Она теперь иная, чем сто, пятьдесят, даже двадцать лет назад! Она стала неизмеримо динамичнее, напряженнее, ярче. А танцевальная музыка у нас все та же и по ритму, и по мелодии, и по темпу.
Как радовался Андрюша этому спору с отцом! Еще бы! Ведь без этого у него не возникли бы такие важные мысли. Вот ответ на обвинения в негативности - надо создавать новую, нашу танцевальную музыку, веселую, искрометную, чистую! И пусть ее сочинят молодые композиторы. Они есть и здесь, у нас в городе, в знаменитом на всю страну музыкальном училище, в театре оперы. Надо объявить конкурс через газету, создать жюри.
– Между прочим, ты сейчас говоришь очень дельные вещи, - с улыбкой заметил Дмитрий Александрович. - Запиши это. Не то завтра от волнения все забудешь. А твои оппоненты на этот пункт будут обязательно напирать. Учти.
Андрюша задорно тряхнул головой.
– Они на многое будут напирать. Это будет такой бой, каких еще не знал факультет! Недаром он гудит как улей, - и, подмигнув, добавил: - А тут еще ваши дружинники что-то задумали.
– Тс-с! Я тебя, кажется, просил...
Дмитрий Александрович опасливо оглянулся на дверь в соседнюю комнату, откуда доносился голос жены.
Вечером в библиотеку к Маше забежала Аня Артамонова. Увидев подругу, Маша обрадованно всплеснула руками.
– Ой, Анечка! Как я тебя давно не видела! Подожди немного, я сейчас.
Она сунула Ане свежий номер "Огонька".
Пока Маша торопливо выдавала книги и журналы, подруги то и дело с улыбкой переглядывались, нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет, наконец, всласть поговорить.
Но вот растаяла очередь у кафедры выдачи книг.
Маша исчезла куда-то и через минуту, уже сняв свой халатик, в легком сером платье с большим отложным белым воротничком подбежала к Ане, схватила ее за руку, и подруги выпорхнули из зала.
Отдышались они только в тихой, полупустой служебной комнате, загроможденной высокими стопками книг. Маша завела Аню в самый дальний угол и опустилась на стул возле небольшого столика. Аня устало улыбнулась, приложив руку к груди.
– Ох, Машенька, ты меня просто замучила этим кроссом. Я даже не думала, что здесь так много лестниц и коридоров.
– А я тебя в святая святых привела. Гордись. Ты первая из простых смертных, - засмеялась Маша, привычным движением откидывая с плеч чуть растрепавшиеся от бега локоны.
Потом она внимательно посмотрела на подругу и, нежно проведя ладонью по ее щеке, сказала:
– Анечка, ты плохо выглядишь. Случилось что-нибудь?
– А, не выдумывай, пожалуйста!
Аня небрежно махнула рукой и, вздохнув, подсела к столику.
– Неправда! Я же вижу! - возмутилась Маша. - Как не стыдно! Я тебе что, чужая? - Но вдруг осеклась, пораженная мелькнувшей догадкой, и даже прикрыла ладонью рот. - Ой, ты влюбилась, наверное, да?
В ответ Аня решительно тряхнула русой головкой и не без иронии ответила:
– Надеюсь, что нет. Нельзя же нам болеть одновременно.
Маша невольно залилась краской.
– Ты напрасно смеешься. Это может быть очень серьезно и... и запутанно. Да! - вдруг спохватилась она. - Но у тебя все-таки что-то случилось?
В их дружбе Аня всегда была стороной активной, наступающей и потому невольно усвоила по отношению к мягкой, застенчивой Маше тон чуть-чуть покровительственный и нежно-снисходительный. А уж в том, что она старалась скрыть даже от себя самой, Аня, конечно, ни за что не призналась бы Маше. Поэтому, объясняя ей причину своего прихода, Аня старалась и себя уверить в искренности своих слов.
– Просто мне папа один случай рассказал, но я не поверила. Ужас какой-то! А официально, от имени райкома, я запрашивать не хотела. Вот к тебе и зашла.
