https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/dlya_dachi/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И еще его руки. Его твердые плечи. Шея, которую она обнимала. Тело, прижавшее ее к стене. Его губы… Она же была против… Чего?.. Тут у Чарли, как она сама определила чуть позже, по отрывочным образам, слишком шальным, чтобы пытаться собрать из них цельную картину, слегка сорвало крышу. На нее хлынуло нечто неконтролируемое, чего она не могла предвидеть, просто не подозревала наличие в себе подобной растормаживающей стихии. Леха целовал ее у стены, возле открытого шлюза, в помещении, куда в любой момент мог нагрянуть враг, а ей казалось, что она умрет, если только он остановится, отпустит. Конечно, он ее в конце концов отпустил. Прошептал в ухо:
— Все… Больше нельзя… — И отступил, медленно опуская руки. Она, разумеется, не умерла. И даже не пошатнулась: выручила стенка.
— Что, время вышло? — Дыхание уже выравнивалось, Чарли быстро приходила в себя.
— Почти. И потом не забывай, что я пока еще инфицирован.
Чарли, мигом отрезвев, чуть не задохнулась от возмущения:
— Ты что себе вообразил? Что я собиралась тут с тобой?..
Прищурившись, он вновь шагнул к ней почти вплотную, спросил без улыбки:
— Нет?..
Горячая волна обожгла живот, прошла через грудь, предательски кинулась в щеки. Он вновь ее обнимал — под кофтой, где было только гладкое отзывчивое тело… Руки сами невесомо вспорхнули ему на плечи. И захлестнуло желанием — на сей раз куда жестче и откровенней. Леха, оказывается, был прав: начни он прямо сейчас ее раздевать, она бы только торопливо ему помогала. Где-то в глубине души, где плавал и почти уже тонул крохотный островочек здравого смысла, Чарли была поражена, она не считала себя до такой степени податливой, способной потерять голову от близости мужчины, от его взгляда, прикосновения, запаха. Это походило на гипноз. Ей вновь вспомнился Майкл, его серая рожа, мутные глаза, это помогло, Чарли попыталась отстранить Леху от своей уже обнаженной груди. Удалось, но не сразу и не окончательно: он все равно крепко ее держал, то есть саму Чарли крепко, а ее грудь он сжимал очень нежно.
— У тебя… вампирские замашки, — выдохнула она.
— Разве?.. — Он склонил голову и посмотрел на ее грудь. Чарли одернула кофту — напрасно, он ее опять задрал, придержал Чарли за локти, потерся щекой об одну ее грудь, о другую — его прикосновения обжигали, казалось, у него открылся жар, она ощущала его легкий озноб, свой, впрочем, тоже. Он осторожно взял губами розовый сосок, но почти сразу его отпустил, поднял глаза на Чарли, криво с видимым усилием усмехнулся: — Укусов, по-моему, нет.
Она сказала ему «да» — одними глазами. Он понял. Склонился к шее, приник, защекотал ресницами, губами, горячим дыханием. Он не кусал. Но уже завел ее так, что она сама этого хотела: лучше б укусил — может, схлынуло бы. Или наоборот — пошло бы вразгон, до конца!.. Оказывается, она себя совсем не знала. Саму себя! А думала, что неплохо знает Леху — как человека, вечно озабоченного игровыми проблемами. Возможно, ей открылась другая грань его неординарной натуры, но больше походило на то, что в его ошарашивающей наглости виноват вампирский вирус.
— Тебе пора лечиться.
Тут он отпустил ее и засмеялся, откинув голову. «Не показалось. Прорастают клыки-то…»
— А ты знаешь, почему вампиры категорически отказываются от лечения, хотя лечение у Хэги быстро и безболезненно? И Хэги — не единственный лекарь на их территории. Мне кажется, теперь я их понимаю.
Он отвернулся и резко шагнул к стене направо от Чарли.
— Я тоже, — произнесла она уже в пустоту, опять не успев уловить момента его исчезновения. И договорила, машинально гладя грудь и шею: — Понимаю…
Смерив изучающим взглядом стену и не найдя в ней ни малейших признаков двери, в которую он мог удалиться, Чарли перевела дух и огляделась; полутемное помещение со сквозным выходом в чужой корабль, так давившее поначалу ей на психику, показалось теперь родным и уютным, почти как собственная спальня. Должно быть, «прихожая» была потрясена и тронута до глубины души своей альковной ролью, если только признать, что у помещения может иметься душа.
С Лехой все было ясно: диагноз — вампиризм в начальной стадии. Но с ней-то что творится? Страшно вспомнить о содеянном!.. До сих пор в животе бабочки летают, а в остальном теле такая тягучая блажь, что впору дугой выгибаться… От вируса ее уже вылечили, может, остаточные явления?..
