка!
Да, дедушка. Тот самый, который сейчас растерянно и даже испуганно переводит взгляд со своего изображения то на ребят, то на окружающих его празднично одетых незнакомых людей.
Сходство было полное. То же простое морщинистое Лицо, зоркие серые глаза, колючие седые усы, неизменная трубка во рту.
Между тем людей вокруг становилось все больше. Они запрудили всю улицу.
— Сергей Егорыч!.. Маврин!.. Сергей Егорыч!.. — все чаще и громче раздавались голоса.
— Привет Сергею Егорычу! — крикнул кто-то. — Привет герою! Слава!
Люди улыбались, возбужденно кричали.
А дедушка?
— Постой, постой, — оправившись от смущения и недовольно пощипывая седой ус, сказал он. — Ишь ты какой: «Привет герою! Слава!» Наговорил семь верст до небес. Вперед, чем сказать, подумать, брат, надо. То-то!
Но его голос потонул в приветственных криках. Не кричали одни наши ребята. Они еще не пришла в себя. Под портретами было написано: «Слава красным партизанам Сергею Егоровичу Маврину и Василию Федоровичу Куклину, открывшим падь Золотую! Добро пожаловать в город Партизанский!»
Дядя Сережа и дядя Вася!.. Так вот кто они!
— Слава!.. Ура-а!.. — подхватили ребята через минуту.
До сознания ребят наконец дошло, что дедушка, их простой дедушка, и есть великий герой дядя Сережа, А в Монгоне с почтовой сумкой через плечо бегает узкоплечий и узкогрудый старичок. У него острый кадык на шее, реденькая, похожая на мочало, бородка. Второй великий герой!
Глава XIX.
В КОТОРОЙ ВСЕ РАЗЪЯСНЯЕТСЯ
Стоял поздний вечер, но в городе продолжалось празднование. Вспыхивали и гасли разноцветные огни иллюминаций. В открытую форточку врывались то бодрые звуки духового оркестра, то аплодисменты, то голос диктора.
— …Вот так и получилось, — закончил дедушка свой рассказ. — С письмом вам, ребята, мы с другом Басей маленько перемудрили. Сознаться — Вася придумал. Начитался он Жюля Верна. Без таинственного письма, говорит, настоящего путешествия не бывает. Конечно, вину на Васю не слагаю: оба думали и хотели, чтобы интереснее было вам идти. А получился все-таки обман. Тут вину свою признаем. За эту затею нам и от Володи была проборка, но упросили мы не открывать. В остальном же ошибки моей вроде нет. Про дорогу не говорил — думал, что больше пользы будет, если не я вас, а вы меня в падь Золотую приведете. Пассажирами сзади плестись — ни пользы, ни интересу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36