Перед тем как выйти из моего кабинета, он вытащил из кармана яблоко и положил мне на стол.
Дверь за ним закрылась, а я уставилась на яблоко и уныло стала ждать вызова к шефу. Но, похоже, родного прокурора настолько переполняли чувства, что, когда истекли протокольные десять минут общения с гостем, он сам ко мне пришел.
— Что еще за убийство вы там выклянчили?! — на меня шеф не смотрел и прямо-таки клокотал голосом, обмахиваясь бумажкой с угловым штампом прокуратуры города.
— Здравствуйте, Владимир Иванович, — робко сказала я, зная по опыту, что ему надо дать остыть, а не ввязываться сразу в полемику.
— Здрасьте, — сварливо ответил он. — Вы мне зубы не заговаривайте. Вы ж только про труп девочки сказали. А они привозят еще и дело свежее, заказное убийство. Что это еще за самодеятельность, я вас спрашиваю?!
— Сама не знаю, — честно призналась я. — Я просила поручить мне материал по трупу Кулиш, — тут по мизансцене требовалась проникновенная пауза, — и то, если мое руководство не будет возражать…
— Ах, ваше руководство, — ядовито запел шеф, — ах, если не будет возражать? Очень мило, что вы вспомнили все-таки, что у вас есть руководство. Которое сидит и думает, кому собственные убийства со взятками распихивать. А тут из другого района привозят мешок дел, — он швырнул передо мной на стол бумажку, которую держал в руке.
Это была сопроводительная за подписью прокурора города. Старшему следователю Швецовой М.С. поручалось, в порядке оказания помощи прокуратуре другого района, расследование уголовного дела по факту умышленного убийства Вараксина B.C., труп которого был обнаружен три дня назад в том самом лесопарке, где нашли и Катю Кулиш. И, естественно, в сопроводительной указывалось, что той же Швецовой М.С. поручается расследование уголовного дела по факту смерти Кулиш, так как постановление об отказе в возбуждении уголовного дела отменено, и усмотрены признаки, указывающие на совершение в отношении нее преступления.
Интересно какого, подумала я, разглядывая витиеватую подпись прокурора города. Эксперт Пилютин сказал мне, что кроме борозд на запястьях, других повреждений на трупе нет. Значит…
— По девочке возбудили причинение легкого вреда здоровью, — пояснил шеф, с полувзгляда поняв, что меня озадачило. Он уже успокоился, грузно присел к моему столу и стал катать перед собой дареное яблоко. — На руках следы связывания, легкий вред здоровью; ну не убийство же возбуждать?
Я про себя усмехнулась. Ничего себе, легкий вред здоровью! Труп приличной девочки со следами веревок на запястьях лежит в грязном пруду за тридевять земель от ее дома; ну разве это повод для поиска убийцы? Эх, знали бы люди, сколько препятствий приходится преодолевать честному следователю на тернистом пути установления истины! Причем этот путь тернист не столько из-за зверской изворотливости преступников, сколько из-за циничного нежелания прокурорских работников портить статистику раскрываемости и выхода дел.
Шеф внимательно посмотрел на меня, и я поняла, что он думает то же самое.
— Ну что, не опозорим район? — спросил он вдруг и подмигнул. — Сейчас Зоя все зарегистрирует и принесет. Ладно, — он тяжело поднялся, сжимая в руке яблоко. — Это мне за моральный ущерб. Ни пуха ни пера.
Когда за прокурором закрылась дверь, я подумала, что у меня наверняка все получится.
Вот теперь я с трудом сдерживала нетерпение. Господи, ну где же Зоя? Уже семь минут прошло, а она все не несет дела. Но как только я поднялась со своего места, чтобы самой сходить в канцелярию за новыми делами, распахнулась дверь. Зоя вошла со скорбной миной, приличествующей случаю: как же, два “глухаря” из другого района, когда своих дел вагон и маленькая тележка, бедная Машка.
— Машунь, вот тут распишись, — сказала она сочувственно, — надо же, как не повезло…
Но когда я стремительно поставила закорючку в журнале регистрации уголовных дел и жадно протянула руку за материалами, сочувствие исчезло с ее лица и сменилось сложным выражением, — мол, все понятно, как свинья грязи найдет, так Швецова лишней работы, дорвалась до очередных проблем, причём по собственной инициативе, так ей и надо. Поджав губы, наша завканцелярией забрала журнал и с достоинством вышла, оборвав соболезнования на полуслове.
А я секунду поколебалась, с чего начать — с материалов по трупу Кати Кулиш или с дела о “глухом” убийстве пока еще неведомого мне Вараксина B.C., потом стала перелистывать страницы обеих папок одновременно, но поняла, что так далеко не уеду. Вспомнив про Пилютина, я с сожалением отложила убийство Вараксина и погрузилась в изучение материалов по девочке Кате, обнаруженной в пруду городского лесопарка.
