Ну кто, в самом деле, сказал, что если ей нужно наверх – то и выход обязательно должен быть наверху? Ведь здесь ничто не подчиняется нормальной человеческой логике! Ты хочешь искать его наверху, девочка? А вот фиг тебе – он будет внизу, в самом что ни на есть низу, где только можно себе представить! Ну, каково? Эта идея приободрила Инну, и она поспешила вперед еще быстрее.
Очередной, неизвестно какой по счету коридор казался очень длинным; где-то в середине виднелся проем – ответвление вправо. Внезапно из проема возникла человеческая фигура. Грязный оборванец с виду: черная двухнедельная щетина, безобразно спутанные волосы, рваная темно-синяя куртка, примерно такие же штаны – только кожаные сапоги выглядели вполне прилично. Он вышел на середину прохода и встал нагло, уперев руки в бока. Смотрел на Инну ухмыляясь – как шакал, охотящийся на падаль. Стоял, несомненно ощущая свое превосходство – ждал, что она будет делать.
Она тоже остановилась. А-а! Так этот отброс общества, этот подземный бомж, этот маньяк собирается ее ограбить? Забрать с таким трудом добытые десять тысяч – а ее саму, небось, пристукнуть без лишних разговоров. И он имеет наглость думать, что она так просто дастся все это над собой свершить? Так ты сильно ошибаешься, дружище, ты очень жестоко ошибаешься! Глупый ты, дурачок, ой глупый… Я здесь чужая – понял?! Думаешь, это ты такой крутой бандит, законы тебе не писаны?
Так мне они теперь тоже не писаны!
Инна аккуратно поставила "дипломат" у стены. Зубы стучали, но только от холода – страха не было. Медленно, через силу подняла левую руку с пистолетом; стало тяжело, и она помогла себе правой. Сама была как хищница – одичавшая, давно вышвырнутая своими хозяевами на улицу обезумевшая кошка. Ну что, подумала, что ты теперь скажешь – а, гроза подземелий? На испуг думал взять? Не выйдет у тебя, дружок, не выйдет, пуганые мы. Молча, не произнося ни единого слова, не издавая ни единого звука, наводила прицел. Это ведь совсем не сложно, ничего сложного: нажать тут… Лучше бы прямо в голову – тогда точно насмерть. Но руки дрожат, черт, проклятый морозильник, так что в сердце будет надежнее…
Оборванец, однако, оказался не глуп. Осознав, что с ним собираются сделать, он в момент юркнул обратно в боковой ход и тут же исчез с глаз. Инна постояла на месте несколько секунд. Струсил, значит? Твое счастье, идиот! Скажи спасибо, что я стрелять еще не научилась, а то бы уже лежал сейчас с продырявленной башкой! Она снова спешила вперед – теперь быстрый темп ходьбы еще и помогал ей согреться. Нет уж, повторяла, вы меня не остановите – даже и не мечтайте! И не мечтайте!
Когда она проходила мимо бокового ответвления, правая нога зацепилась за подножку. Инна, растянувшись, полетела вперед, выпустив чемоданчик; еще в полете констатировала спокойно: вот и все. Вообразила, дура, что если держишь в руках пистолет, то уже можешь воевать – ах-ах, вы ж подумайте, тоже мне: Лара Крофт – расхитительница гробниц!
Ну, все. Сейчас шарахнет по голове, и будет делать все, что ему нравится… Эх ты, несчастная юная Инночка! Не судьба, не судьба…
Звонкий стук шагов удалялся вправо. Так что же – он ушел? Значит, ушел. Не тронул ее и ушел. Забрал "дипломат", не тронул ее и ушел… Забрал "дипломат"!!!
Инна подхватилась мгновенно; зацепилась ногой за юбку, потянула и разорвала ее. Странно, подумала, что это не случилось гораздо раньше.
Не мешкая, побежала в правый коридор – он оказался коротким, и вор его уже миновал. Дальше туннель сворачивал влево – параллельно тому, в котором ее ограбили. Скорее же, ради всего святого! Она повернула – слава богу, этот ход тянулся вдаль на много метров, и беглец с черным чемоданчиком – с ее, черт возьми, чемоданом! – был хорошо виден впереди.
– Стой! – отчаянно закричала Инна ему вслед. Он оглянулся, но даже и не подумал затормозить.
Ну что ж, дурачок, сам виноват! Не хочешь по-хорошему – будет тебе по-плохому! Она не теряла времени – подняла пистолет, навела на цель и спустила курок. Раскат грома в подземной тиши прозвучал оглушительно; оборванец на миг обернулся, бросил короткий взгляд на свою преследовательницу – и со всех ног понесся к спасительному повороту.
Ну неужели же я всю жизнь буду такой неумехой? – подумала Инна. Она прицелилась еще – и нажала еще. Вор продолжал убегать; ну все, сказала сама себе, в конце концов, терять мне нечего. Она выстрелила снова – он все еще уходил; ну ничего, гад, ничего! – без всякой паузы она нажала на спуск еще раз… и еще… и еще…
Он упал, когда до угла оставалось каких-нибудь пару шагов. Очевидно, был не мертв – только ранен; Инна уже спешила к нему. Вор повернулся к ней лицом: сам весь трясся, как в лихорадке; рваная дыра наблюдалась на бедре, другая – возле левого плеча, совсем недалеко от сердца. Она подошла ближе и надменно смотрела сверху на того, кто еще недавно пытался ей угрожать.
