Но мы не приостановились. На этот раз мы как-то даже не сразу заметили, что за словом «советский» напрямую стоим мы — русские.
Я полагаю, и это сугубо моё мнение, мы не сразу спохватились, то есть среагировали на оскорбляющее начало в Ельцине не только из-за опьянения его героическим поступком выхода из партии. Каждый в нём хотел увидеть своего героя и увидел. Мне лично Борис Николаевич представлялся творянином (от слова творец), то есть дворянином, графом нового времени, который выходом из партии, подобно Льву Николаевичу, заявил на весь мир — не могу молчать, лучше быть извергнутым из вашего круга «правительственных людей», чем быть с вами! Большую роль имело и сходство предания анафеме Толстого православной церковью, а Ельцина, так сказать, «церковью КПСС». В общем, каждый в соответствии со своими представлениями находил в нём своего героя.
И всё же не в опьянении дело. Наш народ — это коллективистский народ, любящий трудиться коллективно. Доярка из-под Владивостока хорошо понимала доярок из-под Курска, из-под Рязани, из-под Бреста и так далее, и так далее. Рабочий с «Дальзавода» прекрасно понимал рабочего с «Ижорского» завода. Трудящийся человек привык не спорить с начальством и решать с властью свои самые насущные вопросы тоже коллективно. Для простого народа было слишком умно сравнивать президента с великим старцем. Со «старотерпцем» — это еще, куда ни шло. Словом, народ в самой забитой русской деревне нёс свой голос избирателя в пользу Ельцина с одной надеждой — заключить негласный договор, консенсус (чёрт бы его побрал), который утратился при Горбачёве.
Мы тебе — власть, а ты нам хотя бы пообещай пусть не светлое завтра , а хоть какую-то заботу о нас.
Не пообещал. Советский народ — совки, быдло! А ведь в большинстве своём, как мы знаем, советские — это русские.
Именно тогда, средства массовой информации стали просто кишеть сообщениями о самоубийствах среди стариков и пожилых людей. «600 секунд» — была такая жестокая телевизионная программа — показала бабушку, ничком лёгшую на воды Невы и утонувшую (не пожелала поднять голову). Потом и квартирку её показали, чисто прибранную, а на столе: хлеб, селёдочка, колбаска и бутылка водки, а под ней карандашная писулька — простите, люди добрые, что так поступила, я жила для страны, а сейчас не знаю, зачем живу. Потом выяснилось, бабушка блокаду перенесла, а здесь не выдержала. Да и только ли одна бабушка?!
В те времена я был редактором новгородской газеты «Вече», следил за статистикой, русский народ буквально вымирал. Каждый год уносил в среднем по миллиону граждан, но это не бросалось в глаза потому, что цифры вымирания нивелировались притоком беженцев из СНГ.
Не знаю, есть ли на земле ещё подобная нация, люди которой, как мы иной раз говорим, маленькие обычные так бы тесно связывали свою личную жизнь с жизнью страны. Я говорю об этом не для того, чтобы возвеличивать, или принижать этот факт. Я хочу лишь одного, чтобы власть в своих кардинальных решениях учитывала, что среди русских такие люди есть.
Что касается Ельцина, при всём уважении к нему, невольно вспоминаются Одесские рассказы Бабеля.
«Об чём думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день».
Как только народ понял, о чём думает президент, как только почувствовал к себе наплевательское отношение — тут же и отшатнулся от него. Не отвернулся, как от Горбачёва , а именно отшатнулся. Конечно, нелёгкое это дело вести страну, но будем честны, Борис Николаевич слишком часто вёл её как бы в нетрезвом виде. Необоснованные рывки, зигзаги. Выскакивание на скользкую обочину. И всё над пропастью, да над пропастью с обязательными, но ненужными, сальто-мортале. Тут уж никого не волновало — кто станет следующим президентом? Все мы знали, наверное, хуже не будет, потому что хуже уже не бывает.
Был ли в Ельцинское время народ? Было ли гражданское общество? Вспомните самоотставку и покаянную речь президента, обращённую к нам, гражданам России. Вспомните первый Путинский указ, который вошёл в сознание, как оберегающий президента Ельцина. (Указ оберегал от кого? Наверное, от тех, у кого многие мечты не сбылись.) Словом, был народ, и было гражданское общество. Но всё это уже в прошлом и хотя ещё не поросло быльём, всех нас интересует, а что же сейчас?
Здравый смысл и поиск утраченного консенсуса
В очерке «Божественный Юлий» Гай Светоний Транквилл сообщает о нём: «Вина он пил очень мало — этого не отрицают даже его враги. Марку Катону принадлежат слова: „Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым“.
