Обслужили супер, в восторге
Старик шел, ощупывая палкой дорогу. Но вот его палка уже скользнула над обрывом, секунда, и он сорвался бы вниз. Я невольно бросился вперед, и в тот же миг железная рука схватила мою руку и сжала ее тисками.
— Луарн! Луарн!
Дыхание его обжигало мне лицо. Он еще раз повторил: «Луарн»… на этот раз уже тихим шепотом, как будто собирался сказать мне какой-то секрет. Пальцы его так больно впивались мне в тело, что я застонал.
Он на мгновенье выпустил мою руку, и я, отпрыгнув в сторону, прижался к скале.
Слепой взмахнул рукой в воздухе, точно искал меня, и зашептал:
— Чтобы достать золото с корабля, трое отправились в путь. Храбрый Бурри, Плейбср и я. Чтобы достать золото с корабля, трое отправились в путь, Яу! Яу! Островок Кинги. Яу! Яу! Скала Ихние у Груэна…
Потом он снова крикнул:
— Луарн!
И… Луарн появился снизу, выпрыгнув со дна обрыва.
Я едва успел спрятаться за скалу.
Луарн дрожал от бешенства. Зубы его были стиснуты. Он схватил слепого за плечи, потряс его и прохрипел:
— Замолчи. Или я задушу тебя.
Но слепой повторил упрямо:
— Луарн…
— Молчи…
Все, что произошло потом, длилось одну секунду… Отрывистое проклятье, короткая борьба, пронзительный крик и… тело слепого, описав в воздухе дугу, исчезло в пространстве.
Я прижался к скале так плотно, как будто собирался влиться в нее… Я знал, что если только Луарн заметит меня, то я сейчас же последую в пропасть за слепым. Но Луарн, глухо ругаясь, пробежал мимо, прыгая как коза, вниз по тропинке, и нагнулся над отмелью, где лежало распростертое тело слепого. Он поднял его и швырнул в шлюпку, качавшуюся у берега. Сильным пинком ноги он оттолкнул шлюпку далеко в море, и она заныряла между волнами, исчезая в темноте. Издалека донеслось еще жалобное бормотанье слепого:
— Яу!.. Яу!.. Яу!..
Я шел домой в ужасе и смятении.
Подлое преступление Луарна лежало на моей совести, как будто это я сам совершил его… Молчать об этом преступлении и прикрывать негодяя было нельзя — это я отлично понимал сам, но… выдать Луарна — это значило обречь самого себя на такую же участь, какая постигла слепого. Я мучился сомнениями и боролся с собой, поглядывая на убийцу, который как ни в чем не бывало весело посвистывал, разгуливая по палубе «Бешеного». Физиономия этого человека, смуглого, почти черного, с короткой бычьей шеей, низким лбом и острыми, глубоко запавшими глазами, казалась мне теперь еще более омерзительной. Я знал, что Менгам взял Луарна на борт «Бешеного» только за его совершенно исключительную силу и что вся команда «Бешеного» ненавидит «лисью морду», но тем не менее убийца все-таки расхаживал среди нас, как член нашей семьи, как наш товарищ…
На следующий день после преступления, поздно вечером, я вышел на палубу, и первым, кого я увидел там, был Луарн. Он сидел на корточках, спиной ко мне, и молча возился около воздушного насоса. Я долго не мог понять, что он там делает, пока не услыхал наконец легкого шума и не увидел, что он просверливает ножом в разных местах каучуковую трубку, которая прикрепляется к шлему водолаза.
Наутро, выбрав минуту, когда на палубе не было никого, кроме меня и Менгама, я молча показал ему эту трубку. Он внимательно осмотрел ее и позвал Корсена.
Тот с первого взгляда понял, в чем дело, и ласково положил мне руку на плечо.
— Ты спас мне жизнь, мальчуган. У нас тут не принято осматривать снаряжение водолаза, прежде чем спустить его на дно… И, не укажи ты эти дырки, я бы задохся, как рыба на песке… Как ты заметил, что трубка испорчена?