– П-пожалуйста! – бормотал оборванец. Голос был весь перепуганный и какой-то изломанный – как и сам его обладатель, который теперь скорее напоминал обессилевшего затравленного волка. – П-пощади! В-вот чемодан, з-забирай!.. Забирай, ух-ходи, я не трону… Б-больше ник-когда, обещаю… П-пожалуйста!..
Как будто ее хоть сколько-нибудь интересовало его "никогда"! Инна окинула его взглядом снежной королевы – всю его сжавшуюся, казавшуюся теперь такой беспомощной фигуру. Дико расхохоталась; прицелилась.
– Н-не н-надо! – закричал несчастный вор, срывая свой слабый голос; подземелье отвечало тусклым унылым гулом.
– Никому нельзя доверять, – ее слова звучали так же холодно, как выглядела она сама. Затем пуля ударила его в сердце.
Оборванец чуть дернулся напоследок, негромко вскрикнул и затих.
Инна шагнула вперед, за "дипломатом"; остановилась: а если он еще жив?
Как там полагается – контрольный в голову? Снова прицелилась и нажала – пистолет не издал ни звука.
Выходит, на этого бандита она растратила весь свой боезапас? Ну и черт с ним! Она отшвырнула прочь бесполезное теперь оружие – левая рука наконец освободилась: она была уже совсем ни на что не годна и только болталась на плече, как гроздь винограда. А ведь это, действительно, просто, подумала Инна. Когда знаешь, что иначе нельзя – то просто… А мне иначе было нельзя – ведь правда? Ну правда же? Еще бы это не было правдой, ах-ха-ха! Я – чужая, повторила уже в который раз.
А потусторонний голос глубоко внутри вдруг спросил: кто же ты теперь – фанатичка? Или уже маньячка?
Она продолжала бежать, скакать, лететь по коридорам. Ничто уже не имело значения. Ни мороз, ни все прочие возможные и невозможные препятствия и страхи – ничто, только выход. Инна рвалась к предполагаемому выходу; в голове бессмысленно вертелась фраза: чужие здесь не ходят. Тут же она переложила ее под музыку и принялась петь про себя:
"Чужие здесь не ходят,
И там они не бродят –
Из подземелья мрачного
На свет они выходят!"
Напевая эту песенку, безумно уставшая, истерзанная, замерзшая, но все еще живая и полная убийственной энергии, она уносилась в неизвестность.
Всему рано или поздно приходит конец, и бурный поток подземных странствий юной Инночки тоже когда-нибудь должен был достичь своего конца. Каким он будет – гремящим водопадом, или же вечной мерзлотой?
Пока больше похоже на второе, подумала она и глухо рассмеялась. Неизвестно еще, каким станет самый конец, но сейчас она уперлась в тупик.
Впрочем, это был все же не совсем безнадежный тупик. На полу обнаружился рычаг, что-то вроде насоса – широкая вертикально стоящая палка с поперечной ручкой. Для чего он может быть нужен? Инна схватилась за ручку обеими ладонями – и тут же вскрикнула: насколько же она промерзла! Нет, решила, я все же попытаюсь. Стиснув зубы, взялась еще раз, потянула вверх – та поддавалась с трудом, – затем вниз… Что-то громко лязгнуло, заскрипело, вся площадка под ней содрогнулась – и сдвинулась вниз сантиметров на десять. Значит, сообразила Инна, это лифт. Только обычные лифты автоматические – а этот ручной. Качаешь насос, и опускаешься вниз – никаких сложностей.
Она оборвала ткань с подола юбки, плотно намотала на ладони. Снова взялась за ручку: вот, теперь уже не так холодно, теперь можно и покачать. Сделала глубокий вдох – и пошла. Первые несколько раз дались тяжело – механизм явно не использовался уже давно, весь заржавел и сопротивлялся ей; к тому же, почти вся нагрузка приходилась на одну только правую руку. Но постепенно он разработался, и стало легче. Инна вошла в ритм: раз-два! раз-два! горе не беда, кругом холода! Подстроила дыхание под движение рук, под движение всего тела – и скоро уже приноровилась. С каждым качком лифт продвигался не больше чем на длину ладони – но, пусть и понемногу, он планомерно уходил все дальше вглубь земли, и огонек наверху становился все более тусклым. Здесь, в шахте, света не было вообще, но тьма уже не пугала Инну. Осталось ли в этом мире еще что-то, способное напугать ее? Она не имела понятия; впрочем, ее это и не интересовало. Она сама уже была как автомат, как часть механизма, неотделимая от него – от насоса, от лифта, от шахты и даже, может быть, от всего подземелья. Не чувствуя ни усталости ни боли, она только двигалась в непрерывном, жестком, страшном ритме: вверх-вниз, вверх-вниз… раз-два! горе не беда! где-то там – выход, а здесь – холода…
Инна очнулась, когда что-то звякнуло, щелкнуло снизу, порвав в клочки первозданную тишину. Лифт стал, возвещая этим звуком: приехали!
