- Вам тоже пора, Макс, - сказал Лаберро. - У вас, наверное, есть свои
дела.
- Заниматься делами стоит только тогда, когда знаешь, что мир будет
существовать, - ответил Макс. - Если же осталось всего три дня, то
незачем, по-моему, тратить время на беготню. А мне и здесь неплохо.
- Интересно... - как-то странно протянул Лаберро. - Как вы думаете,
хлынут ли сюда люди? Ускорит ли их слепая ярость назревающие события? - Он
помедлил. - А вдруг Сильвестро меня обманывает?
Макс, ничего не ответив, указал глазами на телеэкран.
- Верно, - кивнул Лаберро. - Это ответ.
Он включил Филадельфию. Голубой экран был чист. Звучал только голос
диктора. Спокойным и размеренным тоном диктор сообщал о том, что уже
произошло и что еще должно произойти. "Можно надеяться, - говорил он, -
что на Марсе и Венере взрыв вызовет лишь небольшие климатические
изменения, а потому с помощью скоростных космических кораблей следует
эвакуировать туда как можно больше людей. Подлежащие эвакуации - их будет
отбирать районная администрация - должны быть молоды, здоровы и обладать
высокими умственными способностями".
- Ну и что? - сказал Лаберро. - Опять начнется взяточничество. А
остающиеся будут штурмовать космодромы.
"Во избежание непредвиденных осложнений, ибо после взрыва вся
солнечная система может оказаться полностью необитаемой, на новом
звездоплане будет поднята и направлена к созвездию Кентавра большая группа
мужчин и женщин. Что же касается остальных, то их удел - лишь ждать. Во
всяком случае, существуют церкви. Коммунальные службы должны действовать
до конца".
- Вот это да! - засмеялся Лаберро.
- А ведь вам не удастся полностью осуществить свою идею, - заметил
Макс. - Кое-кто сумеет укрыться на других планетах. и человеческая раса
сохранится. И, быть может, даже сумеет перебраться на другие звездные
системы.
- Это не имеет значения, - равнодушным тоном отозвался Лаберро. - Все
равно людям придется начинать все сначала - рабски трудиться, чтобы выжить
в непривычных условиях. Будет ли это им под силу? Вы ведь были на Венере?
Что, по-вашему, там произойдет?
- Если нет своей планеты, на что можно надеяться? Три шанса против
одного, что люди там либо вымрут, либо опустятся ниже уровня аборигенов.
- И я так думаю, - согласился Лаберро. - Ну, а если им удастся
выжить, в чем я весьма сомневаюсь, желаю им удачи. - Он помолчал. -
Надеюсь, Сильвестро не подумает, что я в последний миг разжалоблюсь? Этого
не случится. И если телеэкран будет еще работать, я получу немалое
удовольствие, наблюдая, как суетятся муравьи вокруг своего муравейника.
- Три дня - срок немалый, - зевая, пробормотал Макс. - Я, пожалуй,
немного посплю.
Его разбудил голос телекомментатора. Лаберро смотрел передачу. На
экране был зал космодрома в Нью-Хейвене. Длинная вереница молодых людей и
девушек терпеливо ожидала своей очереди на посадку в международные
корабли. Время от времени камера показывала, как стартует очередной
корабль: вздымаясь в дыму и пламени, он исчезал в сулящем спасение небе.
Комментатор коротко, по-деловому, извещал о происходящем. Длинная очередь
неторопливо продвигалась вперед. Камера метнулась в толпу: мужчины и
женщины стояли неподвижно и молча следили за медленным шествием отобранных
на посадку.
Лаберро переключился на другую программу. И там шла передача,
посвященная текущим событиям. По-видимому, все станции в этот час
всеобщего бедствия вели репортаж с мест. Показывали службу в церкви:
звучала музыка тысячелетней давности, совершался еще более старинный
спокойный обряд. Лица присутствующих были серьезны и сосредоточены.
Третья станция, которую включил Лаберро, вела передачу из музея
Вейцмана. Здесь множество людей медленно переходили от одного экспоната к
другому, прощаясь с шедеврами античности: вазами из Аттики, римской
мозаикой, хрупкими японскими акварелями. На экране появилась
самофракийская крылатая богиня победы, дважды погребенная и дважды
восставшая из руин, второй раз - из руин Парижа. Ее торс, сильно
поврежденный, но все еще прекрасный, заполнил весь экран.
Макс снова закрыл глаза и глубже уселся в кресле.
Он дремал и, когда просыпался время от времени, видел, что Лаберро не
отрывается от экрана: земной шар готовился встретить свой конец.
Нарастающий темп эвакуации... Церкви, переполненные верующими... Работники
коммунальных служб, спокойно выполняющие свои обычные обязанности... Мир
пришел на последний неторопливый поклон к сокровищам своего прошлого...
Десятки разных сцен, участники которых одинаково преисполнены смирением и
стремятся к единой цели.
Лаберро смотрел на экран. А Макс, очнувшись от дремоты, смотрел на
Лаберро.
Одна сцена, появившаяся на экране через восемнадцать часов после
первого объявления о предстоящем конце мира, была особенно впечатляющей.
Среди гигантских калифорнийских секвой телекамера отыскала семью: отца,
мать, мальчика лет семи и пятилетнюю девочку. Они пробирались между
гигантскими стволами - пигмеи среди великанов. Девочка вскочила на
выступающий из-под земли корень секвойи и застыла на нем. Геликоптер с
камерой на борту взмыл в небо, чтобы с высоты показать ее, золотоволосую,
рядом с древней царицей лесов. Лаберро поспешно, слишком поспешно
переключился на другую программу.
Наблюдая за ним, Макс взвешивал шансы. Он сосредоточил все внимание
на самом Лаберро и на силе, оказавшейся у Лаберро в руках. Теперь он
убедился в правильности своей догадки: да, его план может быть
осуществлен. Но одновременно он отдавал себе отчет и в том, что может
произойти осечка. А что, если Лаберро не выдержит обещанных трех дней?
Вдруг он поддастся стремительному натиску безумия? Вдруг обуявшая Лаберро
гордыня увлечет его на тот, другой путь, и он нажмет маленькую зеленую
кнопку? Все теперь зависело от того, насколько устойчивым окажется разум
Лаберро. Да, не очень весело было коротать часы ожидания с такими мыслями
в голове.
Он видел, что лицо Лаберро становится все более напряженным, -
значит, в его мозгу идет борьба. Он следил, стараясь не упустить того
мгновения, когда напряжение достигнет предала. И это мгновение наступило,
казалось бы, в самую неподходящую минуту. К вечеру второго дня Лондон
навел телекамеру на одну из древних улиц города, и на экране появился
резчик по дереву, сидящий во дворе своего дома. Осторожными, размеренными
взмахами ножа он снимал стружку. Чтобы завершить такую работу, требовались
недели, а то и месяцы.
Лаберро встал. Правая рука его нерешительно нависла над зеленой
кнопкой, и вдруг, вскрикнув, он выключил главный рубильник и рухнул на
руки подоспевшего Макса.