Я пробормотал:
— Я видел, как ее портили.
— Кто?
— Луарн.
И я рассказал все, в уверенности, что сейчас же разразится буря и Луарн вылетит с «Бешеного» как пушинка.
Но, к моему удивлению, Менгам и Корсен только переглянулись между собой и велели мне молчать об этой истории. Возмущенный, я уже открыл рот, чтобы рассказать и об убийстве слепого, но Менгам сухо оборвал меня на первой же фразе:
— Довольно, мальчуган. Ступай!..
Я вышел удрученный и растерянный, больше, чем когда-либо, и тут же дал себе клятву, что не успокоюсь до тех пор, пока сам, без всякой посторонней помощи, не распутаю все нити этой жуткой тайны, которые тянутся от Менгама к Луарну и сплетают липкую, цепкую паутину, затягивающую в свою сеть всех, кто к этой тайне подойдет.
Следя за Луарном в оба глаза, я заметил, что по вечерам, не сходя с «Бешеного», он подает какие-то таинственные сигналы Марии Наур, стоящей на берегу. После этих сигналов она обыкновенно сейчас же исчезала и появлялась снова лишь поздно ночью, взмахивая электрическим фонариком… Луарн отвечал ей тихим свистом…
Что это были за манипуляции между ними, я не мог догадаться, как ни ломал себе голову… А ломал я ее беспрерывно и беспрерывно находился в состоянии тревоги и беспокойства.
Целые ночи напролет я проводил на палубе «Бешеного» или на берегу, наблюдая за огнями мощного прожектора, скользившими, как чудовищные щупальца, по черной пустыне океана…
До меня доносились только голоса морских птиц да мерный, спокойный и настойчивый рокот волн, разбивавшихся о скалы.
Иногда передо мной внезапно вырастала фигура Менгама. Надвинув шляпу на глаза, горящие как у волка, он молча наблюдал свои владения. Корсен и Прижан, как тени, так же молча стояли за ним. Он протягивал руку и указывал куда-то вдаль, как будто посылая их в то таинственное царство, где был зарыт золотой клад, за обладание которым, кажется, все они уже продали свои души черту.
Изредка до меня долетал тихий разговор. Это Менгам рассказывал своим неотлучным спутникам о том, что погребено на дне великого и грозного океана.
Я слышал обрывки фраз:
— Там разбились «Джонни», «Европеец», «Динора» и «Лиззи Портер»… Они шли в Лондон… А там — «Тангер» — из Ливерпуля… Там — «Три Брата» — из Гавра, вон у тех скал погиб «Принц» — из Глазго, и в течение 1883-1885 годов пошли ко дну: «Голландец», «Аристократ», «Норд», «Палермо» и «Капитан Балль»… Проклятое место!.. А к югу от этих скал наскочили на рифы «Одиссей» и «Веспер»… Они были нагружены испанскими винами… А вот место гибели «Каркасса», «Мартиники», «Ангелюса» и «Роберта Фрай»…
Все большие океанские пароходы… Сколько золота, сколько драгоценностей… А кроме них гибли еще барки, бриги, баркасы, яхты и рыбачьи лодки… Я помню, шестнадцать лодок разбилось в одну ночь у мыса Перн…
Он перечислял их названия, как будто вызывал из бездны океана тени погибших… Он знал их наизусть, точно могильщик своих покойников, и любовно ласкал их голосом и блеском волчьих глаз, алчущих того золота и тех драгоценностей, которые сверкают там, на дне черной пропасти, под черными водами…
Глава VI
Мы идем в Порсал
Несколько недель «Бешеный» работал над поднятием груза с затонувшего «Магомета». Когда судно вернулось в Ламполь, то все население встретило нас с напряженным любопытством, — уж не напали ли мы на этот раз на золотой клад? И все остались разочарованы: с «Магомета» были подобраны лишь самые обыкновенные снасти да отдельные части машин.
Передохнув два-три дня, Менгам начал поговаривать о каком-то новом походе и однажды позвал в свою каюту Луарна, заявив ему:
— Я, Прижан и Корсен отправимся завтра в Брест, а ты останешься командиром на «Бешеном» и отведешь его в один из ближайших портов.