Она шевельнулась, с великим трудом оторвала ладони от насоса. Ноги подгибались и совсем не хотели держать исстрадавшееся тело. Приехала, верно – но куда? Кругом стояла кромешная тьма, лишь где-то бесконечно высоко мерцало что-то серенькое – жалкий остаток туннеля, из которого она пришла. Куда же дальше? Есть здесь хоть какой-то путь или нет?
Если есть – то где он?
Инна заставила себя сдвинуться с места. Присела на корточки, нащупала "дипломат". Ахнула, пораженная страшной мыслью: у нее ведь нет ключа! Как она откроет его, как вытащит наружу желанные десять тысяч, если ключ остался наверху вместе со связкой? Казалось, что дальше уже некуда – но мороз будто еще усилился, пробрал ее насквозь, уничтожая без остатка последние оплоты тепла в ее худеньком теле. Инну всю трясло, челюсть отстукивала дробь, зуб не попадал на зуб. Ладно, успокоила она себя. Там что-нибудь придумаю. Не может такого быть, чтобы я придумала, как отсюда выбраться – и не смогла придумать, как открыть какой-то несчастный чемодан!
Она тронулась с места, сделала шаг вперед. Здесь ощущался какой-то поток воздуха, какой-то легкий ветерок, который она проклинала, потому что каждый едва ощутимый порыв обжигал ее задубевшую кожу. Шагнула еще и еще – да, похоже проход действительно есть. Несколькими секундами позже нащупала угол стены – корявый, шершавый, необработанный… Местами рука натыкалась на кусочки примерзшего льда. И в самом деле, будто огромная морозильная камера. Девочка Инна пошла на обед – девочку Инну сожрал людоед. Только людоед – это не какая-нибудь жирная тварь, заросшая волосами. Нет, людоед – это все подземелье, все целиком, вместе с его безумными обитателями, вместе с дверями и ключами… А еще, вроде, были какие-то пропасти. Что за пропасти? И почему вообще крокодилы?
Инна поняла, что падает. Черт, и правда, совсем никаких сил нет!
Ужасно, ужасно… Она опустилась на четвереньки. Оглянулась назад: теперь там был такой же непроглядный мрак, как и спереди. Но это не имело значения: она ведь не собирается возвращаться! Уже не шла – скорее, ползла вперед, таща за собой ставший неимоверно тяжелым "дипломат".
Суставы не слушались, не хотели сгибаться и разгибаться – сами уже заледенели окончательно; левая рука не ощущалась вовсе. Еще чуть-чуть, подумала, и я превращусь всего лишь в деталь местного интерьера… Усмехнулась горько: не захотела стать резиновой куклой – вот тебе наказание: будешь ледяной. Но я же должна! – почти закричала тут же.
Ведь если я прошла уже столько, то теперь я должна, я просто обязана… Потому что безвыходных положений не бывает, потому что выход должен быть – он есть, он всегда есть, ведь правда? Правда?
Инна поднесла пальцы ко рту, подула на них. Воздух во рту, хотя бы он должен быть теплым! – но нет, и в нем почти не сохранилось тепла, дыхание тоже стало ледяным. Она вся обледенела, вся, снаружи и внутри. Эх ты, сказала себе, снежная королева – хотя нет, наверное, пока еще только ледяная принцесса… Не могла уже ни смеяться, ни плакать – все звуки застревали в горле, а глаза будто промерзли насквозь – будет странно, если они потом еще смогут что-то видеть. Снова зацепилась непослушными пальцами за ручку чемоданчика, толкнула вперед, пододвинула ногу с ободранной до крови коленкой. Нет, я смогу, я должна!
Неожиданно вспыхнувший свет испугал ее. Инна моргнула несколько раз, зажмурилась. Чуть разжала веки, оставив только узкие щелочки: перед ней было что-то черное, что-то очень знакомое… Подняла взгляд: конечно же, это дверь. Привычная уже, не один раз виденная черная дверь, а на ней, естественно, номер… она посмотрела еще выше и наткнулась на четыре желтоватых, чуть обтершихся цифры: "0000". Над ними большими красными буквами горело: "EXIT".
У Инны даже не было сил радоваться. Подумала спокойно, равнодушно: ну вот и он, я же знала, что он все-таки есть, а вы все говорили… Потом, опираясь на стену, заставила себя подняться на ноги. Глаза не отрывались от четырех нулей. Эх вы, нолики, да вы без палочки… А и в самом деле: где же палочка, единичка, она ведь должна быть! Тогда все было бы правильно: десять тысяч в дипломате и десять тысяч на двери, все сошлось бы один к одному – а так выходит, будто чего-то не хватает.
Инна не утруждала себя решением загадки, которую сама же и придумала. Толкнула дверь от себя – и та распахнулась сразу, будто ждала этого уже давно. В глаза ударил еще более яркий свет. О боже! – это был не искусственный, нет – настоящий дневной свет, она уже почти успела забыть, как он выглядит, но вот же он!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17