- Отлично сработано, Ларкин! - воскликнул у себя в кабинете
Сильвестро.
- Надо им сказать... - бессвязно бормотал Лаберро, - надо им тотчас
же сказать... Они должны знать. Это удивительные люди... Они должны знать.
Макс предпочел бы, чтобы это было сделано в более мягкой форме. Но
Сильвестро заявил прямо:
- Возьмите себя в руки, Лаберро. Говорить тут нечего.
- Скажите им, что все в порядке, - настаивал Лаберро. - Вы обязаны
сказать им об этом.
- Включите Филадельфию, - обратился Сильвестро к Менигстайну. Шла,
должна быть, та же передача. На экране под какафонические звуки мелькали
женские ножки и рискованные декольте. Лаберро недоумевающе затряс головой.
- Ничего не понимаю.
- Это идея Ларкина, - сухо пояснил Сильвестро.
- Им никогда ничего и не говорили, Мэтью, - тихо произнес Макс. - И
никогда бы не сказали.
- Но телепередачи!.. - воскликнул Лаберро. - Церкви... музеи...
девочка в лесу... Не понимаю!
Его взгляд, как у испуганной собаки, метался от одного к другому.
- Все это было инсценировано, - терпеливо принялся объяснять Макс. -
Вы были так уверены, что мы не сумеем добраться до вас за вашим письменным
столом. Мы и вправду не могли. Но телеэкран остался вне вашего барьера.
Его можно было трогать. Поворот выключателя - и начиналась одна из тех
фальшивых передач, которые подготовило для нас телевидение. Все эти сцены,
Мэтью, были разыграны актерами.
- Телевидение поработало на славу, - заметил Сильвестро. - И я теперь
вечный должник директора Сагуки.
- Но зачем вы это сделали? - продолжал недоумевать Лаберро.
- Боюсь, - ответил Макс, - что мы не слишком верили в способность
человечества встретить свой конец с тем достоинством, какое изобразили
опытные актеры Сагуки. Ars melior vita. <Искусство лучше, чем жизнь
(лат.)> И было важно, чтобы вы почувствовали это.
- Другими словами, вы солгали, - вяло отозвался Лаберро.
- Разве поэма - ложь? - спросил Макс. - Мы просто предложили вам
новую точку зрения. Ваша прежняя была, знаете ли, несколько предвзятой. А
у человека, даже если он администратор, есть и хорошие качества. Например,
он не любит мстить. Мы позаботились о вашем будущем, Мэтью. Вас переводят
на другую работу. Правда, эта работа связана с физическими усилиями, но,
по-моему, вы найдете в ней кое-что привлекательное. Вы отправитесь на
научно-исследовательскую станцию "Лигнина" в Калифорнию, туда, где растут
секвойи. Будущее в ваших руках.

Все еще не веря, с таким видом, будто его только что разбудили от
кошмарного сна, Лаберро вышел вместе с Сильвестро. Менигстайн и Ларкин
смотрели им вслед.
- Еще раз браво, директор Ларкин! - воскликнул Менигстайн.
- Браво, Менигстайн, - скорчил гримасу Макс.
Менигстайн усмехнулся.
- Я понижен в должности. Опять в отдел изучения личного состава.
- Но почему? - спросил Макс.
- Я был недостаточно почтителен в разговоре с директором. Дерзкое
поведение. Помните?
Макс секунду смотрел на него.
- Администраторы не мстительны, - сказал он. - Вы очень огорчены,
Норман?
- Я считаю это своей личной победой, - ответил Менигстайн. - Я ухожу.
Отряхну прах "Атомикса" со своих ног.
Макс вопросительно посмотрел на него.
- Я еду вместе с Лаберро, - объяснил Менигстайн, - наблюдать, как
растут в Калифорнии секвойи. Это работа на всю жизнь.
Они уселись на краю украшенного резьбой письменного стола Сильвестро
и, положив руки на плечи друг друга, хохотали до слез.

1 2 3