Я слышал эти слова и был удивлен, вероятно, не меньше, чем сам Луарн.
Менгам же продолжал своим протяжным, слегка певучим голосом:
— Я очень доволен тобой, Луарн, очень доволен… Так, значит, ты снимешься с якоря завтра вечером, часов в одиннадцать…
Луарн спросил угрюмо:
— Место назначения?
Менгам бросил в сторону Корсена и Прижана лукавый взгляд. Потом его глаза устремились на Луарна и он произнес медленно и отчетливо:
— Порсал.
На этот раз Луарн удивленно поднял глаза, и губы его дрогнули. Я же не верил своим ушам. Посылать Луарна в Порсал. Что за безумие!
Но Менгам уже говорил, не скрывая насмешки:
— Что ты таращишь на меня глаза, мой дорогой? Я сказал: Порсал. Кажется, ясно. Или, может быть, тебе не нравится этот порт?
Оба мерили друг друга взглядами. Глаза одного спрашивали: «Знает что-нибудь Менгам или не знает?» Глаза другого говорили: «Опасен мне этот парень или не опасен?»
Прошло несколько секунд. Луарн первый отвел глаза в сторону и проворчал:
— Порсал так Порсал! Я не возражаю против ваших приказаний.
— Это очень любезно с твоей стороны, — усмехнулся довольный Менгам.
Луарн круто повернулся на каблуках и вышел.
Трое оставшихся переглянулись между собой. Менгам подозвал меня и положил мне руку на плечо:
— Ты поедешь с Луарном…
— Да, — подтвердил Прижан. — Из Порсала ты можешь пройти к твоим двоюродным братьям, в Гэнсон… Это развлечет тебя… Но ты, кажется, недоволен?
Крестный пристально посмотрел на меня. Я стоял бледный, опустив глаза и не смея признаться, что я боюсь, смертельно боюсь остаться на одном судне с Луарном…
Признаться в этом не позволяла гордость. С другой же стороны, одно слово «Порсал» уже было для меня магнитом.
Наступила ночь. В окнах домов Ламполя зажглись огоньки. Менгам со своими спутниками сошел на сушу, и весь экипаж, кроме меня и Луарна, последовал их примеру. Едва «Бешеный» опустел, как на пристани появилась Мария Наур. Луарн тихонько свистнул. Она прыгнула в лодку и стала грести в нашем направлении.
Я нарочно отошел подальше, не желая попадаться ей на глаза.
Сидя на корме, я слышал, как голос Луарна окликнул ее, когда ее лодка поравнялась с бортом «Бешеного». Она поднялась на палубу.
После этого все стихло, но минут через десять я услышал полусдавленный крик, топот ног, и мимо меня пробежала черная фигура Марии.
Она убегала от настигавшего ее Луарна и злобно бросала ему в лицо:
— Убийца! Убийца!
Он схватил ее за руку и пригнул к полу… Доски заскрипели и застонали, послышался стон, шум борьбы, падение тела и горький плач Марии. Потом наступила снова тишина, и вдруг прозвучал голос Луарна:
— Меня посылают в Порсал. Ты понимаешь, что это значит?
Ответа Марии я не слышал. Мимо проплыл баркас с несколькими матросами, которые громко пели и разговаривали, но за шумом их голосов я все же уловил слова:
— Менгам наготове. Надо предупредить остальных…
Мария покинула «Бешеный» поздно ночью… Огоньки фонарей в порту плясали на черных водах. Ламполь крепко спал.
На следующее утро Менгам, Корсен и мой крестный отправились в Брест. Все трое принарядились, как на праздник, причем у Корсена и у моего крестного были совершенно одинаковые костюмы и одинаковые фуражки с золотыми пуговицами.
На берегу за ними побежала было толпа любопытных мальчишек, но они быстро отделались от них, взойдя на маленький пароходик, отвозивший пассажиров «на континент». Среди этих пассажиров была и Мария Наур.
