О-оо! А скандальный мелочный характер?! А патологическая скупость! Они ведь не бедствовали, отец получал хорошо, и она тоже, и при этом Лике подсовывалось вместо обновки жуткое платьице матери, в котором та ходила двадцать лет назад! Мать не понимала, что за эти двадцать лет изменилась мода на рисунок, на покрой, на длину, на все! Да просто Лике противно было носить что-то с чужого плеча! Просто — противно! А мать обвиняла ее в расточительстве.
— Теперь твой отец не может тебе ничего покупать, — ядовито и в то же время обиженно говорила мать, сворачивая отвергнутое платье. — У него другая «доченька» завелась. Девчонка — ненамного тебя старше!
«Уйди, уйди!» — молилась про себя Лика, отворачиваясь, чтобы не показать слез. А когда мать исчезала за дверью — плакала, кусая губы, давя громкие всхлипы, заливала слезами подушку, яростно вытирала лицо платком. И клялась себе, что уйдет от матери, как только сможет, как только найдет куда, сразу уйдет!
Она закончила школу и к этому времени еще больше замкнулась в себе. Скучала по отцу, ругалась с матерью почти каждый день, ее грызла хандра. На оценки ей теперь было наплевать, аттестат получила с тройками. Мать ругалась, Лика тупо смотрела в окно, потом срывала с вешалки куртку, хлопала дверью, убегала на улицу. Один раз даже упала на лестнице, так торопилась удрать. Расшибла бедро, порвала колготки. В тот миг ничего не стала рассматривать, скорее пошла прочь — только бы подальше отсюда! Не знала, сколько шла, очнулась на набережной Москвы-реки и только тут оглянулась по сторонам, поняла, что торопиться некуда, никто за ней не гонится, никому она не нужна — как всегда…
День стоял чудесный, мягкий. Серая река, спокойное чистое небо, золотые деревья в саду за оградой… Сентябрь. Она достала из кармана сигареты, жадно закурила — уже года два, как серьезно пристрастилась, выкуривала тайком до десяти сигарет в день, а если бы не мать — то и больше бы курила. Лика оперлась на гранитный парапет набережной, спокойно выкурила сигарету, бросила окурок в воду, занялась своей ногой. Задрала сбоку на бедре свою широкую серую юбку, убедилась, что колготки разорваны безнадежно — огромная дыра, вокруг все расползается на глазах, а на белой коже — багровое пятно. Больно! Вот приложилась!
— Синяк будет, — услышала она рядом мужской голос. Отпустила подол юбки, резко обернулась.
Увидела его. ЕГО.
Невысокий, лет около тридцати, коренастый, темноволосый. Ветер трепал его волосы, они блестели на солнце. Он не улыбался, вроде бы не заигрывал, серьезно смотрел на нее. Девушка не испугалась, но пошла прочь. Прошла шагов пять, обернулась. Он шел следом.
— Вам что? — От волнения она охрипла. «Подумает еще, что у меня всегда такой бас!» — испугалась она в душе. Ей даже в тот, первый миг уже было важно, что он о ней подумает.
— Да ничего, я помочь хотел, — он был хорошо одет, говорил спокойно и совсем не нагло.
Лика приметила у бровки тротуара красную машину, в марках она слабо разбиралась. Тут она совсем растерялась. В жизни ни одна собака не обращала на нее внимания, хотя она была ничем не хуже своих подруг… В чем было дело? Может, она просто ни одному из парней не давала времени обратить на нее внимание? Сразу убегала, уходила от разговора? Уходила своей неуверенной походкой? Да не нужны ей были парни, никто ей был не нужен. Самовлюбленные ничтожества! Тупицы! Вот так! Но этот… И выглядит неплохо, и машина, кажется, его…
Кавалер с машиной! Вот так — сразу! Ей многие позавидуют… Да, но он ей тоже не нужен. Так она сказала себе, а вслух заметила:
— Я же вас не просила помогать. Ничего страшного не случилось.