Собственно, изучать там особо было нечего. Ну объяснение некоего собачника, чей пес вечером во вторник привел его к кусту над прудом в укромном месте парка; поскольку берег пруда был мокрым и скользким, народ там не гулял, а пес прямо рвался и скулил. Владелец пса, влекомый туго натянутым поводком, поскользнулся и сполз прямо в воду, споткнувшись о торчащие из-под куста человеческие ноги.
Следующим документом был протокол осмотра места происшествия и трупа девочки. Так, смерть от утопления в воде, сомнений в этом нет: в дыхательных путях — ил и песок. Но при этом чистые кожные покровы, отсутствие синяков и ссадин, иными словами — следов борьбы, за исключением полосовидных кровоподтеков на нижней трети обоих предплечий, в области запястий, и ссадин кожи на фоне кровоподтеков. Одежда на трупе в порядке, не порвана, не сдвинута, даже туфли надеты на ноги, значит, ее не тащили к этому злосчастному пруду. Сама пришла.
Отложив протокол, я открыла акт судебно-медицинского исследования трупа. В том, что труп исследован на совесть, я не сомневалась, Никита Владимирович наверняка проконтролировал процесс. Ага, вот то, что меня интересует: девственность Кати не была нарушена. Правда, эксперт, производивший вскрытие, оговорился, что в силу анатомических свойств девственной плевы он допускает возможность полового сношения без нарушения ее целости. Однако ни в половых путях, ни на теле, ни на одежде трупа не было обнаружено спермы.
Значит, так: девственность не нарушена, спермы нет, одежда в целости. Исключаем сексуальную подкладку происшедшего? На пальце — тоненькое золотое колечко, в кармане — сто рублей мелкими купюрами. Тогда исключаем и корысть?
Что же остается, если все поисключать? Может, не так уж не права была прокуратура, рассматривавшая материал? Мог ведь быть несчастный случай. А могло быть и самоубийство. Ручки-то ей кто-то связывал, а потом развязал: вон, полосовидные ссадины на запястьях есть, а веревок нет. Где-то кто-то ее связывал, что-то с ней вытворял… (Где? Кто? Что?) Не нарушив при этом девственности… А на домашнюю девочку это так подействовало, что она пошла к пруду и утопилась. Я лихорадочно перевернула несколько страниц акта, ища результаты химического исследования. Ага, этилового спирта в крови не обнаружено, следов употребления наркотических веществ тоже нет… На всякий случай я вернулась к наружному исследованию трупа — нет ли повреждений кожи, говорящих о том, что девочка кололась. Ну и что, что родители считали ее непорочной; сколько угодно таких случаев, подросток наркотики глушит, через ломки прошел, уже весь синий и просвечивает, а предки все списывают на ОРЗ, авитаминоз и переутомление от занятий. Но нет, следов уколов не было, девочка упитанная, на наркоманку не похожа.
Хорошо, но если с ней кто-то что-то вытворял, и это ее довело до самоубийства, почему она пошла к пруду, а не к родителям, и не в милицию, на худой конец? Раз уж с родителями был, судя по словам Пилютина, хороший контакт, да и девочка домашняя. Такая вряд ли будет что-то страшное в себе держать, кому-нибудь расскажет.
Да, материал на самом деле оказался гораздо более запутанный, чем даже я себе представляла. Странно, что зампрокурора того района ограничился яблочком. Притащив мне такой гнилой материальчик, избавившись от такой бомбы, мог бы и на ящик ананасов раскошелиться.
Надо бы съездить на место обнаружения трупа. Ну и конечно, поговорить с родителями Кати. И с ее подружками. И с учителями. И если они не расскажут мне ничего такого, что могло бы довести Катю до пруда в лесопарке, значит, надо восстанавливать ее последние дни по минутам. Я встала и подошла к окну. Полил дождь, сбивая с веток желтые листья. Втянув голову в плечи, к дверям прокуратуры прошмыгнул друг и коллега Горчаков; карман его плаща раздувался, и судя по тому, как Горчаков бережно придерживал его рукой, там была пища — пара бубликов или пирожков, или четвертинка хлеба и триста граммов колбасы. Вот это кстати; я включила электрический чайник и достала чашки, подумав, что нуждаюсь в тайм-ауте.
Даже не заходя к себе, Лешка просунул голову в дверь моего кабинета и отряхнулся, как пес.
— Бублики или колбаса? — спросила я, выключая вскипевший чайник.
— Бублики, — отчитался Лешка и протиснулся в кабинет целиком.
— А что, канцелярия тебя уже не кормит? Разлюбила? — намекнула я на бурный производственный роман между Горчаковым и Зоей.
— Обиделась, — Лешка вздохнул.
— Обидел? — уточнила я. Горчаков возмутился.
— С чего ты взяла? Вечно ты про меня плохое думаешь. Просто она меня в выходные приглашала на собачью выставку…
— И что ты ляпнул?
— Вот сразу и ляпнул, — Лешка старательно отвел глаза, — просто спросил, в какой номинации она там заявлена.
— Ну ты и дурак. Разве можно такое говорить влюбленной женщине?