– При чем же здесь я? - удивилась Маша.
– Ты раньше послушай до конца. Случай этот будто бы произошел на инструментальном, поняла? В бригаде Николая. Но это не может быть! Я его знаю, он честный!
– Кто? Кого ты знаешь, Николая?
Маша вдруг почувствовала, как тревожно сжалось сердце.
– У тебя только Николай на уме! Как будто он один там. Но разве он тебе не рассказывал, что одного парня из его бригады под суд чести отдают?
– Нет. Я... я давно его не видела, - и Маша робко добавила: - Но ведь разберутся. И если он честный...
Но Аня с досадой перебила ее, невольно выдавая этим свое волнение.
– Ах, ну как ты легко рассуждаешь! Разберутся! - И снова нетерпеливо переспросила: - Значит, ничего Николай не рассказывал?
– Ничего. Я же тебе говорю: я его давно не видела.
Тут только до Ани дошел смысл этих слов. Она внимательно посмотрела в огорченное лицо Маши, и та смущенно улыбнулась, но улыбка эта показалась Ане совсем не веселой, а скорей какой-то виноватой.
Аня шутливо погрозила пальцем.
– Ой, я вижу, что не у меня, а у тебя что-то случилось. Я даже знаю что. Ты поссорилась с Николаем, да?
– Нет, нет, - поспешно возразила Маша. - Я просто... я не знаю... ну, как тебе это все объяснить?
– Объясняй прямо и до конца, - решительно сказала Аня.
Она пересела на стул рядом с Машей, нежно обняла ее и, зарывшись лицом в ее локонах, шепнула:
– Ты же сама сказала, что мы не чужие.
– Да... конечно... - Маша сделала над собой усилие и, не поднимая глаз на подругу, сказала: - Я не знаю, как я отношусь к Николаю. Раньше уне казалось... а теперь...
– Ты же его любишь.
– Не знаю.
– Любишь, - твердо повторила Аня.
– Ах, Анечка! Я недавно познакомилась с одним* человеком. Только не думай, он мне не нравится. Совсем не нравится. Но он много знает, много читал, видел. И мне с ним интересно. Ты понимаешь? Интересней, чем с Николаем. А тут еще папа случайно познакомился с Николаем. И в восторг от него пришел. Это папа-то! Представляешь?
– Николай тебя очень любит, - задумчиво произнесла Аня. - Он так тебя любит, что... даже поссорился из-за тебя с друзьями.
– Из-за меня?!
– Да.
Аня коротко рассказала о том, что произошло две недели назад в красном уголке.
– Я только потом все узнала. К нам в райком один паренек заходил из их бригады. Они его зовут Коля Маленький, Аня улыбнулась, - чтобы с Николаем не путать. Знаешь, у них замечательная бригада. Это настоящие друзья...
– Я их никого не знаю, - грустно сказала Maшa.
– Вот возьму и познакомлю тебя с ними. Хочешь?
– Неудобно как-то.
– Удобно! Ну что это за привычка - людей бояться! Не понимаю.
Маша улыбнулась.
– Где тебе понять! Ты же всех воспитываешь. Вот и того парня, которого под суд чести отдают, тоже, наверное, воспитываешь. Анечка, а ты его хорошо знаешь?
– Еще бы!
– А по-моему, - Маша лукаво взглянула на подругу, - он тебе все-таки нравится. Ну признайся!
– Кто? Этот несчастный Дон-Жуан? Нисколько даже.
– Он вовсе не такой плохой.
– Ты-то откуда знаешь?
– Иначе он бы тебе не понравился.
– Очень странная логика.
Аня невольно засмеялась. Ей почему-то было приятно, что Маша завела этот разговор о Василии.
И, тряхнув головой, она нарочито бесшабашным тоном объявила:
– Вот пусть станет человеком, тогда я его, может быть, и полюблю. Не раньше. И потом, он слишком красивый.