— Но вы упали.
— Не здесь. — Она снова закурила, чтобы не так волноваться и говорить поменьше глупостей. Он не стал спрашивать, где она упала, и снова предложил:
— Хотите, дам йод и пластырь?
— А вы что — врач?
— Нет, у меня аптечка в машине.
Лика помялась. Не так уж ей был нужен пластырь, скорее, она предпочла бы новую пару колготок. Юбка едва доходила ей до колен и не скрывала дыры, которая все больше увеличивалась. Напротив, на другой стороне улицы, она углядела маленький галантерейный магазин. Он был открыт. Лика сунула руку в карман, нащупала деньги.
— Не нужно йода, — сказала она. — А вот, если можно, вы мне вашу машину на пять минут одолжите?
Он остолбенел, потом наконец улыбнулся:
— Зачем?
— Колготки хочу купить и переодеть в машине, — пояснила она. — Не в подъезде ведь это делать!
И улыбнулась. Никто никогда не говорил ей, что она красивая — когда ушел отец, она красивой еще не была, а потом они не виделись… Зато отец часто ей говорил, что улыбается она чудесно. Лика сама не знала, что она хороша в этот миг — слегка смущенная, бледная, небрежно одетая. Ее серые глаза были того же цвета, что и река, а черные волосы летали на ветру, мешали ей смотреть. Она отвела их рукой, продолжая улыбаться, сказала:
— Да ладно, шутка. Я в подъезде переоденусь.
Но тут он зашевелился.
— Нет, нет, конечно, я вас пущу в машину, а сам тут постою. Хотите, провожу в магазин?
— Сама дойду, — ответила она грубовато, хотя на самом деле ей хотелось сказать ему что-то приятное, поблагодарить его, что ли? Она совсем не умела разговаривать с мужчинами, никто ее этому не учил. Перебежала через дорогу, пошла к магазину.
Очень хотелось оглянуться, проверить, не уехал ли он, не сел ли в свою машину? Но она вытерпела — не стала оглядываться. Купила черные колготки, вышла на набережную.
Он стоял на том же месте, где Лика его оставила.
В машине она торопливо и неловко скинула туфли, содрала старые колготки, натянула новые. Девушка спешила, ей казалось, что он вот-вот подойдет, заглянет в окошко, увидит ее голые ноги. Наконец она скомкала рваные колготки, сунула их в карман куртки, открыла дверцу, высунулась:
— Все!
Он подошел, остановился над нею, нерешительно спросил:
— А подвезти вас можно?
Она уже не боялась его. Пожала плечами, заулыбалась:
— Куда?
— То есть как? Вам куда надо?
— Да я гуляла…
— Может, вы мне не доверяете? — поинтересовался он. — Не бойтесь, я не маньяк, никуда вас не завезу. Честно, куда вам надо?
— Да никуда! — Она захихикала, чтобы скрыть смущение. Замолчала, увидев, что он смотрит на нее как-то странно. «Принял за дуру, — поняла она и залилась краской стыда. — Дура и есть! Двух слов сказать не могу!» Решительно полезла из машины со словами:
— Ладно, я пошла.
Он стоял прямо перед дверцей, мешая ей выйти.
Смотрел на нее сверху вниз, как смотрел потом всегда. Он — покровитель, старший, опытный, серьезный. Она — девчонка в рваных колготках, хихикающая дурочка с неуверенной походкой, брошенная дочь удравшего папаши, неудачница…
— Слушайте, — сказал он, по-прежнему стоя у нее на дороге. — Не обижайтесь только! Я сейчас как раз ехал обедать. Хочу, чтобы вы пообедали со мной. Ничего такого не думайте, просто хочется с вами пообедать. Идет? Меня зовут Игорь. А вас как?
— Анжелика, — она снова уселась в машину, резко одернула на коленях юбку.