Ровно в одиннадцать часов вечера «Бешеный» снялся с якоря. Луарн за все время перед нашим отплытием не сказал мне ни единого слова, и я инстинктивно чувствовал, что он догадывается о моей ненависти к нему и избегает меня.
Знал ли он о том, что я видел, как он убил слепого? Знал ли он, что я видел, как он сверлил каучуковую трубку?.. На это я не мог ответить, но мне было совершенно ясно одно: Луарн замышляет что-то, У Луарна есть сообщники, и Мария Наур недаром отправилась в Брест.
По прибытии в Порсал я, перед тем как сойти на берег, предупредил Луарна, что пробуду несколько дней у своих двоюродных братьев. Он промолчал.
Я отправился в путь в полдень, рассчитывая добраться до места к ночи. Но солнце уже садилось, а идти было еще далеко.
Я решил переночевать в первой же гостинице, которая попадется мне по дороге. В сумерки я набрел на небольшое здание у перекрестка дорог. Над дверьми висела ветка омелы. Я вошел во двор и попросил разрешения переночевать. Пожилая женщина приветливо пригласила меня войти в комнату.
В маленьком зальце было несколько человек, гревшихся у камина. На столе стопка тарелок, опорожненные стаканы и остатки холодного мяса, сыра и ветчины. Хозяйка ласково предложила мне закусить.
Едва я уселся за столик, как в комнату вошли два господина в охотничьих костюмах и в сопровождении двух борзых. Они поставили свои ружья у стены и расположились поближе к огню, с наслаждением покуривая трубки.
Из их отрывистых разговоров я узнал, что с некоторых пор в этом краю стало неспокойно. Появилась какая-то шайка, известная под кличкой «морская банда», которая грабит дома, разоряет фермы, угоняет скот и наводит панику на все окрестные селения.
Один из охотников сказал:
— Кажется, вчера вечером эта банда уже похозяйничала в Лан-ар-Кэ…
На это один из только что вошедших крестьян заметил;
— Нет ничего удивительного, если разбойники явятся не сегодня завтра к Дрэфу отбирать у него его «сокровища». Я слышал, что с ними Ян, брат Антуана.
Я услышал знакомое имя «Дрэф» и навострил уши.
Крестьянин продолжал:
— Сказать по правде, если они отберут у Антуана Дрэфа даже все его золото, то им хватит этого всего лишь на один зуб.
Но вокруг шумно запротестовали:
— Как бы не так. Антуан лазал на дно океана за своим золотом уже давно, но кто ему мешает слазить еще один раз? Ведь море не отдало ему сразу все свои миллионы.
Хозяйка гостиницы вмешалась в разговор:
— По-моему, не нужно далеко и лазить… Золото-то тут, под боком.
Один из охотников откликнулся с оживлением:
— Золото тут? Да где же именно?
— Возле самых скал. Тут разбилось столько кораблей, что их не пересчитать. Не правда ли, господин Персо, — обратилась она к другому охотнику, — ведь эта старая лисица доверху набила золотом свои мешки?
— Вы говорите об Антуане Дрэфе?
— Ну да, о рыбаке из Кергралля.
Охотник ничего не ответил.
Все примолкли… Каждый как будто лелеял в своей душе мечту об этом золоте, которое лежит вот здесь, совсем близко, стоит только протянуть к нему руку.
И среди тишины прозвучал чей-то голос:
— Странно, что Менгам еще не пожаловал сюда. Тут ему была бы пожива.
— Менгам, — перебил человек в длинной рабочей блузе, повозка которого только что остановилась у гостиницы, — да ведь я два часа назад видел в порту судно Менгама «Бешеный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Луарн! Луарн!
Дыхание его обжигало мне лицо. Он еще раз повторил: «Луарн»… на этот раз уже тихим шепотом, как будто собирался сказать мне какой-то секрет. Пальцы его так больно впивались мне в тело, что я застонал.
Он на мгновенье выпустил мою руку, и я, отпрыгнув в сторону, прижался к скале.
