– Этот… Платонов? Он купил после меня пачку сига­рет. Подошел к девушке… Она ждала, наверное, долго. Это чувствовалось. Бесцельно ходила из стороны в сторо­ну, скучала… В общем, неудивительно, что Платонов подошел. Красивая девушка… Одна.
«Почему он так тяжело говорит? Простенькая недав­няя история, а он нагружает ее психологией».
– Но, Игорь Сергеевич, ведь девушка ждала не Платонова.
– На ней не написано. Просто, может, кого-нибудь.
– Она производила такое впечатление?
Власов поколебался.
– Нет-нет, утверждать не берусь. Но отрицать тоже.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Ну… пошел типичный для таких случаев треп.
– Вам было слышно?
Власов обернулся.
– Какие-то банальные фразы. Сами знаете, как быва­ет – начинается полушуткой; а потом уже обидно отъез­жать ни с чем.
– Дословно не помните?
– Н-нет.
– Понимаете, мне важно, Игорь Сергеевич, как дер­жался Платонов. Только развязно или нахраписто и нагло. И что девушка – давала она резкий отпор или как-то так… двусмысленно. Существо дела не меняется, но ситу­ация перед дракой… понимаете?
– Да, разумеется.
Пал Палыч поймал его взгляд и не отпускал, стре­мясь через этот «канал связи» привести его в нужное состояние.
– Я взываю к вашей памяти. Вы ведь все видели и слышали. Слова, интонации, жесты – где-то они отло­жились, надо только вытащить на поверхность. Постарай­тесь сосредоточиться, Игорь Сергеевич. Представьте себе снова: тепло… ранний вечер… табачный ларек… красивая девушка скучает…
– Все очень похоже… – отрывисто и одышливо про­должил Власов за Пал Палычем, – слишком похоже… Теплый ветер порывами, и пахнет сирень… Деревья ше­лестят.
«Сирень?!.. Ладно, потом».
– К девушке подходит парень… установлено, что он был навеселе… голова немножко хмельная…
– Да, – согласился Власов, – голова хмельная. – И взволнованно заспешил, будто сам с собой: – Он гово­рит: «Как жаль, что вы ждете не меня». Она отворачивает­ся. Ветер кидает ей волосы в лицо. Она говорит: «Отстань­те» или «Оставьте»… Но всерьез или только для виду – это невозможно понять. Поэтому он не отстает. Он гово­рит… пошлости, конечно, но она ему страшно нравится… Синие глаза, синее платье и рыжие волосы на ветру… – Вдруг он умолк резко, с разбегу.
«Ой-ой. Что на него накатило? Чердак в порядке, а понес несуразицу».
– Игорь Сергеевич, вы не жалуетесь на зрение?
– Нет, – сквозь зубы.
– Какого цвета папка?
– Коричневая.
– Эта?
– Серая. Я не дальтоник.
– Извините, заподозрил. Потому что на девушке была черная юбка. И белый свитер. И… разве она рыжая?
– Нет, обыкновенная блондинка. – Он хрустнул пальцами. – Из меня, как видите, никудышный сви­детель.
– Да, что-то вы начали фантазировать. А мне нужно только то, что вы действительно видели и помните.
Перспектива продолжения допроса вызвала у Власова отвращение.
– Надо пойти лечь, – соврал он. – Что-то скверно…
– Позвонить в медпункт?
– Нет, это бывает… Я приду завтра или послезавтра… Можно?
– Послезавтра в то же время, – назначил Пал Палыч.
Подписал пропуск. Загадочный свидетель ушел. Знаменский посидел в раздумье. Затем, полистав справочник, снял телефонную трубку. )
– Гидрометцентр? Здравствуйте, следователь Знаменский с Петровки, 38… Да, пожалуйста. Вопрос такой: какова была сила ветра в Москве вечером девятого апреля?.. Да, сего года. Жду… Да? Практически безветрие. Спасибо.