– Полюблю, - тихо повторила Маша. - Как это у тебя просто получается! А ведь это... это же все вдруг по-другому начинается, все другим светом кругом тебя светится. И счастье приходит такое, что задохнуться можно. И мученье приходит...
Аня прижалась разгоряченной щекой к холодной щеке Маши и негромко спросила:
– Машенька, а кто этот человек, с которым ты познакомилась?
– Ах, этот, - Маша точно проснулась и равнодушно ответила: - Он студент. С филфака. Фамилия его Гельтищев.
– Гельтищев? Валерий?
– Да. Ты его знаешь?
– Слышала. У нас в райкоме был секретарь их комитета комсомола. Они завтра интересный диспут проводят. И вот этот самый Гельтищев...
Аня на секунду задумалась, потом вскочила со своего места и возбужденно объявила:
– Знаешь, что я решила? Завтра мы с тобой идем на этот диспут. И без всяких разговоров! Ох, какая там драка ожидается!.. Между прочим, - она лукаво взглянула на Машу, - там будут и с инструментального завода.
Маша удивленно взглянула на подругу.
– Кто будет?
– Увидишь.
– Все-то вы знаете, - улыбнулась Маша.
Аня ответила с нескрываемой гордостью:
– А как же? Райком должен все знать. И не только знать. Так решено: идем завтра?
В тот же самый вечер напротив входа в городскую библиотеку стояли Валерий Гельтищев и Анатолий Титаренко. Укрывшись от дождя под деревом, они, как видно, чего-то ждали.
Высокий худой Валерий в пестрой шелковой рубахе навыпуск небрежно перекинул через плечо плащ и нервно курил одну сигарету за другой. Толстый, в черном костюме Анатолий, с неизменным галстукомбабочкой, выглядел спокойным, даже веселым. Аккуратно сложенный плащ он перекинул через руку, другой рукой картинно опирался о дерево.
Свет уличного фонаря еле пробивался сквозь густую листву, и приятелей почти не было видно. Но сами они зорко наблюдали за ярко освещенным подъездом библиотеки.
– Она должна выйти с минуты на минуту, - заметил Валерий. - Главное, не проворонить.
– Но она, кажется, не мечтает, чтобы ты ее встретил, Анатолий лениво усмехнулся. - А жаль, девочка - люкс. У тебя есть вкус. - И уже другим, озабоченным тоном добавил: - Не очень только задерживайся, надо еще отшлифовать тот документ.
Валерий самодовольно кивнул головой.
– Будь спок! Бравые тарасовцы со всего факультета будут в восторге. Или я их не знаю, думаешь?
Удивленно подняв брови, Анатолий спросил:
– Какие тарасовцы, ты что?
– Ха! Забыл? А прошлой осенью мы в какой деревне трудодни зарабатывали?
– А-а! Тарасовка!
– Именно. Вечерние зори, соловьи, плачущие ивы над рекой, тихий шепот и лобзанья...
– Цыплята-табака пищат на дворе и роются в навозе, - в тон ему продолжал Анатолий, - белое столовое висит кислыми, пыльными гроздьями на кустах...
Приятели рассмеялись. Потом Валерий мечтательно произнес:
– Но Рогов будет у нас завтра нокаутирован в первом же раунде. Спасибо Мариночке...
– Она твоей благодарности не примет.
– Это меня мало волнует. А потом... потом мы дадим бой по существу. "О цели жизни", - передразнил Валерий. - "Зачем ты живешь на земле?" Демагогия! Софистика!
– А ты докажи!
– И докажу! - запальчиво ответил Валерий. - Прежде всего вопрос поставлен неверно. "Зачем живешь?" Или ставить его надо не перед нами, а перед природой: зачем она создала человека? А мы живем потому, что созданы ею. Вопрос надо ставить так: как жить? Они утверждают, что можно жить для себя, и это эгоизм, можно жить для других, и это хорошо.
