Лезвие клинка окс Лайна судорожно несется влево. Замах – высокий, нахальный, уверенный, – и писака бьет сверху. «Лосось» с трудом уходит. Зрители, сохраняя неподвижность, следят за сражающимися в полном молчании. Время как будто застыло. Теперь каждое движение имеет значение. Каждый жест, каждый вздох, каждый ложный выпад значителен. Да, сейчас сражаются отнюдь не равные противники. Это было понятно и до начала поединка. Но только ведет отнюдь не «Голубой Лосось». А, Хуммер его раздери, этот немного тщедушный на вид, бледный и русоволосый писака из Иноземного Дома. «Всем год буду рассказывать потом, что видел, как чиновник зарубил офицера, и не просто офицера, а «лосося»!» – промелькнуло в голове простодушного провинциального юноши из последних рядов.
Напоследок писака порадовал зрителей великолепным выпадом, который в Варане скромно именовали «отвод с ударом». Острие клинка описало правильный полукруг над клинком противника сверху и слева направо, а затем последовал удар» отбивающий клинок противника книзу. Ард окс Лайн выронил меч – впервые за последние девять лет. Что теперь? Молить о милосердии?
Ард бросил на своего противника взгляд, исполненный ненависти и горечи. Это в самом деле обидно, умереть от руки оскорбившего тебя человека. Но во взгляде писаки не было ни ненависти, ни милосердия. Ничего, к чему имело бы смысл взывать.
«По рожденью я грют… Эгин».
Отчего-то вспомнилось Арду окс Лайну за секунду перед тем, как его голова, отсеченная от тела, покатилась по булыжникам площади под ноги охнувшим и расступившимся зевакам. Теперь у нее, этой головы, были мысли поважнее дурной и скучной пьесы о вражде двух стародавних войсководителей. Тем более что те двое, как и сам Ард, были уже мертвы.


Глава вторая
ИЗУМРУДНЫЙ ТРЕПЕТ

Пристань для кораблей Отдельного морского отряда «Голубой Лосось» найти проще, чем собственное отражение в зеркале. Потому что над ней, видная из любого конца порта, возвышается двадцатилоктевая колонна, обвитая по спирали выразительным барельефом. А на вершине колонны можно видеть герб отряда – собственно «Голубого Лосося», взлетающего к Солнцу Предвечному на пенном гребне Счастливой Волны.
Что есть лосось на гербе отряда? Лосось есть знак неистового упорства, ибо воистину неистово упорство этой рыбы, что подымается к верховьям рек во имя продолжения рода. Так же и «Голубой Лосось» неистов и упорен в своем служении князю и истине.
Отчего лосось на гербе отряда носит голубой цвет? Голубой цвет есть знак непорочной чистоты в жизни так же, как белый цвет есть знак непорочной чистоты в смерти.

2
Сегодня у каменной пристани находилось пять из восьми кораблей «Голубого Лосося». Все они были ощутимо чище, статнее и изящнее, чем двухъярусные галеры Флота Охраны Побережья и пузатые трехмачтовые громадины Флота Бурного Моря. Но Эгин был холоден к корабельным красотам. Ему незачем было любоваться алыми и золочеными носовыми фигурами-охранительницами, чтобы найти то, что он искал. Потому что Эгин совершенно точно знал, где найти корабль, на котором служил до сегодняшнего утра Ард окс Лайн, любитель столичных театров. Корабль Арда был пятым по счету в ряду похожих между собой как две капли воды узкобедрых двухмачтовых красавцев и носил имя «Зерцало Огня».
– День добрый, – Эгин с непроницаемым видом протянул стоящему на вахте матросу документ, удостоверяющий его, Эгина, липовую личность.
– Торман окс Нон, сего податель, есть представитель Морского Дома, уполномоченный в… – медленно, по слогам прочел матрос, и только потом, насладившись приятной шероховатостью гербовой бумаги Морского Дома и удостоверившись на зуб в подлинности печатей, добавил: – Тогда добрый вечер.
Эгин не был любителем мрачных лиц и потому ответил матросу сдержанной улыбкой.
– А по какому делу, милостивый гиазир Торман? – поинтересовался матрос, сворачивая документ. – Небось за вещичками Арда окс Лайна? Так ведь?
– Так, – кивнул Эгин. – Мне сообщили, он погиб сегодня утром. А тебе, кстати, неизвестно, как?
– Известно, – хмуро отозвался матрос. – Его какой-то писака из Иноземного Дома… того… – настроение у матроса портилось прямо на глазах. – Говорят, этот недоносок из Иноземного Дома его нечестно подколол. Случайность, наверное. Когда такое было, чтобы офицера…
– И то верно. Жаль, конечно, вашего Арда окс Лайна. Жаль, – довольно холодно отозвался Эгин и, спрятав удостоверяющие бумаги в сарнод, двинулся вверх по сходням.
Не очень-то приятно, когда вахтенные величают тебя недоноском и упрекают в нечестности. Впрочем, на такие мелочи Эгину было плевать. Да и матрос не виноват. По сути, сам того не ведая, он сделал Эгину изысканный комплимент.

