..
Но Мартин даже не взглянул вверх, он не сводил глаз с Май. Как зачарованный смотрел он на нее, все еще не веря, что она уже его. И вдруг он испугался, заметив, что Мая расправляет крылья и собирается взлететь, не говоря ему ни слова, как бы совершенно забыв, что он стоит рядом, и как будто желая скрыться от него в сгущающихся сумерках.
- Куда вы, куда? - закричал он в тревоге.
- За мной!
Мартин сообразил, что уже пора покинуть судно, что оно слишком далеко отошло от берега. Крылатые, которые все еще кружились над удаляющимся морским гигантом, решили предоставить его чайкам, а сами один за другим направлялись к земле.
Бросив прощальный взгляд на вспыхнувший огнями плавучий дворец, с Которого доносилась тaнцевальная музыка, Мартин устремился за Маей.
Они направились к берегу. На небе догорали последние лучи заходящего солнца. А над ним из тяжелых туч и легких облаков возникала какая-то Сказочная страна, созданная из пены, ваты и шелковых нитей. Ее краски и очертания непрестанно менялись, фиолетовые проливы то расширялись, то сужались, острова превращались в озера и озера - в острова. Исчезали розовые берега, из нагроможденных туч сползали языками в море ледники, одинокие морены устремлялись ввысь, коробился тонкий карминовый мол, улетали материки; казалось, что здесь в течение мгновения повторяется вся многовековая история земли...
Мартин опечалился, заметив, что Мая оставила в стороне чудесную страну заходящего солнца и направляется к городу, уже погруженному во мрак.
- Мая, Мая! - окликнул он ее. - Куда вы торопитесь?
Она слегка повернула голову в его сторону, чтобы он мог ее услышать,
- Домой! - ответила она. - Вы можете меня проводить! Я вам очень благодарна за прекрасно проведенный день!
Они медленно снижались над городом-садом, пока не коснулись верхушек тополей, выступавших над рощей вокруг Манной виллы. Мая легко опустилась в углубление между кучами мелкого белого песка, как в мягкую постель. Мартин же, попав в тень деревьев, потерял ориентацию и упал в нескольких шагах от Май на клумбу с тюльпанами.
Мая засмеялась, увидев, как он вскочил на ноги и быстро выбирается оттуда, расстроенный и смущенный, как балансирует среди цветов, стараясь не наступать на желтые тюльпаны и наступая на красные, которых в темноте не было видно. Мая давно уже поднялась на ноги. Она быстро подбежала к дому и нажала кнопку у дверей; в кронах деревьев зажглись круглые фонари. И, хотя можно было различить каждый листочек в отдельности, все кругом казалось нереальным, как будто в кронах каштанов и лип вдруг возник какой-то новый призрачный мир. Из полумрака выступили клумбы роз, гладиолусов и пионов. Они заиграли всеми цветами радуги, такие яркие и удивительные, как если бы их увидел слепой, который внезапно прозрел. При ярком освещении стали видны также и повреждения, которые причинил Мартин круглой клумбе.
- Тюльпаны ждут вас! - сказала Мая.
- Я все приведу в порядок, - обещал Мартин.- Я буду вашим садовником...
- В таком случае вам надо пораньше встать. Наш коврик взлетает рано утром...
- Я приду туда! - радостно воскликнул Мартин.
Мая улыбнулась.
- Мы выкупаемся в утренней заре!
Когда они прощались, желая друг другу покойной ночи, Мартин еще раз взглянул на небо, а потом вокруг себя.
- Наверху прекрасно, - сказал он. - Но на земле, Мая, на земле еще прекраснее...
С огромным увлечением и творческой радостью я писал этот рассказ в течение двух месяцев, без передышки. Мне казалось, что я создаю что-то замечательное, но теперь, когда я перечитываю написанное, тяжелые сомнения овладевают мною. Не знаю. Иногда мне кажется, что я написал хорошо, а иногда - что плохо. То я торжествую, то прихожу в отчаяние; мне хочется убежать подальше, рвать, жечь - и снова я возвращаюсь: нет, не так уж плохо, может быть, может быть... черт его знает!
Довольно! Теперь я имею право несколько дней отдохнуть и набраться новых сил.
Я прогуливался по новой улице. Поселок был только недавно достроен, ряды домов еще светились белизной - это был целый городок. Над ним, немного в стороне, поднимается невысокая труба тепловой станции. Труба вместо колокольни костела. Как прозаично! И в то же время - ведь это храм солнца, в котором зимой происходит великое превращение. Не вина в кровь, а воды в пар, который, как кровь, течет во все дома и дает людям тепло.
Я встретил Либу. Она задумчиво шла с книгой под мышкой. В другое время я, может быть, и удивился бы, встретив ее здесь, но сейчас я был просто рад. Блестящая возможность высказывать вслух мысли, которые пришли мне здесь в голову...