Но все это тоже софистика и демагогия! Каждый живет для себя! Да, да, каждый делает то, что ему нравится. Даже они, считая, что надо приносить пользу и творить добро другим, делают это для себя, ибо им так нравится. Ну, а мне нравится творить добро для самого себя! Логично?
– Вполне. Один-ноль в твою пользу, - важно кивнул головой Анатолий.
– Теперь второй вопрос: "Цель в жизни". Что это по-ихнему означает? Очень просто! Всю жизнь надрываться, нести тяготы и жертвы, чтобы потом, под конец жизни, не было стыдно за бесцельно прожитые годы. Хорошенькая перспектива! Ведь это, в лучшем случае, только один миг радости. Мне, например, этого мало! Я не хочу надрываться ради какой-то там цели! Я хочу каждый день получать радость. Какое мне в конце концов дело до других? Это, надеюсь, тоже логично?
– Пожалуй, - без прежней уверенности согласился Анатолий, поправляя свой галстук-бабочку. - Но крика будет...
– И все-таки это уже два-ноль! - азартно объявил Валерий.
Внезапно Анатолий сделал предостерегающий жест рукой и негромко сказал, кивнув на освещенный подъезд библиотеки:
– А теперь попробуй, чтобы было три-ноль.
Валерий поспешно обернулся и увидел Машу.
– Через час я тебе звоню, - тихо сказал он. - Больше мне на этот раз не потребуется.
Приятели замерли в тени деревьев, дожидаясь, пока Маша простится с подругой. Потом Валерий небрежной походкой последовал за ней, все так же перекинув плащ через плечо, хотя дождь и не думал униматься.
Догнав девушку, он мягко тронул ее за локоть и сказал:
– Привет, Машенька.
Маша с удивлением подняла голову.
– Ах, это вы! Здравствуйте.
Они пошли рядом, обмениваясь веселыми замечаниями о погоде и городскими новостями.
Потом Валерий спросил:
– Машенька, вы придете к нам завтра на диспут? - И загадочно добавил: - Там будет жарко.
– Я знаю, знаю. Мы обязательно придем.
– Кто это "мы"?
– Я с подругой.
– С какой, если не секрет?
Маша засмеялась.
– Это не секрет. Ее зовут Аня. Она работает в райкоме комсомола.
– Боже, как серьезно! - с комическим испугом воскликнул Валерий. - Я буду смущаться.
– Ну, вас, кажется, трудно смутить, - улыбнулась Маша. - Вы всегда чувствуете себя так уверенно.
– Ах, Машенька, - голос Валерия внезапно дрогнул. - Если бы вы могли так же хорошо разбираться и в других моих чувствах.
"Что такое? - в недоумении подумал он. - Почему я так волнуюсь?" Ласковый и звонкий голос Маши, застенчивый взгляд ее больших карих глаз, чистых и ясных, не затуманенных ни одной дурной мыслью, трогательная морщинка на лбу, когда она вдруг задумывалась, ее веселый, радостный .смех или вдруг взгляд удивленный и наивно-строгий, когда ей было что-то неприятно слышать от него, - все в этой девушке изумляло и притягивало Валерия. Он вспомнил слова Анатолия: "Девочка люкс". И сейчас эти слова его вдруг покоробили. Да разве можно так говорить о Маше, именно о ней?
Валерий вдруг поймал себя на том, что рядом с Машей он думает о многом совсем иначе, чем в привычном кругу друзей. И это порой сковывало его, делало их разговор трудным и напряженным. Он даже вздыхал с невольным облегчением, когда расставался с Машей. Но уже на другой день думал о новой встрече. Это было как наваждение, как колдовство.
– Вот мы и пришли, - донесся до него откуда-то голос Маши. - До свидания.
Они стояли у подъезда дома, где жила Маша.
На этот раз Валерий не стал ее задерживать.
– До завтра, Машенька.
Он наклонился и с непривычной для себя сдержанной нежностью поцеловал ее руку.
Таран с негодованием отвернулся и ускорил шаг.
"Еще ручки целует, тоже мне... - зло подумал он, узнав Машу и Валерия Гельтищева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33