3
Матрос на вахте был молод и неискушен. Похоже, он действительно поверил, что Эгин является офицером Морского Дома, пришедшим за вещами случайно погибшего от руки некоего «недоноска» Арда окс Лайна. «Лососей» постарше такими простыми трюками не проведешь. Когда Эгин поднялся на верхнюю палубу, десять пар глаз, угрюмых и настороженных, воззрились на него в немом вопросе.
Но в тот день вопросы задавал Эгин.
– Не подскажете ли, милостивые гиазиры, как мне найти каюту покойного Арда окс Лайна?
Получив скупое и хмурое, но все-таки объяснение, Эгин, неловко пригнувшись, чтобы не удариться головой о верхнюю притолоку люка, ступил на лестницу, уводящую вниз, на вторую палубу. Его проводили враждебные взгляды и тихий шепоток. Да, эти матерые «лососи» прекрасно понимают, что Ард был не в ладах со Сводом Равновесия. И не сомневаются в том, что убит он не просто так, а с ведома и по указанию Свода. Да, они знают, что Эгин – оттуда. Хотя скорее всего и не подозревают, что это он, Эгин, еще сегодня утром забавлял зевак на площади Восстановленного Имени «малыми серыми бражниками» и прочими фехтовальными изысками. А если бы и подозревали? Молчали бы все равно. Потому что в таких случаях это самое лучшее.
В тот момент, когда он наступил на последнюю ступеньку лестницы, ремень на его левой сандалии лопнул, пряжка отскочила, Эгин, влекомый вперед инерцией движения, споткнулся и едва не упал. Нет, он не упал, схватившись за поручень. Но неловкость положения усугублялась еще и тем, что левая его сандалия порвалась окончательно. Подошва отдельно – ремешки отдельно.
– Сыть Хуммерова! – в сердцах выругался Эгин и, взяв сандалию в руку, а с ней и ее напарницу, стал сходить по лестнице.
Конечно, он не обернулся. И без того было понятно, что офицеры, на цыпочках прокравшиеся к люку, видели все. Кто-то из них прыснул со смеху, кто-то шепотом пошутил по поводу босоногости гостя из Свода Равновесия, и настроение остальных наверняка улучшилось. «Что ж, пусть утешатся хоть этим», – вздохнул Эгин, хлопнув сандалией о сандалию как в ладоши.
Переступая порог каюты Арда, Эгин злился на себя и на весь мир.
Во-первых, слишком долго он сегодня возился с этим Ардом. Мог, между прочим, получить промеж глаз холодной сталью. Надо будет уговорить Иланафа на День Безветрия выбраться на Руины и там попотеть как следует. И под правую руку, и под левую, и, пожалуй, даже под кавалерийские приемы. Вот придется в следующий раз работать против человека из Меднокопытных – можно и костей не собрать.
А во-вторых, уж очень глупой вышла сцена с этой треклятой обувью. Все, конечно, понятно, сам виноват, человек из Опоры Вещей должен следить за своим маскарадом денно и нощно. И все-таки – слишком подло и неуместно отлетела застежка, слишком глупо лопнула подошва, слишком беспомощно выглядел он, едва не свалившись с лестницы.
В каюте было темно. Эгин знал эти корабли как свои пять пальцев и быстро отыскал на ощупь ставни оконца, которое служило единственным источником света в этой крысоловке. Кромешный мрак превратился в полумрак. Ну да, ведь вечер. Эгин осмотрелся.
Как обычно. Койка, навесной шкафчик над койкой (небось по колокольному бою тревоги Ард не раз и не два набивал себе шишки, а шкафчик не снимал). Небольшая тумба слева, два откидных сиденья напротив койки, а под койкой… Ну да, сундучок и пара сандалий. Пара сандалий!
Эгин самодовольно ухмыльнулся. Летом все варанские морские офицеры обуты одинаково. Он, Торман окс Нон, чиновник Морского Дома, и Ард окс Лайн, офицер «Голубого Лосося», носят совершенно одинаковую обувь, которую в огромных количествах поставляют фактории поставщика Его Светлости (а заодно и тестя) Хорта окс Тамая. Обувь – дерьмо, живет хорошо если один сезон, но легка и удобна, в этом ей не откажешь.
Эгин достал сандалии из-под койки и осмотрел их придирчивым взглядом столичной модницы. Почти не ношеные. Размер – его. Эгин шевельнул ноздрями. И чужими ногами не воняют.
«Итак, судьба отобрала у меня превосходные сандалии и их вновь придется выписывать через шестерых пожирателей бумаги и выпивателей чернил в Арсенале Свода Равновесия.
И судьба подарила мне сандалии, которые созданы для меня. Обычные хорошие сандалии, и если Норо будет продолжать разработку по «Голубому Лососю», то они придутся как нельзя кстати».
Вскоре Эгин запихнул под койку свои порванные сандалии и выпрямился в полный рост, ощущая на ногах упоительную легкость свежей, чужой, дармовой обуви. Вот теперь можно заняться делами.