С этого момента Лика исчезла. Лика — ребенок.
Лика — имя, которым ее называл отец. Коротенькое удобное имя. Игорь всегда называл ее только Анжеликой. Ему это имя нравилось. Ей — не очень.
Но теперь и она сама себя так называла.
Они пообедали, довольно скромно, в каком-то кафе в центре. Но ей все было в диковинку и очень понравилось. Она стеснялась что-то заказывать, а в конце обеда даже сделала серьезную попытку расплатиться за себя. Достала из кармана куртки скомканные деньги, он не рассердился, только попросил ее положить их обратно, ведь он ее пригласил. Анжелика сделала этот жест не потому, что правда стеснялась есть за его счет, а чтобы показать, что и она не так проста, денег и у нее достаточно. А в кармане у нее, правда, была порядочная сумма. Отец прислал почтовый перевод на ее имя, она получила его по своему паспорту. До тех пор пока ей не исполнилось шестнадцать, он исправно платил алименты, тоже с помощью переводов, но все деньги оставались у матери. Та говорила, что ей нужно кормить взрослую дочь, а тряпки и туфельки подождут. Но с тех пор как Анжелика обзавелась паспортом, все деньги доставались только ей. Отец, конечно, был уже не обязан платить алименты, но деньги все равно иногда приходили. Тратить их было не на что — только вот на сигареты. Наряжаться не было настроения, да и зачем? Для кого? Она ведь нигде не бывала… Оставлять деньги дома она боялась — мать найдет, конфискует… Она и так возмущалась, что не видит этих денег, злилась каждый раз, как находила в ящике квитанцию, но спрятать, порвать ее не решалась — все же деньги Приходилось отдавать дочери, а та всегда носила все свои сбережения с собой.
— Ты с кем живешь? — неожиданно спросил ее Игорь, закуривая сигарету.
— А вам-то что? — огрызнулась она.
— Ничего, просто спросил.
— Просто не бывает.
— Ну, извини… — Он как-то незаметно перешел на «ты», видно было, что эта форма обращения нравится ему куда больше.
— Да ничего, — она откинула назад свои длинные черные волосы. Трюк с деньгами успеха не имел, ну и пусть, она еще найдет, чем его удивить.
А удивить хотелось ужасно! Но как, как это сделать?! Для начала она тоже перешла на «ты». — Просто странные вопросы ты задаешь. Какая разница, с кем я живу?
Она старалась говорить развязно, чтобы показать, что ей не впервой обедать с мужчинами в кафе.
Но глаза смотрели наивно и почти испуганно. Анжелика совсем растерялась, не знала, что и думать, и не нашла ничего лучшего, как честно выложить всю правду:
— Я с матерью живу. И все.
Это «и все» она произнесла достаточно выразительно, чтобы он почувствовал — это как раз далеко не «все». Осторожно спросил:
— А отец что — в разводе с вами?
— Да.
— Ясно.
— А что тебе ясно?
— Да у меня то же самое.
Ей стало легче. Он как будто принимал ее под свое крыло, их объединяло общее несчастье — отец ушел, у них нет отцов… И она может не стесняться, рассказывать все. Но он вдруг добавил:
— И слава богу, что мой ушел!
— Почему? — промямлила она.
— Пил.
Они помолчали, Анжелика растерянно смотрела в свою чашку из-под кофе. Игорь пошарил в кармане, вытащил бумажник, спросил ее:
— Еще хочешь чего-нибудь?
— Нет-нет!
— Тогда поехали.
На улице они постояли молча еще с минуту. Он докурил сигарету, выбросил ее и сказал:
— Ну а теперь одно из двух: или я тебя отвожу домой, или ты едешь домой ко мне.
Она лишилась дара речи. И это после любезного предложения залепить синяк пластырем, после обеда?! Вот так — сразу к нему домой, в койку?!
— Я не поеду никуда, — ответила она, кутаясь в куртку, хотя было не холодно.
