Что мог он на это ответить?— Кресси, ты меня любишь? — спросил он почти резко.Нелепостью было об этом спрашивать сейчас — если да; и просто злодейством — если нет.— Я, наверное, полюбила тебя, когда ты только приехал, — медленно ответила она. — Оттого, наверно, и обручилась с ним, — добавила она просто. — Я знала, что люблю тебя, и когда уезжала, только о тебе и думала. И назад приехала, потому что тебя любила. И в тот день любила, когда ты приходил и говорил с матерью, хоть и подумала, что ты пришел сказать насчет Мастерса и не хочешь брать меня назад в школу.— Но ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя?— А я знаю, ведь ты теперь уже не можешь не любить меня, — отозвалась она убежденно.Что еще ему оставалось, как не ответить столь же нелогично, еще крепче прижав ее к груди, хотя легкая дрожь, словно холодок из открытого окна, пробежала у него по коже. Верно, и она это почувствовала, так как сказала:— Поцелуй меня, и я пойду.— Но мы должны еще поговорить с тобой, когда… когда никто не будет ждать.— Ты знаешь дальний овин у межи? — спросила она.— Знаю.— Я, бывало, туда по вечерам уходила с учебниками, чтобы… чтобы побыть с тобой, — прошептала она. — Отец не велел никому близко подходить, когда я там. Приходи туда завтра перед самым закатом.Последовал долгий поцелуй, в котором их трепещущие, жадные губы, казалось им, выразили все, что осталось не высказанным в словах. Потом они разжали руки, и он бесшумно отпер дверь, чтобы выпустить ее. Она на ходу прихватила какую-то книгу с чьей-то парты, скользнула прочь, подобно розовому лучу близкой зари в меркнущем лунном свете, и вот уже до него донесся ее ленивый и совершенно ровный голос — она окликала своих спутников. ГЛАВА VII Подслушанный юным Джонни разговор между великолепным незнакомцем и дядей Беном, правда, недоступный его младенческому пониманию, для взрослых жителей поселка был исполнен значения.Индейцев Ключ, как и многие другие населенные пункты в глубине Калифорнии, был первоначально старательским поселком. Его основатели и первые поселенцы владели участками на основе золотоискательских заявок, закреплявших за ними титул на землю. Титул сохранялся за ними и после того, как миновала золотая лихорадка и на бывших заявках выросли магазины, конторы и жилые дома. На окраинах этих новых городков и в их окрестностях жили уже не столь неоспоримые собственники — «скваттеры», то есть фермеры, занявшие земли, которые считались свободными. Мало кто из них заботился о том, чтобы узаконить обладание своими участками, они просто пользовались «правом владения»: заводили хозяйство, строили дома — но, в свою очередь, страдали от вторжения более поздних пришельцев — «хватунов», которые, как явствует из этого официального названия, норовили отхватить у «скваттеров» землю, если она не была огорожена забором или не охранялась внушительной силой.Ввиду всего этого в Индейцевом Ключе немалое возбуждение вызвало известие о том, что властями штата недавно был признан старый мексиканский титул на землю площадью в три квадратных лиги, включавшую сам поселок и всю округу, и что теперь со стороны собственников ожидаются шаги к вступлению в права владения. Стало известно, что право на бывшие старательские участки в черте поселка оспариваться не будет, но что окрестным «скваттерам», как Маккинстри, Дэвис, Масстерс и Филджи, и «хватунам» вроде Харрисонов придется либо выкупить титул на свои участки, либо затевать длительные и безнадежные судебные тяжбы. Законные владельцы титула — крупные капиталисты из Сан-Франциско — выражали готовность пойти на соглашение с фактическими держателями участков, и, как стало известно, беззастенчивые «хватуны», которые не пахали, не сеяли, а попросту отхватывали землю у «скваттеров», вложивших в участки немало своего труда, уравнивались с этими последними.Мнения по этому поводу, как всегда, разделялись: старшие поселенцы по опыту вольного прошлого с недоверием относились к восстановленным старинным правам, подвергая сомнению их законность и справедливость, но те, кто прибыл в Калифорнию позже, приветствовали такое подтверждение старых титулов, усматривая в нем гарантию для вложений капитала. Кроме того, довольно влиятельная и разрастающаяся группа переселенцев с Севера и с Востока с удовлетворением встретила эту меру, сулящую положить конец кровавым распрям между фермерами. Отныне бои между Харрисонами и Маккинстри за кусок земли, до последнего времени формально не принадлежавший ни тем, ни другим, превратятся в обычные уголовно наказуемые действия и утратят романтический флёр. С другой стороны, и Маккинстри и Харрисон получат возможность за разумную цену приобрести в законную собственность свои участки или же, наоборот, получить отступного. Опасались только, как бы оба семейства, народ дикий и беззаконный, не объединились, и тогда выдворение их будет делом не очень-то легким и довольно опасным; их дело пришлось бы отложить напоследок и пойти им на разные уступки.