Она опустилась на корточки возле стены и уставилась в потолок. Леха, похоже, не хочет лечиться. Но ведь остался здесь, у Хэги, значит, с намерением вылечиться и стать прежним — деловым, закрытым. Уже не решится прижать ее к стене так, чтобы зашлось дыхание. Задрать кофту, потереться о грудь… «Ты дикая, и ты сама по себе». Не повалит, не доведет до конца… «Тебя никому не приручить». Разве что она сама его на себя завалит: обхватит плечи, запустит пальцы в вороные волосы и завалит… «Тебе никто не нужен». Язычками пламени трепещут отголоски страсти, лижут тело, бередят душу. Нельзя им подчиняться. Надо думать о команде, о грозящей опасности, о деле. А не о том, как тебя зажимали у стены в проходном отсеке, словно школьницу в темном подъезде — целовали, мучили, желали. А где еще-то? Ну где?!
Конец ее мучениям положило явление попутчиков, изрядно припозднившихся, продезинфицированных, наверное, всеми известными науке способами. Крис, Юра-сан и с ними, как ни странно, Светик: Чарли-то полагала, что Светик останется, чтобы дежурить, не смыкая глаз, у Лехиной постели. И потом, на случай ее преображения в дракона на корабле у Хэги всегда поблизости грузовой трюм, в то время как на чужаке они неизвестно еще где могут в этот момент оказаться, не исключено, что и в тюремной камере. Не иначе как Леха все-таки решил остаться вампиром и телепортировался на корабль к Лидеру — не зря же Светик туда направляется?..
— Ну слава богу, ты здесь! — Юра-сан первым приветствовал Чарли, поднимающуюся с пола им навстречу. — Мы уже тебя не чаяли увидеть!
— Черт возьми! Одна, перед открытым шлюзом! — воскликнул Крис и заглянул в шлюз. — Ты в порядке? Как там? Тихо? Никто не появлялся?
Она улыбнулась:
— Будем считать, что я несла караульную службу, пока вы проходили диспансеризацию. Докладываю: я в порядке, там тихо, а если бы кто-нибудь сюда полез, то не в порядке был бы он.
Крис развел руками:
— Старуха просто ополоумела! Заперла нас в своей «лаборатории», для профилактики, видите ли, всяческих заболеваний, шпиговала проводами, пичкала какой-то дрянью и упорно повторяла, что с тобой все в порядке. Когда ее гадость полилась у нас из ушей, у нее совсем снесло башню — стала опрыскивать нас из распылителя, как рассаду, при этом пела, приплясывала, стучала по барокамере и чертила какие-то чертовы каббалистические знаки на стенах: это, говорит, особый ритуал якобы древнего колдовства, призывает, мол, на наши головы могущественных духов-покровителей. Чертова старушка! Будь она мужиком, я бы из него самого сделал духа!
Говоря это, Крис подошел к одному из бабушкиных «разделов» с одеждой — они были высокие, под потолок — и выудил оттуда сбоку длинный деревянный шест — не что иное, как свою старую боевую спутницу — паралитическую слегу. Чарли помнила, что слега упала на крышу после того, как ею парализовали Сусличка. Разве Крис мог бросить ее там валяться без присмотра?
— Зря я ее тут оставил, — сказал Крис, привычно, как копейщик копье, оглядывая и пробуя в руках свое оружие. — Я бы из этой полоумной бабки танцующую статую сделал!
Вот это был бы финт — танцующая статуя полоумной бабки! Изрядно же доняла его Хэги своим представлением!
— А кто бы нас тогда из медблока выпустил? — ехидно поинтересовался Юра-сан.
— А Леха на что? Он любую дверь преодолеет.
Похоже, что и Крис начинал ценить Лехины таланты.
— Он-то преодолеет… А вот мы… Разве что в шапочке-лилипутке, через замочную скважину.
Ну конечно, у них же есть уменьшающая шапка — вот почему Светик отважилась с ними идти! Кстати, при упоминании о Лехе лицо Светика, и без того безрадостное, совсем скисло, нос поник, и это не ускользнуло от внимания Чарли.
— Как там Леха? Лечится? — невинно полюбопытствовала она. Что же он и там успел такого отчебучить, что Светик вот-вот опять ударится в слезы?
— Леха давно уже в барокамере, — сообщил Крис.
«В барокамере ли?» — подумала Чарли и недоверчиво усмехнулась:
— В той самой?..
— Вот именно!
— Но как бы он вас выпустил, если он в барокамере?
— Да он нас, по сути, и спас! Мы думали, он там давно уснул, бабка бушует, как вдруг барокамера открывается, и является Леха — глаза как угли, лицо белое, чисто скатерть: кончайте, говорит, концерт для барабана с оркестром, а то уснуть невозможно. Светик к нему — не лучше ли, дескать, милый, самочувствие, а он на нее как рявкнет — убирайтесь, мол, вы к чертовой матери, пока я вас всех не перекусал!
Чарли хмыкнула: нельзя сказать, чтобы ее очень огорчило грубое обращение Лехи со Светиком.