«А если он малость «того»? Шелестят у него деревья и пахнет сиренью. До сирени и сейчас-то далеко».
Бестолково потерянный час дорогого времени. Больше Знаменскому даже думать о Власове было некогда.

* * *
При всем сочувствии к его горю, отец потерпевшего был Пал Палычу неинтересен. Желто-седые виски, ран­ние морщины, неотмываемые рабочие руки, громкий голос (от привычки перекрывать шум в цеху) – типичная незапоминающаяся внешность. Но не во внешности заключалась неинтересность, а в кондовой «правильности» Ивана Федотыча. Он был честнейшим, добросовестным и ограниченным человеком. Из породы почитающих себя всегда правыми моралистов и зануд.
Личная беседа с ним была не нужна Пал Палычу, на то телефон есть, чтобы уточнить две-три мелочишки. Но отец попросился прийти. Как отказать, не выслушать?
– …На медные деньги растили. И вырос справный парень. Через три месяца защитил бы диплом, стал архи­тектором. За что ему такое? За что нам с матерью?!..
Однако надо хоть какую-то и пользу извлечь для следствия.
– Скажите, Алексей по натуре вспыльчив?
– Нет, характер спокойный, основательный.
– Вы были дома, когда он уходил – в тот вечер?
– Дома.
– И все было нормально, Алексей не нервничал? Я спрашиваю потому, что он впервые опоздал на свидание и Рите показался несколько возбужденным.
Отец помолчал хмуро.
– В тот вечер промеж нас разговор вышел… насчет этой девицы…
– Она вам не нравится?
– Да чему ж там нравиться?! Лицо размалеванное, юбчонка – одно название, повадки, словечки… Вы ее видали?
– Сейчас коротких юбочек полно. Примелькались.
– Ну, моему Алексею такая не пара! Из-за нее вся и беда. К порядочной девушке на улице приставать не будут!
В дверь сунулся Власов: было то самое послезавтра.
– Одну минуту, – попросил Пал Палыч.
Власов закрыл дверь.
– У вас дела, – застеснялся отец. – Пойду.
– Идите, Иван Федотыч, и не отчаивайтесь. Будем верить в медицину.
– А что еще остается!..
Знаменский проводил его, впустил Власова, спра­вился о здоровье.
– Обошлось, – вяло промямлил тот.
– Тогда продолжим, Игорь Сергеевич? Мы с вами прервались на том, как…
– Простите, мое свидетельство необходимо?
«Начинается!»
– Да, Игорь Сергеевич, ваше свидетельство необхо­димо, – категорически, но мягко, ибо заставить его не­чем. – Рита в момент удара отсутствовала. Продавщица табачного киоска готова рассказать любую историю. Но установлено, что она ничего толком не могла разглядеть. Вы – единственный очевидец.
Власов хрустел пальцами и нервно поводил шеей.
– Значит, каждое мое слово влияет на судьбу… Это тяжелая ответственность. Что его ждет?
– Платонова? Статья пока не ясна. Дело в том, что от ушиба головы потерпевший ослеп… Вы встретили в две­рях его отца. Если слепота останется, – до восьми лет.
– Боже! Несчастный парень!
– Да, трагично.
– Ну съездил кому-то. Максимум должен был по­явиться фонарь на скуле. А вдруг – восемь лет!!
– Так вы… о Платонове горюете? Сочувствие не по адресу, Игорь Сергеевич.
– Смотря как взглянуть, – раздраженно возразил тот.
– Как ни взгляни. Вам жаль хулигана и не жаль чело­века, пострадавшего ни за что ни про что?
– Того тоже жаль. Невольно. Потому что он жалок вообще… заработал оплеуху – дай сдачи. Не способен – утрись и переживи. Нет, он, конечно, падает. И, конечно, неудачно. И получает сотрясение мозга, будто летел со второго этажа! Потом он слепнет. Потом, естествен­но, его бросит девушка. – Во Власове нарастало озлоб­ление. – Родители на старости лет зачахнут в заботах… Есть, знаете, люди, которые умудряются занимать в жизни невероятно много места – с разными своими бедами, немощами, обидами. Все вокруг как будто в долгу, все с ними нянчатся. А ведь просто-напросто – неудачник!