- Смотри, - говорю я, - вот так я представляю себе жилища людей завтрашнего дня. У жителей этого поселка есть газ, электрические кухни, паркеты, теплофикация, альпийские горки в садиках. Такими будут жилища в будущем. У живущих здесь людей имеются все предпосылки стать преданными и самоотверженными гражданами государства, служить примером для тех, у кого еще нет таких условий. Думаю, что именно здесь я скорее всего найду того, кого ищу. Либа, ты не знаешь кого-нибудь из этого поселка?
- Только, дядя, особенно не воображай!- грубовато проговорила Либа. - Я знакома с пани Коуделковой, она живет здесь. Ее муж работает на заводе Моторлет. Пока они жили в бараке На Топольке, она была активной коммунисткой, скромной и трудолюбивой. Во временном поселке вокруг завода вообще живут самые лучшие коммунистки из всех, каких я когда-либо встречала. Но стоит им переселиться в новые дома... Коуделкова была протоколистом местной партийной организации. А, как известно, обязанности протоколиста обыкновенно берут на себя только самые исполнительные члены. Но, с тех пор как она переехала в новый дом, она стала изображать из себя барыню. Да что говорить! На собрание ее и на аркане не затащишь. Из этого, дядя, можно сделать вывод, что повышение жизненного уровня в некоторых случаях влечет за собой понижение духовных интересов. Коммунистка стала мещанкой...
- Но это может случиться только теперь, когда люди ривут неодинаково! сказал я. - Об этом можно было бы написать поучительный рассказ.
Люди, которые вполне заслуженно получили здесь домики- а дх большинство, я уверен в этом, - люди скромные и без претензий. Их есть царство будущего...
- Дядя!-перебила меня вдруг Либа.
- Ну что?
Она многозначительно улыбнулась.
- У меня есть для тебя новый герой! Он словно создан для твоего романа, как яйцо для омлета...
- Ну, так выкладывай скорее! - сказал я, хотя мне и трудно было проглотить этот омлет.
- Сегодня не буду, я расскажу тебе в другой раз; изумительно интересный человек!
- Мужского рода? - полюбопытствовал я.
- Так точно!
- Откуда ты его знаешь? - пристаю я.
- Он мой знакомый! - соизволила пояснить Она.- Иногда он провожает меня, то есть, вернее, я провожаю его!
- Ты его?- удивляюсь я.
- Я иногда захожу к нему...
- Ну а что Ёза? Он знает об этом? Или ты порвала с ним? - Она пожала плечами.- Скажи хоть что-нибудь!
- Пока ничего не скажу. Подожди немного! Могу тебе только сообщить, дядя, что он большой оригинал. Собственно, я познакомилась с ним, если хочешь знать, из-за тебя, чтобы найти тебе не бумажного, а настоящего героя - из плоти и крови!
Слова Либы немного озадачили меня. Девушка влюбилась бог весть в кого и теперь все сваливает на мой роман. Бедняжка Ёза! Впрочем, какой он бедняжка? Просто дурак и лентяй. Такая замечательная девушка! Я должен еще раз поговорить с ним по душам...
Собственно говоря, я должен быть благодарен Ёзе! Он дал мне тему для рассказа, в котором я вывел такого вот лентяя, описал, каким он станет в обществе будущего, как он будет себя вести и какие у него возникнут возможности проявить себя.
В общих чертах рассказ уже готов. Стоит мне только перечитать часть того, что я уже написал, и дальше все пойдет как по маслу. Но как назвать этот рассказ?
Я заканчиваю рассказ о Фране. Не могу только никак придумать подходящее название. "Песня труда"? Нет, это звучит как-то подозрительно. "Рассказ о лености"? Иногда название само всплывает на поверхность еще до того, как наполнится чаша рассказа. Например, мой "Мастер долголетия".
Сейчас мне кажется, что это название пришло мне в голову сразу же, как только я увидел моего застенчивого старичка. Или вот "Капля яда". Это заглавие само вытекало из содержания рассказа; я знаю, что не смог и не сумел бы назвать рассказ иначе!
А теперь я ломаю себе голову... Может, назвать просто "Франя"? Знаменитые писатели часто называли свои произведения именами героев. И это вполне правильно, если герой является выразителем основной идеи и центральной фигурой произведения! Один за всех. "Жан Кристоф" у Ромен Роллана! Но чаще имя героя появляется в заглавии только по необходимости, только потому, что писатель не может придумать ничего лучшего!
Еще раз перечитываю свой рассказ о Фране. Это очень хорошее средство, чтобы найти название, которое попало бы "в точку"! Иногда одна фраза в тексте, часто даже одно слово зажигает в воображении отчаявшегося писателя спасительный огонек!
А бывает, что и не зажигает. Как у меня сейчас.