Но еще больше переполошились в поселке, когда стало известно, что титул на участок, который оспаривают Харрисон и Маккинстри, уже выкуплен у владельцев и что новый собственник намерен незамедлительно вступить в права владения. Гениальное решение проблемы Харрисона — Маккинстри восхитило даже скептиков. Кем оно было придумано, в Индейцевом Ключе не знал никто — интересы нового владельца представлял один Сан-Францисский банк. Однако понятливый читатель, ознакомившийся с наблюдениями Джонни Филджи в праздничный день, без труда угадает в нем дядю Бена, и правдивому летописцу сейчас самое время предоставить этому персонажу возможность объяснить своими словами не только собственные намерения, но также и способы, которыми он добился их осуществления.Это было на исходе дня. Только что кончился урок, который учитель давал наедине дяде Бену, и теперь оба поджидали прихода Руперта Филджи. Благодаря своему медлительному упорству дядя Бен за последнее время все же сделал определенные успехи. Сейчас он только что кончил переписывать из некоего пособия «письмо грузополучателю», в котором сообщалось, что он, дядя Бен, отправляет из Индейцева Ключа пароходом «2 центн. слоновой кости, 80 мешков риса и 400 бочонков лучшей столовой свинины», а также другое письмо, начинавшееся словами: «Досточтимая сударыня!» — и в небывало изысканных выражениях оповещавшее эту даму о «прискорбной кончине» ее супруга, заболевшего на Золотом Береге желтой лихорадкой. Дядя Бен взирал на свою работу не без некоторого удовлетворения, но в это время учитель вытащил из кармана часы и нетерпеливо поглядел на них. Дядя Бен оторвался от тетради.— Я бы должен вам раньше сказать: ведь Руп-то нынче не придет.— Вот как? Почему же?— Потому что я вроде ему не велел. Я задумал переговорить с вами кое о чем, мистер Форд, ежели вы, конечно, не против.Лицо мистера Форда не осветилось восторгом.— Хорошо, — сказал он, — только имейте в виду, что мне скоро нужно будет уйти.— Вам ведь уходить на закате, — мирно возразил дядя Бен. — Ну, а до тех-то пор я вас на задержу.Мистер Форд покраснел и быстро посмотрел на дядю Бена.— Вы что-то знаете о моих делах? — спросил он резко.— Да нет, мистер Форд, — мирно ответил дядя Бен, — просто я уже дня четыре прихожу к вам об эту пору и сюда и в гостиницу, а вас все нет, ну, и я вроде как понял, что у вас, должно быть, какое-то занятие в этот час.В его лице и манере держаться не было и следа какой бы то ни было хитрости или недоговоренности, ничего, кроме его обычной наивности, разве только с некоторой примесью тревоги и неловкости из-за предстоящего разговора.— У меня такая мысль была, написать вам письмо, — продолжал он, — вроде как бы и практика, и при том доверительное сообщение. Честно вам сказать, мистер Форд, оно у меня с собой. Но там вроде бы не все поместилось, не все сказалось, так что лучше будет, если я сам вам все прочту вслух, вставлю, где нужно, словечко-другое и, что понадобится, объясню. Ладно?Учитель кивнул, и дядя Бен вытащил из обложки ветхого атласа, служащей ему портфелем, лист промокательной бумаги, приобретшей от усердного употребления цвет и твердость грифельной доски, и несколько тетрадных листков, испещренных чем-то вроде необыкновенно сложной нотной записи. Поглядев на них не без каллиграфической гордости и орфографических сомнений, с примесью застенчивости начинающего литератора, он приступил к чтению, водя по строчкам густо измазанным чернилами пальцем:— «Мистеру Форду, учителю.Дорогой сэр, — письмо Ваше от 12 — го получил и принял к сведению. (Я не получал, — пояснил дядя Бен, — просто это начало из прописей; остальное уже я сам). Касательно имеющихся у меня денежных средств, — продолжал дядя Бен, задерживая палец под каждым словом, — а также приобретения мною доли в руднике и участка…»— Минутку, — перебил его мистер Форд. — Вы же собирались дальше без прописей. Переходите к делу.