– То бишь, как говорит Платонов, дохляк, – холод­но подытожил Знаменский. – Давайте без обиняков. Вы готовы на попятный?
Власов молчал, оттопыривая и втягивая нижнюю губу.
– Если я вас сейчас спрошу, видели ли вы, как преступник ударил потерпевшего, что вы ответите?
Власов опустил голову, думал. Наконец ответил, не меняя позы:
– Ударил.
У Пал Палыча отлегло от сердца.
– Тогда о чем мы толкуем?
– Я признаю факт, но не согласен с его оценкой.
– Оценивать факты – задача суда.
– Не будьте формалистом. Взгляните на вещи шире. Вы говорите «преступник». Допустим, объективно – да. Но субъективно, с точки зрения самого Платонова, в ту минуту…
– Предлагаете мне стать на его место, что ли?
Власов язвительно усмехнулся:
– У вас, разумеется, строгие принципы… вы не заго­ворите с незнакомой девушкой…
– Нет, случалось, зарекаться не могу. Но я не стал бы колотить ее приятеля.
– О, разумеется! Выдержка и хладнокровие!
– Игорь Сергеевич, вы часом, не играете на флейте?
– При чем тут флейта?
– А при чем мое хладнокровие?
«Я уже тоже раздражаюсь. Когда оба раздражены, добра не жди».
Пал Палыч подавил дурное расположение духа, ми­ролюбиво предложил:
– Давайте от широкого взгляда на вещи вернемся к конкретике? Вы прежде встречали Платонова, или Риту, или потерпевшего – Алексея Демина?
– Нет.
– Когда Платонов с ней заговорил, она отвечала?
– То отвечала, то не отвечала. Слишком короткий разговор. Хоть бы минут десять – и все могло повернуться иначе.
– Как именно?
– Они могли бы и столковаться.
– Сомневаюсь.
– А кто знает? Вы – знаете? Он не знал. Ему каза­лось, что есть шанс. Вдруг является какой-то почти маль­чишка и цапает за плечо. – Он вновь отрешенно уставил­ся в окно. – Видите ли, людей определенного склада нельзя попросту цапать за плечо. И разговаривать начальственным тоном. Да еще при девушке, от которой перехватывает горло… «Оставьте в покое мою невесту!» Если такая рыжая, с такими глазами – невеста, умей ее защитить. Иначе – смешно!
«Опять рыжая, опять накатило. Что-то тут…»
– Выходит, Платонов поступил как надо?
Власов поиграл скулами, справился с эмоциями, отозвался сухо и рассудочно:
– Судя по конечному результату, Платонов поступил нерационально.
– Потерпевший назвал Риту своей невестой?
– По смыслу. За точность текста не ручаюсь.
Не ладился допрос, не ладился. Где-то на полпути от Знаменского к Власову крылась трещина, и туда утекало все самое главное, а от собеседника к собеседнику долетали лишь оболочки слов.
«Ну что мне с ним делать? Качается на шаткой какой-то жердочке вправо-влево. Как привести его на твердую; почву?»
В те поры шутковали: «Есть обычай на Руси на ночь слушать Би-би-си». Глушили уже редко и кое-как. Поэтому Пал Палыч знал, что в зарубежной практике суще­ствует специальная служба охраны свидетелей. Вплоть до вывоза их в тайные убежища, где они пребывали огражденными от посторонних воздействий до суда. Мера зача­стую совершенно необходимая.
Может, и Власову ее не хватает?.. Может, и не хватает. Только службы такой у нас нет как нет. Бейся, следователь, в одиночку.
– Игорь Сергеевич, можно немного о вас? Вы инже­нер, работаете старшим диспетчером на ТЭЦ? Сколько лет?
– Пять.
– Напряженная работа?