Не могу ничего придумать! Но что это я недавно написал в своем дневнике о Ёзе, пока как следует не разглядел его? Человек будущего, до мозга костей новый человек! Блестит со всех сторон, с виду хрустальная ваза!.. Да, ваза, но только...
ВАЗА С ТРЕЩИНОЙ
Нoвое вступление в жизнь Франя Калоус ознаменовал книжкой стихов. Как и большинство юношей его времени, он выражал в стихах радость от того, что живет на свете, наивное удивление человеческой жизнью: как могло случиться, что именно ему было дано прозреть, увидеть мир, населенный такими же совершенными существами, как и он сам! Он едва не захлебывался от детского восторга при виде земного величия. Кое-где в стихах проскальзывало недоумение: откуда все это взялось, кто такой, собственно, человек, где он черпает силу и мощь для подчинения себе старой природы и создания новой?
Мелькала и тень беспокойства: к чему все это приведет, если человек в своей одержимости будет продолжать преобразовывать мир, повелевать законами материи, .вмешиваться в круговорот атомов, использовать их тайны для того, чтобы и невозможное стало возможным? Человек освободил и использует для себя силы, скрытые в камне, воде и эфире, которые при естественном ходе развития проявились бы через многие миллионы лет. Однако эти тревожные мысли появлялись лишь случайно и были скорее вычитаны, чем выношены. Франя в основном и в первую очередь отдавался в своих стихах радостным, настроениям, пел и ликовал, не задумываясь глубоко над тем, какими путями мир достиг своего благополучия, что предшествовало сотворению этой чудесной земли и какой ценой все это было куплено. Он только выражал свое удовлетворение от изобилия всего и для всех - поэзии и музыки, фруктов и прекрасных тканей для одежды статуй и картин, автомашин, крыльев и самолетов, песен и танцев, далеких городов и гор для путешествий, освежающих и вдохновляющих напитков, книг и симфоний и многого другого, созданного виртуозными руками поэтов, изобретателей, композиторов и поваров.
Но не все одинаково умеют пить из источников красоты и приятности, писал в своих стихах Франя. И сейчас еще встречаются нищие духом - но только по своей собственной вине! Мир предоставляет им тысячу прекрасных возможностей, а они отказываются от девятисот девяноста девяти из них.
Глупцы, они пьют лишь из одного источника и посвоему счастливы, как курица, которая приходит в восторг от найденного ею зерна. Существуют любители красок и холстов, которые никогда не вступят в царство музыки. Существуют и такие музыканты, которые сами себе запрещают вход в рай поэзии.
Однако, к сожалению, и Франя избрал для себя только приятное в жизни, для познания которого ему не приходилось особенно ломать голову, преодолевать сопротивление самых замечательных клеток своего тела, содержащихся в мозгу.
Чтобы придать большую глубину своим стихам, Франя даже пококетничал со смертью. Какая жалость, все мы должны когда-то умереть! - скорбел он, будто смерть уже стояла у его порога. Сегодня ты создатель и властитель мира, подчинивший себе огонь и воду, а завтра ты превратишься в прах, в кучку пепла. Когда завершается жизненный путь человека, он исчезает с лица земли так же безропотно и унизительно, как комар, как майский жук!
Всего, может быть, на несколько секунд (по сравнению с вечностью) удалось человеку продлить свое земное существование; попугай и слон - и те живут дольше! Мозг и руки человека, которыми он творит чудеса, в один прекрасный день исчезнут бесследно - вернее, не исчезнут, а падут на самую низшую ступень, превратившись в пепел и прах.
Так сетовал Франя.
В то время было принято, чтобы молодой человек, вступающий в жизнь, издал книгу стихов, выставил свои картины, исполнил перед публикой созданное им музыкальное произведение или как-нибудь иначе проявил свою склонность к искусству.
Настал золотой век поэтов. Поэзия была теперь уже не роскошью, а одной из насущных потребностей человека, как вода и вино, как фрукты или мясо птиц и рыба. Устраивались концерты поэзии, международные конкурсы и олимпиады. Человеческая речь достигла такого совершенства, утонченности и благозвучия, что многие не могли удержаться и выражали свои мысли в стихах, а потом это входило в привычку и они, сами того не замечая, начинали вообще говорить стихами. Другим полюбились образы и метафоры. Были и такие, которые могли на память декламировать целые страницы и даже целые произведения из классического наследия давно минувшей эпохи. Появились и сумасброды, которые в своем стремлении доказать умение владеть языком быстро и бегло говорили рифмованной речью, заменяя поэзию бездушным рифмоплетством. Иные шутники играли языком, как мячиком, выдумывали новые слова или же употребляли давно забытые выражения. Но критика не обращала на них внимания, считая их безвредными. Появились и формалисты, которые предали проклятию шипящий звук "ш".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43