Слепой взмахнул рукой в воздухе, точно искал меня, и зашептал:
— Чтобы достать золото с корабля, трое отправились в путь. Храбрый Бурри, Плейбср и я. Чтобы достать золото с корабля, трое отправились в путь, Яу! Яу! Островок Кинги. Яу! Яу! Скала Ихние у Груэна…
Потом он снова крикнул:
— Луарн!
И… Луарн появился снизу, выпрыгнув со дна обрыва.
Я едва успел спрятаться за скалу.
Луарн дрожал от бешенства. Зубы его были стиснуты. Он схватил слепого за плечи, потряс его и прохрипел:
— Замолчи. Или я задушу тебя.
Но слепой повторил упрямо:
— Луарн…
— Молчи…
Все, что произошло потом, длилось одну секунду… Отрывистое проклятье, короткая борьба, пронзительный крик и… тело слепого, описав в воздухе дугу, исчезло в пространстве.
Я прижался к скале так плотно, как будто собирался влиться в нее… Я знал, что если только Луарн заметит меня, то я сейчас же последую в пропасть за слепым. Но Луарн, глухо ругаясь, пробежал мимо, прыгая как коза, вниз по тропинке, и нагнулся над отмелью, где лежало распростертое тело слепого. Он поднял его и швырнул в шлюпку, качавшуюся у берега. Сильным пинком ноги он оттолкнул шлюпку далеко в море, и она заныряла между волнами, исчезая в темноте. Издалека донеслось еще жалобное бормотанье слепого:
— Яу!.. Яу!.. Яу!..
Я шел домой в ужасе и смятении.
Подлое преступление Луарна лежало на моей совести, как будто это я сам совершил его… Молчать об этом преступлении и прикрывать негодяя было нельзя — это я отлично понимал сам, но… выдать Луарна — это значило обречь самого себя на такую же участь, какая постигла слепого. Я мучился сомнениями и боролся с собой, поглядывая на убийцу, который как ни в чем не бывало весело посвистывал, разгуливая по палубе «Бешеного». Физиономия этого человека, смуглого, почти черного, с короткой бычьей шеей, низким лбом и острыми, глубоко запавшими глазами, казалась мне теперь еще более омерзительной. Я знал, что Менгам взял Луарна на борт «Бешеного» только за его совершенно исключительную силу и что вся команда «Бешеного» ненавидит «лисью морду», но тем не менее убийца все-таки расхаживал среди нас, как член нашей семьи, как наш товарищ…
На следующий день после преступления, поздно вечером, я вышел на палубу, и первым, кого я увидел там, был Луарн. Он сидел на корточках, спиной ко мне, и молча возился около воздушного насоса. Я долго не мог понять, что он там делает, пока не услыхал наконец легкого шума и не увидел, что он просверливает ножом в разных местах каучуковую трубку, которая прикрепляется к шлему водолаза.
Наутро, выбрав минуту, когда на палубе не было никого, кроме меня и Менгама, я молча показал ему эту трубку. Он внимательно осмотрел ее и позвал Корсена.
Тот с первого взгляда понял, в чем дело, и ласково положил мне руку на плечо.
— Ты спас мне жизнь, мальчуган. У нас тут не принято осматривать снаряжение водолаза, прежде чем спустить его на дно… И, не укажи ты эти дырки, я бы задохся, как рыба на песке… Как ты заметил, что трубка испорчена?
Я пробормотал:
— Я видел, как ее портили.
— Кто?
— Луарн.
И я рассказал все, в уверенности, что сейчас же разразится буря и Луарн вылетит с «Бешеного» как пушинка.
Но, к моему удивлению, Менгам и Корсен только переглянулись между собой и велели мне молчать об этой истории. Возмущенный, я уже открыл рот, чтобы рассказать и об убийстве слепого, но Менгам сухо оборвал меня на первой же фразе:
— Довольно, мальчуган. Ступай!..