После очередной Ельцинской рокировочки, которую в народе называли чехардой (высшие чиновники, вплоть до министров, узнавали о своих назначениях и смещениях из средств массовой информации). В газете «Московский комсомолец» (примерно на одну треть первой полосы) был опубликован рисунок: огромная дыра в кремлёвской стене, скачущий всадник в беленьком чепчике с обнажённой шашкой над головой (в больничном полосатом халате, экспрессивный, как бы только что вырвавшийся из смирительной рубашки). Вокруг всадника порубленные тела (может быть, даже кембриджских и гарвардских мальчиков). Один из них на последнем издыхании приподнял голову и в изумлении вопросил — зачем проснулся дедушка?
Я не любитель чёрного юмора, но тут поневоле улыбнёшься — хо-ороший вопрос . Но мальчик никогда не узнает ответа. И вовсе не по той причине, по которой роза никогда не узнает о смерти садовника. Тут всё проще и грубее — понимаешь, взбрело в голову. И даже не надо объяснять, почему и что взбрело. Президент подотчётен только народу, а консенсус между ним и народом не состоялся. В самом деле, какой консенсус — голосуй, а то проиграешь?!
Однако отсутствие консенсуса (как показала жизнь) не столько губительно для народа, сколько для высшей власти. Теряя центр тяготения (народ всегда является таким центром), власть попадает как бы в правовую невесомость, так сказать, вседозволенность — что хочу, то и ворочу ! Происходит почти обвальное разрушение личности. Реальное понимание происходящего утрачивается. Власть, как правило, высшая либо не реагирует на происходящее, либо — неадекватно. Русский народ это выразил в пословице — рыба гниёт с головы. Именно это запечатлел рисунок в «Московском комсомольце». И именно в этот период, период полного обезличивания власти в стране, то есть грубо говоря, «раздрая», Ельцин передаёт президентство в руки Владимира Путина.
В одном из интервью, кажется, на сто дней пребывания Путина в должности Главы Государства, Явлинский с некоторой завистью сказал, что Владимиру Путину везёт. Его становление в качестве президента России совпало с ростом мировых цен на нефть. Везение президенту, это ведь и везение стране. Видит Бог, в череде развалов и мрака так хочется хотя бы немножко везения русскому народу.
Впрочем, выскажу крамольную мысль, в становлении президента Путина цены на нефть вторичны, более всего «помогло» ему бездарное Ельцинское правление. Не имея чёткой программы реформ (во всяком случае, народу она была неведома), Ельцин решал буквально все государственные вопросы кавалерийскими наскоками. «Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день». Не имея руля и ветрил, с лозунгами, подобными: «пусть каждый откусит столько суверенитета, сколько проглотит», он наплодил на территории России столько президентов-князьков, что его собственная реальная власть уже не простиралась дальше Садового кольца.
Страшное время для любого народа, но какое замечательное для всякого рода коррупционеров, криминала и прочая, прочая проходимцев.
Взяв власть из рук Ельцина, Путин, по сути, спас его от позора. Для того чтобы утвердиться в должности президента России, нужны были не высокие цены на нефть (хотя и это неплохо), а простой здравый смысл. Если бы Путин даже ничего не делал, а просто сидел, скрестив «белы ручки», и то, как президент, он принёс бы больше пользы, чем Ельцин. Кстати, поначалу многим так и казалось — сидит, ничего не делает. С развалом СССР мы утратили чувство здравого смысла. Для многих из нас «ломать» стало синонимом «работать». А Ельцин настолько уверовал в оригинальный стиль труда путём кавалерийских наскоков, что уже даже стал предлагать Путину поруководить вместе. Чтобы почувствовать всю несуразность предложения, достаточно представить хотя бы на миг подобное предложение ему со стороны Горбачёва. Мол, СССР можно было сохранить, но, увы, рухнул в одночасье, давай, Борис Николаевич, теперь вместе поруководим Россией?! (А может, было предложение?!) Представляю, как отвердели желваки, как Борис Николаевич в ответ скрипнул зубами, дескать, отойди, понимаешь, сам справлюсь. Ломать — это тебе не перестраивать, тут уже не щепки — брёвна полетят, понимаешь.