– Всякое бывает.
– Насколько представляю, вы должны следить за тем, как сбалансировано энергопитание многих объектов. Перед вами громадный пульт, и вы одновременно массу показателей держите под контролем. Верно?
– Приблизительно.
– Значит, у вас тренированное внимание, професси­ональная наблюдательность – и слуховая и зрительная. Но почему вы путаетесь в такой несложной картине происшествия? В произнесенных тогда нескольких фра­зах? Даже в описании девушки?.. Вы жили когда-нибудь в Подольске?
– Нет.
– В Харькове родственников не имеете?
– Нет.
– Извините, никого из близких на Кузьминском кладбище не хоронили?
– Нет. Ищете, был ли я связан с Платоновым?
– Верно, грешен. Хотелось поделикатнее. Но могу и напрямик: не мешают ли вам какие-то житейские обсто­ятельства давать показания по делу? Возможно, они по­явились после ареста Платонова? Скажем, к вам обрати­лись его доброжелатели?
Власов прищурился насмешливо:
– Как долго вы держали в себе этот вопрос!.. Обрати­лись вплотную за арестом. Но это не играет роли. Не это играет роль.
– Верю, – почти искренне улыбнулся Пал Палыч. – Но ведь они и до меня доберутся. Поделитесь, пожалуй­ста, опытом.
– Позвонили домой. Попросили. Угрожали. Я объяс­нил, что в случае повторного звонка расскажу, будто Платонов сулился прикончить парня на месте. Если даль­ше станут давить – «вспомню», что видел у него нож. Поняли. Отвязались.
Власов изложил все это без рисовки собственным мужеством. Просто проинформировал. И в тот момент понравился Знаменскому и вызвал встречную откровен­ность:
– Не могу раскусить вас, Игорь Сергеевич. В вашем поведении мне чудится что-то глубоко личное. Но что?
Неподвижные черты Власова на секунду скомкала гримаса. Испуганная? Страдальческая? Так была коротка, что Знаменский не разобрал. Но ясно, что предположе­нием своим попал «в яблочко».
Тема требовала развития. Однако возникла Кибрит с папкой.
– Ничего, что вторгаюсь?
– Ничего, раз не с пустыми руками. Прошу изви­нить, Игорь Сергеевич, – совещание с экспертом. По­дождите немного в холле.
Власов с облегчением удалился.
– Тот самый свидетель? – проводила она его взгля­дом.
– Угу. Выкладывай свои достижения.
Кибрит раскрыла папку.
– Оцени! Точные расчеты, бесспорные выводы. Твое­му хулигану чистый мат. Если он сумеет хоть что-то понять. С дураками беда – чем виртуозней доказатель­ство, тем оно меньше убеждает. Не доходит.
– Он тупица?
– Интеллектом не блещет. Но все-таки сколько-то проучился, авось знает слово «экспертиза». Спасибо большое, Зиночка. По дороге пошли мне обратно свидетеля.
– А что он, собственно? Выскочил весь в смятении.
– Того и гляди даст задний ход. Разводит какую-то сомнительную философию – право сильного и прочее. Если на суде заявит, что ничего не видал, начнется неразбериха. Потерпевший даже опознать преступника не может – ослеп.
– Да, мне говорили. И сотрясение мозга…
– Угу. И запишет суд в решении: учитывая, что по­терпевший получил тяжелую травму черепа, показаний его недостаточно для вынесения приговора.
– Свинство! Держи бульдожьей хваткой своего един­ственного!
– Погоди минутку, при тебе лучше думается… Если сделать так: с помощью этой папки я привожу в чувство хулигана Платонова и сразу устраиваю им очную ставку. Только шиворот-навыворот?
Кибрит кивнула одобрительно: поняла.
– А инструкции побоку?
– Побоку!
– Ну-ну… Желаю удачи.
– Стоп, сударыня. Юбка сантиметров на двадцать ко­роче твоей – это как?
– Довольно вызывающе.
1 2 3 4 5 6 7