Я вышел удрученный и растерянный, больше, чем когда-либо, и тут же дал себе клятву, что не успокоюсь до тех пор, пока сам, без всякой посторонней помощи, не распутаю все нити этой жуткой тайны, которые тянутся от Менгама к Луарну и сплетают липкую, цепкую паутину, затягивающую в свою сеть всех, кто к этой тайне подойдет.
Следя за Луарном в оба глаза, я заметил, что по вечерам, не сходя с «Бешеного», он подает какие-то таинственные сигналы Марии Наур, стоящей на берегу. После этих сигналов она обыкновенно сейчас же исчезала и появлялась снова лишь поздно ночью, взмахивая электрическим фонариком… Луарн отвечал ей тихим свистом…
Что это были за манипуляции между ними, я не мог догадаться, как ни ломал себе голову… А ломал я ее беспрерывно и беспрерывно находился в состоянии тревоги и беспокойства.
Целые ночи напролет я проводил на палубе «Бешеного» или на берегу, наблюдая за огнями мощного прожектора, скользившими, как чудовищные щупальца, по черной пустыне океана…
До меня доносились только голоса морских птиц да мерный, спокойный и настойчивый рокот волн, разбивавшихся о скалы.
Иногда передо мной внезапно вырастала фигура Менгама. Надвинув шляпу на глаза, горящие как у волка, он молча наблюдал свои владения. Корсен и Прижан, как тени, так же молча стояли за ним. Он протягивал руку и указывал куда-то вдаль, как будто посылая их в то таинственное царство, где был зарыт золотой клад, за обладание которым, кажется, все они уже продали свои души черту.
Изредка до меня долетал тихий разговор. Это Менгам рассказывал своим неотлучным спутникам о том, что погребено на дне великого и грозного океана.
Я слышал обрывки фраз:
— Там разбились «Джонни», «Европеец», «Динора» и «Лиззи Портер»… Они шли в Лондон… А там — «Тангер» — из Ливерпуля… Там — «Три Брата» — из Гавра, вон у тех скал погиб «Принц» — из Глазго, и в течение 1883-1885 годов пошли ко дну: «Голландец», «Аристократ», «Норд», «Палермо» и «Капитан Балль»… Проклятое место!.. А к югу от этих скал наскочили на рифы «Одиссей» и «Веспер»… Они были нагружены испанскими винами… А вот место гибели «Каркасса», «Мартиники», «Ангелюса» и «Роберта Фрай»…
Все большие океанские пароходы… Сколько золота, сколько драгоценностей… А кроме них гибли еще барки, бриги, баркасы, яхты и рыбачьи лодки… Я помню, шестнадцать лодок разбилось в одну ночь у мыса Перн…
Он перечислял их названия, как будто вызывал из бездны океана тени погибших… Он знал их наизусть, точно могильщик своих покойников, и любовно ласкал их голосом и блеском волчьих глаз, алчущих того золота и тех драгоценностей, которые сверкают там, на дне черной пропасти, под черными водами…
Глава VI
Мы идем в Порсал
Несколько недель «Бешеный» работал над поднятием груза с затонувшего «Магомета». Когда судно вернулось в Ламполь, то все население встретило нас с напряженным любопытством, — уж не напали ли мы на этот раз на золотой клад? И все остались разочарованы: с «Магомета» были подобраны лишь самые обыкновенные снасти да отдельные части машин.
Передохнув два-три дня, Менгам начал поговаривать о каком-то новом походе и однажды позвал в свою каюту Луарна, заявив ему:
— Я, Прижан и Корсен отправимся завтра в Брест, а ты останешься командиром на «Бешеном» и отведешь его в один из ближайших портов.
Я слышал эти слова и был удивлен, вероятно, не меньше, чем сам Луарн.
Менгам же продолжал своим протяжным, слегка певучим голосом:
— Я очень доволен тобой, Луарн, очень доволен… Так, значит, ты снимешься с якоря завтра вечером, часов в одиннадцать…
Луарн спросил угрюмо:
— Место назначения?
Менгам бросил в сторону Корсена и Прижана лукавый взгляд. Потом его глаза устремились на Луарна и он произнес медленно и отчетливо:
— Порсал.