— А я и перешел, это уже дело. Вы погодите, сейчас понятно будет, — сказал дядя Бен и стал с выражением читать дальше:— «…когда все думают, что у меня нет ни гроша за душой, я хотел бы, мистер Форд, сообщить вам первому один секрет. Вот как все это было. Я когда приехал в Индейцев Ключ, поселился на старой заявке Пальметто, возле груды отвалов. Зная, что это противу правил и вообще китайское дело, я и виду не показывал, чем занимаюсь, а сам перекапывал старые кварцы, какие думал, что золотоносные. И при этом я напал на богатую руду, которой пальметтовские ребята не высмотрели. Я на отвалах работал понемногу, иной раз утром до свету, иной раз уже затемно, а днем всегда для виду ковырялся на участке, и так я за два года честно нажил состояние в 50 000 долларов и сейчас работаю. Но Недоверчивый Читатель спросит, как мог ты сохранить это в тайне от Индейцева Ключа и куда сбывал свою добычу? Мистер Форд, ответ такой: я отвозил ее дважды в месяц на лошади в Ла-Порт, а оттуда почтой отправлял в Сакраменто в банк и записывал на Добиньи, и никто не думал в Ла-Порте, что это я самый и есть. Акции рудника и участок, тоже купленные на это имя, в силу какового обстоятельства тайна и осталась нераскрытой…» Подождите, это еще не все, — быстро добавил дядя Бен, видя, что учитель в нетерпеливом недоверии собирается перебить его, и, понизив голос до торжественного, почти похоронного шепота, продолжал читать: «Так мы видим, что Трудолюбие и Терпение вознаграждаются вопреки Старательским Правилам и Предписаниям, и Предрассудки насчет перемывки отвалов разлетаются, како дым, и, может, человек на вид нестоящий, а приобретет то, что ценится куда выше злата и не меркнет никогда.В надежде на дальнейшие Ваши милостиостаюсь всегда к Вашим услугамБ е н д ж. Д о б и н ь и».Мрачный восторг, с каким дядя Бен произнес заключительные фразы своего сочинения, как видно, восхищавшего его своими красотами не меньше, чем содержащимся в нем потрясающим известием, только укрепил недоверие и возмущение учителя.— Ну, признавайтесь, — сказал он, решительно беря листки из рук дяди Бена, — что же здесь правда, а что вы состряпали с Рупертом Филджи? Ведь не может же быть…— Подождите, мистер Форд, — снова перебил его дядя Бен, шаря в нагрудном кармане своей красной фланелевой рубахи. — Я так и думал после первого нашего разговора, что вы мне не сразу поверите, так что я тут прихватил кое-какие доказательства.И, выудив из кармана продолговатый конверт, он аккуратно раскрыл его и протянул учителю две или три хрустящие акции на имя Бендж. Добиньи.— Таких акций у меня выправлено сто штук. Я хотел было купчую на землю вам принести, да ее так с ходу не прочтешь, уж такими учеными словами написана, я ее пока дома оставил, на досуге стану упражняться, разберу. Но если хотите, сходим с вами сейчас, я вам ее покажу.Все еще находясь во власти своих подозрений, мистер Форд молчал. В руках у него были настоящие акции на имя Добиньи, подлинность их не вызывала сомнений Но он никогда не был убежден в том, что дядя Бен и этот «Добиньи» действительно одно лицо, а сейчас этот сомнительный факт ему предлагалось принять в качестве подтверждения еще более сомнительной истории. Он поглядел на дядю Бена: краска разлилась по его простодушному лицу, — может быть, от стыда?— А вы кому-нибудь доверили эту свою тайну? Руперту, например? — многозначительно спросил учитель.— Конечное дело, нет, — ответил дядя Бен с какой-то даже обидой в голосе. — Только вы один об этом знаете, мистер Форд, да еще этот малый Стейси из банка, ему поневоле надо было сказать. Я даже думал вас попросить, не поможете ли вы мне с ним потолковать насчет того спорного участка.Недоверие Форда было поколеблено. Ни на какой сговор, ни на какие шутки с человеком вроде дяди Бена банковский агент не пойдет, а если бы дядя Бен все это выдумал сам, для чего бы ему было рисковать и ссылаться на Стейси, ведь тот в любую минуту может опровергнуть его россказни.И учитель протянул дяде Бену руку.— Позвольте мне поздравить вас, — сказал он сердечно. — И простите меня, ваша история настолько чудесна, что мне трудно было сразу в нее поверить. Теперь позвольте задать вам еще один вопрос. У вас не было других причин держать все это в тайне, кроме нежелания признаться в том, что вы нарушили вздорные старательские запреты, которые, кстати сказать, не имеют законной силы и, как доказывает ваш успех, совершенно несостоятельны?— Есть еще одна причина, мистер Форд, что я с вами советуюсь, ежели уж начистоту, — пробормотал дядя Бен, стирая с лица растерянную улыбку тыльной стороной ладони. — Я не хотел, чтобы Маккинстри и Харрисон, понятно, тоже знали, что я купил титул на этот спорный участок.— Я вас понимаю, — кивнул учитель. — Это естественно.— Почему же естественно?— Конечно, вам не хочется навлекать на себя гнев двух таких вспыльчивых людей.Выражение лица дяди Бена изменилось. Но, не отнимая от губ руки, он сумел опять изобразить улыбку, — как видно, только для того, чтобы тут же ее снова стереть ладонью.— Скажем, одного вспыльчивого человека, мистер Форд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22