— Боишься? Опять?
— Нет.
— Тогда почему?
— Так…
— Я сморозил что-то? — поинтересовался он. — Я могу. Но ты не обращай внимания. У меня сегодня просто паршивый день выдался.
— А что такое?
— Да так. Братец мой учудил.
— У тебя брат есть? — Она немного оживилась, на семейные темы могла разговаривать часами. Но он только кивнул головой и снова спросил:
— Так ты поедешь со мной?
— К тебе?
— Ну да.
— А что мы там делать будем? — глупо спросила она.
А он вдруг засмеялся — впервые за то время, которое они провели вместе. Потом сказал:
— Не бойся ты меня. Я тебя не трону" Я что — не вижу…
Тут она насторожилась. Что-то легковесное, пренебрежительное мелькнуло в его тоне. Почему, ну почему все так к ней относятся? Он тоже ее презирает? ! За что?! Почему с первой же минуты знакомства?! Она ответила гордо и с вызовом:
— Я приключений не ищу. Что ты там видишь, мне неинтересно. И к тебе ехать не хочу. Все, спасибо за обед Пока.
Сказала так, но не ушла — осталась стоять перед ним, как школьница перед учителем. А он удивленно ответил:
— Да ты точно, обиделась? Перестань. Я же сказал — вижу, что ты не такая… А ты что подумала?
Чтобы как-то замаскировать свое поражение, она залезла в его машину. Теперь села рядом с ним, впереди. Он включил музыку, ехали молча, Анжелика смотрела в окно, где мелькали старинные особняки, желтые и красные деревья, теребила в одном кармане деньги, в другом — колготки и думала о какой-то чепухе. Думала, что Игорь — хороший парень и что ей все показалось, он ее не презирает, зря она ему грубит, и вообще, не хочется возвращаться домой, ни сейчас, никогда… Потом подумала об отце, но на этот раз на глаза не выступили слезы, как бывало всегда. Глаза были сухие. Она не выносила одиночества. Ей с детства нужно было, чтобы кто-то дышал рядом, друг или враг, все равно — но человек. Отца, правда, больше не было, но теперь рядом был Игорь. И она больше не плакала.
Засиделись допоздна. Игорь сварил кофе, угостил магазинным печеньем. Квартирка была маленькая, двухкомнатная, очень неухоженная. Старая мебель, давно не мытые окна, пыль, продавленный диван. Анжелике, как ни странно, стало еще спокойнее — значит, он не такой богатый, несмотря на хороший костюм и новенькую машину. Значит, они равны. И нечего ему задирать нос. Ему, наоборот, надо оправдываться, что привез ее в такую берлогу. И он действительно оправдывался:
— Живу один. Недавно отселил мать с братом.
Раньше втроем тут жили. Ничего не успел сделать — ни ремонт, ни мебель поменять… Но скоро все изменится Уж прости, что тут так…
— Да ничего. — Она усмехнулась. — Мне-то какое дело? Значит, ты совсем один живешь? А кто тебе готовит, убирает?
Он рассмеялся:
— Хороший вопрос Никто. Я сам, когда время есть. А так обедаю и ужинаю в кафе.
— Ясно. А куда это ты мать и брата отселил?
— Купил им квартиру, вот куда.
Ей никак не удавалось его кольнуть. Купил квартиру — значит, они все же не на равных. Анжелика приблизительно ориентировалась в ценах на жилье и понимала, что это дорогое удовольствие. И похоже, что он говорит правду. Живет один, уж это точно.
— А кем ты работаешь? — поинтересовалась она.
— Я? В строительной фирме.
— А… — Ей стало скучно. Ну, какой он все же неинтересный! Строительная фирма. Запущенная квартира. И что в нем такого? Надо встать и уйти.
Говорить им не о чем. Он старше, в конце концов, и слишком задирает нос.
— А сколько тебе лет?
1 2 3 4 5 6 7 8