— Но я же просто пошутил. Что ж она, шуток не понимает? О, новое дельце!
Лешка протянул руку к моему столу и развернул к себе сколотые скрепкой бумаги.
— Что за Вараксин? Послушай, а что этот Вараксин у нас делает? С каких пор лесопарк на нашей территории?
— Это мне по спецпоручению, Леша.
— Что, еще одно? Ты же девочку просила оттуда…
— Это в наборе. Девочку отдали только вместе с Вараксиным.
— Сочувствую, — кивнул Лешка, не отрываясь от бумаг. — Так, бизнесмен Вараксин: огнестрельное ранение, облит бензином и подожжен. Заказняк?
Я пожала плечами.
— Еще не читала. Хочешь, бери.
— Нет уж. Тут русским языком написано — Швецовой Марии Сергеевне. Так что давай что-нибудь другое.
— Ты серьезно, Лешка? — я обрадовалась. Если Горчаков меня хоть немножко разгрузит…
— Кто ж тебе еще протянет руку помощи, кроме меня? Взятки есть? Я бы с удовольствием порасследовал. Ну, в крайнем случае, превышение власти.
— Не на базаре, — огрызнулась я, поскучнев, поскольку в моем сейфе таких элитных преступлений не водилось. — Если ты настоящий друг,
бери, что дают.
— Ладно, не злись. А что дают?
Я полезла в сейф и порылась в бумагах.
— Убийство новорожденного хочешь?
— А ты чего?
— Леш, мне психологически тяжело расследовать дела об убийствах детей.
Лешка хмыкнул.
— А сама просила девочку из лесопарка.
— Ну, девочка уже подросток. А потом, меня Пилюгин уговорил, лично меня, понимаешь? А это дело…
Горчаков внимательно посмотрел на меня.
— Кому ты гонишь, Машенция? Колись, в чем фокус, а то не возьму.
Тяжело вздохнув, я достала из сейфа листочек бумаги.
— Там указания окружной прокуратуры.
— Ага, это уже ближе к истине. И чего хотят?
— На, смотри сам.
— “Составить схему к протоколу осмотра места происшествия с указанием дорог и тропинок”… Ну и что?
— А ты дальше почитай.
Лешка вчитался и поднял на меня серьезные глаза.
— “Установить и допросить лиц, которые воспользовались этими дорогами и тропинками”… Ты меня не разыгрываешь?
— В каком смысле?
— Ну, не ты эти “указания” состряпала? Сама? В порядке розыгрыша?
— И кого же я так могла разыгрывать? Оперов?
— Да ну, брось, Машка. Правда, не розыгрыш?
— Правда. Подпись видишь? Лично заместитель Генерального прокурора подписал.
— Они чего это, серьезно?
Я развела руками.
— Ну не сам он, конечно, это изобрел, кто-то из исполнителей. А он просто подмахнул. Но хоть прочитать можно то, что подписываешь?
Горчаков снова пробежал глазами страничку с указаниями:
— “Запросить сведения в медицинских учреждениях о женщинах, состоявших на учете по беременности, срок родов которых относится к периоду зачатия трупа новорожденного ребенка”… Одну минуточку, где роды, а где зачатие?
— Ага, такое впечатление, что человек сидел, писал “за здравие”, потом стакан водки хлопнул и продолжил “за упокой”. Я себе даже ксерокс сделала, насчет “зачатия трупа”, на память. Ну что, берешь?
— А чего, прикольно, — решил Горчаков. — Буду устанавливать лиц, воспользовавшихся дорогами и тропинками, на мой век хватит. Пусть хоть одна скотина придерется, — выполняю указания зама Генерального. Да я десять томов наработаю…
Решив служебные вопросы, Лешка быстро заглотил бублик, запил его чаем и побежал к шефу переписывать на себя дело. Уже в дверях он обернулся и спросил:
— Да, Машка, а чего с девочкой-то? За которую Пилютин просил?
— Пока непонятно, Леш, но у меня еще информации мало.
— Маньяк?
— Я ж говорю, информации мало.
— А ты его по своим версиям прокинь, зря ты, что ли, корячилась, практику обобщала?
Он хлопнул дверью, а я осталась обдумывать его предложение. Лешка имел в виду мое научно-практическое детище, типичные версии о личности преступника по делам об изнасилованиях.
— Да здесь-то изнасилования не было, — крикнула я ему вслед, но Лешка уже не услышал.
Что же все-таки приключилось с Катей Кулиш, подумала я, рассеянно листая материал. В кармане одежды девочки спокойненько лежал ученический билет, благодаря чему ее так быстро опознали. Катя ушла из дому в пятницу днем, успев только перекусить после школы (кстати, надо будет уточнить, что она ела, и сравнить с содержимым желудка трупа; может, ее угощали еще где-то). Родители обратились в милицию в субботу, но заявление об исчезновении школьницы было принято только во вторник утром, а вечером уже нашли ее труп.
Я позвонила доктору Пилютину и обрадовала тем, что дело возбудили, и оно в моем производстве.
1 2 3 4 5