Впрочем, всё это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Позволю лирическое отступление. Из-за проклятой бронхиальной астмы мне приходится по полгода, а иногда и больше жить в Крыму, рядом с посёлком Черноморское. Это дачные выселки на каменистом Кипчаке, вблизи Чёрного моря. Места девственные, не обихоженные. Сюда приезжают «дикари» из числа студентов и средний класс (так они сами себя называют) из Белоруссии и России. От полутора до двух месяцев в году здесь длится курортный сезон (в основном июль и часть августа перед началом учебного года), остальное время — мёртвый сезон. Но именно в мёртвый сезон обретаешь возможность выходить на безлюдные скалы, чтобы созерцать морскую даль. В тихую солнечную погоду море — как на ладони, и видны морские течения, которые выделяются цветом воды, как реки без берегов. Если рядом с вами окажется знаток, он непременно подскажет, какое течение тёплое, а какое холодное. Какому отдают предпочтение кефаль и пеленгас, а какому — краб и медуза, и всякая другая живность. Но это в тихую, солнечную погоду, когда море просматривается со скал почти до дна, а вдали, в дымке, сливается с синевой небес.
В шторм вода взбаламучена, море черно, и всюду белые скачущие гривы волн. Они набрасываются на скалы, оставляя на узкой береговой полоске тучи камги (водорослей). Ветер взвывает и, сливаясь с шумом прибоя, как бы усиливается и усиливается.
Так и народ — море. А течения в нём, наверное, партии. А ветер — очевидно, власть. Ветры являются и исчезают, а море остаётся. Тихим или ревущим, но всегда со своей живностью оно никуда не уходит. Всего лучше, для понимания течений, обозревать водную стихию в погожий день, потому что в погожий день видится высоко и глубоко. Именно поэтому не любят погожие дни контрабандисты, браконьеры и всякие тайные организации. И это естественно, в погожий день слишком прозрачна вода, отсюда и выражение, обращённое к всякого рода лжецам — ну, погоди, тебя ещё выведут на чистую воду.
Когда Путин получил верховную власть, в России штормило. Под налётами ветров море до того разгулялось, что не одно судно не могло покинуть порт без риска быть опрокинутым. Толчея волн была такой, что даже лёгкий ветерок грозил кораблекрушением. И именно в такую погоду, Путин создаёт Верхнюю палату нового типа и ставит своих полномочных представителей в регионах. Особенно удивляет и восхищает последнее. И тут вольных и невольных ассоциаций не избежать: царь Борис, то есть драма «Борис Годунов» и радостное восклицание великого поэта — ай да Пушкин, ай да сукин сын! Другой царь Борис, нынешний, то есть вчерашний. И вполне оправданная по восприятию аналогия — ай да Путин, ай да… молодец!
В самом деле, чтобы обозревать Россию, наша верховная власть должна быть и в прямом и переносном смысле высокой (с высоты Садового кольца одну шестую часть суши не обозришь). Надо ездить по стране. И всё же, как это ему удалось, как говорил Высоцкий: раз, два и — в дамках? Впрочем, не будем забывать, что большинство губернаторов сами понимали, что для блага всей страны надо многие местные законы сообразовать с Основным Законом России. Это первое.
И ещё, не менее важным выглядело, что Путин, выходец из КГБ, до премьерства возглавлял ФСБ, очевидно, опёрся на эту службу. (Разумеется, правильно сделал, а для чего же ещё, как не для охраны России существует эта спецслужба.) Следом, конечно, и другие силовые ведомства подтянулись. А главное, взбодрился народ, прежде всего наши отцы, бабушки и деды — хватит разорять Россию, пора наводить порядок. Активное одобрение Путинского взгляда — «пора наводить порядок», властью было воспринято с благодарностью.
Чтобы народ не сомневался, что он услышан, Путин отдал распоряжение повысить пенсию. Но страна была экономически не готова к этому, а секвестрировать бюджет можно было только во времена Ельцинского «раздрая».
Пенсию повысили на шесть рублей, в то время, когда цены на продукты народного потребления повысились почти вдвое. Многие песионеры-москвичи, -петербуржцы прибавку в шесть рублей стали почтовыми переводами отправлять в Кремль на имя президента России. (Любопытно, хотя бы один такой перевод Путин получил, или спецслужбы не пропустили?)
Многие враз заговорили о недальновидности президентской администрации, и никто словом не обмолвился, что в основе поспешности была иная причина. Для того, чтобы приступить к наведению порядка в стране, нужно избрать метод наведения. А чтобы выбрать его, президенту нужен консенсус, негласный договор с народом, который был напрочь утрачен во времена Ельцинского правления.
Кстати, народ чутьём уловил потребность Путина в консенсусе. Никто не делал трагедии из-за шести рублей. Однако и безмолвствование своего народа надо понимать — ты получил верховную власть из рук Ельцина, то есть того, кто отказался от консенсуса с нами, когда мы предлагали его даже не за шесть рублей, а за просто так. Потому что уж такой мы народ, привыкли без ссор вместе с властью решать свои насущные проблемы.
1 2 3 4