В каюте Арда витал какой-то подозрительный дух, не вполне сочетающийся с представлениями о ментальной чистоте офицера «Голубого Лосося».
С внутренней стороны двери висела картина на шелке, изображающая обнаженную девушку, склоненную над водой. Ракурс, в котором безвестный растлитель нестойких душ подал не менее безвестную натурщицу, настораживал, ибо наводил на мысли о Задней Беседе. А Задняя Беседа промеж мужчиной и женщиной даже в отсутствие Крайнего Обращения – дело гибельное, милостивые гиазиры. Конечно, конечно – в самой картинке не было ничего крамольного, ибо в ней отсутствовал первейший знак Обращения – собственно обнаженная персона или надлежащая часть персоны обратного пола. И все же Эгин, непроизвольно поежившись, извлек из своего чиновничьего сарнода с гербом Морского Дома хищные клещи и, осторожно вытащив четыре гвоздя, содрал шелк с двери. Тайника там, разумеется, не было и не могло быть. Но так или иначе его работа началась. Пять вещей преступника были налицо – четыре гвоздя и шелковый лоскут.
Эгин сел на койку и, запустив руку в святая святых своего сарнода – обособленный медный цилиндр, – извлек Зрак Истины. Стеклянный шар размером с два кулака. Никаких швов, никаких следов выдувки, никакой горловины. Просто прекрасный шар из толстого, но очень чистого стекла, полностью заполненный водой. Ни одного пузырька воздуха. А в воде – словно бы подвешены в полной неподвижности, в загадочной дреме три полупрозрачных существа, каждое размером с мизинец. Тонкие многоколенчатые лапки, длиннющие усы, бусины-глаза. Креветки-светляки, выкормыши естествоиспытателей (или, как их называет Иланаф, «естествомучителей») из Опоры Безгласых Тварей. Креветки-призраки, которым ведомо неведомое.
Ну что же, начнем. Эгин вздохнул – дело предстояло скучное – и, скомкав содранную шелковую красавицу, посмотрел на нее сквозь Зрак Истины. Ничего. Как и следовало ожидать. Эгин разложил на койке шелк рисунком вниз (чтоб не смущал мысли) и один за другим изучил сквозь Зрак Истины все четыре гвоздя. И снова ничего. И снова – ничего удивительного.
Тогда Эгин на всякий случай осмотрел всю каюту. Пол, потолок, стены, койку, тумбу, откидные стулья. Подобного рода поверхностные осмотры обычно не приносят никаких результатов, потому что даже обычная ткань, не говоря уже о дереве или металле, представляет для такого простого Зрака Истины непроницаемую преграду. Но если бы вдруг в щели между бортовыми досками находилось семя огненной травы (что почти невероятно) или более расхожий жук-мертвитель, то… Эгин выругался. Если бы здесь находился жук-мертвитель, то он, Эгин, был бы уже мертв. Все-таки сильно его сбили с толку эти проклятые сандалии. Он, Эгин, должен был бы осмотреть каюту через Зрак Истины незамедлительно. Хвала Шилолу, что этот Ард был сравнительно мелкой сошкой.
Эгин относился к тем людям, которые сперва съедают тушеную морковь, а уж потом – кусок жареного мяса, хотя морковь у них вызывает умеренное отвращение, а мясо – вожделенное слюноотделение. Эгин догадывался, где следует искать самое интересное, и все-таки продолжал разбираться с разной безобидной ерундой, тешась предвкушением досмотра навесного шкафа над койкой и сундучка под койкой.
Лучшее из личного оружия Арда осталось при трупе и сейчас вкупе с его одеждой досматривается какими-то другими поддельными чиновниками Морского Дома в городском Чертоге Усопших.
В угрюмой утробе тумбы, где водился средних размеров и большой мерзости паук (его что, этот Ард нарочно лелеял?), обнаружилась пара чуть заржавленных абордажных топориков. Больше оружия в каюте не было. Немного для «лосося», но в принципе понять можно – остальное они получают перед выходом в море из своих арсеналов. Включая и тяжелые доспехи.
Эгин ковырнул ногтем ржавчину на топоре. Засохшая кровь. Действительно, с чего бы ржаветь хорошей оружейной стали? Любой офицер любит свое оружие. Эгин вот, например, очень любил. Он никогда не забывал стереть кровь. А Ард забыл. Или не захотел. Топоры, проигнорированные Зраком Истины, отправились к гвоздям. Раздавленный при попытке к бегству паук – к праотцам.
В тумбочке еще сыскался светильник, и Эгин, немного поколебавшись, зажег его и выставил на тумбочку. Масла в светильнике было мало, но на ближайший час хватало с лихвой. А Эгину больше и не нужно было.
«Ладно. Хватит. Морковкой я сыт. Хочу мяса», – подумал Эгин, которому действительно очень захотелось запустить зубы в сочную плоть убиенного тельца. Ел он давно.
Эгин подошел к навесному шкафу и, откинув два крючка, рывком распахнул его створки. Около сорока корешков разномастных книжек.
«Ого!» – присвистнул Эгин. За всю свою жизнь он едва ли прочел столько.
1 2 3 4 5 6 7 8