— Он не виноват, — пролепетала Светик. — Это все из-за вируса, я знаю — папа от него тоже стал таким…
Ну вот, начались воспоминания про папу, сейчас слезы рекой польются. А им, между прочим, пора бы уже двигаться. Этот разговор в преддверии неизвестности походил на крохотную передышку между боями: одна битва закончена, сейчас начнется новая; выдохнул облегченно, перебросился парой слов с друзьями и опять поглубже вдохнул, собирая силы для нового броска в неизвестность.
— Все, ребята! Кончай перекур, погружайся! — С этими словами Чарли, обойдя Светика, направилась к шлюзу.
Первое испытание поджидало их уже на пороге: перед ними, куда ни глянь, простирался мрак, из-под ног вниз стала раскладываться лестница, но не было видно, существует ли для нее там, внизу, какой-нибудь упор. Темноту проколол узкий белый луч — у Юры оказался фонарик, позаимствованный скорее всего у Хэги. Луч пометался туда-сюда по окрестностям, из того, что он высвечивал, сложилась примерно такая картина: корабль, судя по всему, был плотно обхвачен стальными швартовочными зажимами, тем и держался, лестница повисла в пустоте, самая близкая плоскость находилась прямо перед ними, в виде стены. И ни одного живого существа, по которому можно было бы определить, где в помещении находится пол: гравитационное покрытие их корабля могло не соответствовать по направлению гравитации в шлюзе, так что пол мог с одинаковой вероятностью находиться внизу, наверху или прямо перед ними. С таким же .успехом там могла быть и невесомость. Чарли, увы, всего этого совершенно не учла.
— Спустимся по лестнице, а там будем прыгать, — сказала она, уже делая шаг вперед, на первую ступеньку.
— Стой! — Крис схватил ее за плечо. Но было поздно: даже не коснувшись ногой ступени, Чарли упала вперед — на стену. Крис успел захватить рубашку на ее плече, при рывке уперся ногами в порог и какое-то время держал Чарли под прямым углом к себе, словно ее уносило ветром. Рубашка врезалась ей в тело, причинив сильную боль, но Крис почти сразу ее отпустил, даже не сделав попытки втянуть обратно: все равно ведь придется туда прыгать, главное, что теперь она должна была упасть на ноги, не рискуя сломать себе шею. Так логически рассудил Крис, об этом успела подумать Чарли; она приготовилась к быстрому падению с ударом в конце, собралась спружинить, перенеся по-кошачьи часть веса на руки. Но она падала и падала, а удара в ступни все не было. Да и само падение оказалось не слишком стремительным, она поняла это, когда обратила внимание на полки: оказалось, что она падает в колодце, стены которого сплошь состоят из полок и полочек, уставленных всякой всячиной — коробочками, статуэтками, сахарницами, перечницами и солонками, горками посуды, столовыми приборами на подставках и банками с вареньем. В руках у нее оказалась большая корзина, и Чарли поняла: она должна хватать на лету с полок предметы и кидать их в корзину, потому что ее задача состоит в том, чтобы к концу полета набрать в корзину рекордный вес. Она заработала свободной рукой, стараясь не только хватать, но и по возможности сгребать добро с полок, не обращая внимания на то, что часть предметов сыпалась при этом мимо корзины и улетали вниз с гораздо большей скоростью, чем падала она. Вскоре она уже наловчилась ловить все в корзину и поняла, что лучше выбирать полки побольше, не тратя времени на маленькие, еще она сообразила, что статуэтки брать не надо — они тяжелые и, падая в корзину, бьют посуду, тем самым убавляя ей очки. Ее совершенно не смущало, что корзина не тяжелеет, и не оттягивает ей руку, и, кроме того, не переполняется, сколько в нее ни кинь: все это было естественно, таковы были правила, установленные ради облегчения основной задачи — набрать как можно больше предметов, чей виртуальный вес будет равноценен количеству набранных в конце очков. Всего один раз она задержалась, пропустив даже несколько роскошных полок, набитых посудой — когда в ее руке оказалась банка с вареньем: абрикосовое, любимое, с желтыми, как янтарь, медовыми дольками, манящими из-за прозрачной стенки. Сглотнув слюну, Чарли аккуратно поставила банку в заднюю часть корзины и вновь принялась за дело: она успела бросить взгляд вниз и заметить, что дно колодца приближается, поэтому трудилась с удвоенной энергией, ураганом сметая с полок все подряд, вместе со статуэтками. Упав наконец на дно в ворох сухой листвы и быстро из нее выбравшись, Чарли поняла, что находится в большой пещере.
Центральную часть этой пещеры занимали огромные старинные весы-противовесы, одна чаша была свободна, на другой же стояла корзина — в точности такая, как у нее, но с рекордным весом, который она должна была переплюнуть! Подбежав к весам, она без труда подняла свою корзину над головой и водрузила ее на пустую чашу. Чаша поползла вниз — ниже, ниже, медленнее, медленнее… Ну же! Еще чуть-чуть! На центральной стреле что-то звонко дзинькнуло — неужели победа? Но чаша еще не опустилась, она колеблется! Чарли подошла посмотреть; круглая блестящая деталь в центре обернулась улыбающейся физиономией, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я