На этот раз Луарн удивленно поднял глаза, и губы его дрогнули. Я же не верил своим ушам. Посылать Луарна в Порсал. Что за безумие!
Но Менгам уже говорил, не скрывая насмешки:
— Что ты таращишь на меня глаза, мой дорогой? Я сказал: Порсал. Кажется, ясно. Или, может быть, тебе не нравится этот порт?
Оба мерили друг друга взглядами. Глаза одного спрашивали: «Знает что-нибудь Менгам или не знает?» Глаза другого говорили: «Опасен мне этот парень или не опасен?»
Прошло несколько секунд. Луарн первый отвел глаза в сторону и проворчал:
— Порсал так Порсал! Я не возражаю против ваших приказаний.
— Это очень любезно с твоей стороны, — усмехнулся довольный Менгам.
Луарн круто повернулся на каблуках и вышел.
Трое оставшихся переглянулись между собой. Менгам подозвал меня и положил мне руку на плечо:
— Ты поедешь с Луарном…
— Да, — подтвердил Прижан. — Из Порсала ты можешь пройти к твоим двоюродным братьям, в Гэнсон… Это развлечет тебя… Но ты, кажется, недоволен?
Крестный пристально посмотрел на меня. Я стоял бледный, опустив глаза и не смея признаться, что я боюсь, смертельно боюсь остаться на одном судне с Луарном…
Признаться в этом не позволяла гордость. С другой же стороны, одно слово «Порсал» уже было для меня магнитом.
Наступила ночь. В окнах домов Ламполя зажглись огоньки. Менгам со своими спутниками сошел на сушу, и весь экипаж, кроме меня и Луарна, последовал их примеру. Едва «Бешеный» опустел, как на пристани появилась Мария Наур. Луарн тихонько свистнул. Она прыгнула в лодку и стала грести в нашем направлении.
Я нарочно отошел подальше, не желая попадаться ей на глаза.
Сидя на корме, я слышал, как голос Луарна окликнул ее, когда ее лодка поравнялась с бортом «Бешеного». Она поднялась на палубу.
После этого все стихло, но минут через десять я услышал полусдавленный крик, топот ног, и мимо меня пробежала черная фигура Марии.
Она убегала от настигавшего ее Луарна и злобно бросала ему в лицо:
— Убийца! Убийца!
Он схватил ее за руку и пригнул к полу… Доски заскрипели и застонали, послышался стон, шум борьбы, падение тела и горький плач Марии. Потом наступила снова тишина, и вдруг прозвучал голос Луарна:
— Меня посылают в Порсал. Ты понимаешь, что это значит?
Ответа Марии я не слышал. Мимо проплыл баркас с несколькими матросами, которые громко пели и разговаривали, но за шумом их голосов я все же уловил слова:
— Менгам наготове. Надо предупредить остальных…
Мария покинула «Бешеный» поздно ночью… Огоньки фонарей в порту плясали на черных водах. Ламполь крепко спал.
На следующее утро Менгам, Корсен и мой крестный отправились в Брест. Все трое принарядились, как на праздник, причем у Корсена и у моего крестного были совершенно одинаковые костюмы и одинаковые фуражки с золотыми пуговицами.
На берегу за ними побежала было толпа любопытных мальчишек, но они быстро отделались от них, взойдя на маленький пароходик, отвозивший пассажиров «на континент». Среди этих пассажиров была и Мария Наур.
Ровно в одиннадцать часов вечера «Бешеный» снялся с якоря. Луарн за все время перед нашим отплытием не сказал мне ни единого слова, и я инстинктивно чувствовал, что он догадывается о моей ненависти к нему и избегает меня.
Знал ли он о том, что я видел, как он убил слепого? Знал ли он, что я видел, как он сверлил каучуковую трубку?.. На это я не мог ответить, но мне было совершенно ясно одно: Луарн замышляет что-то, У Луарна есть сообщники, и Мария Наур недаром отправилась в Брест.
По прибытии в Порсал я, перед тем как сойти на берег, предупредил Луарна, что пробуду несколько дней у своих двоюродных братьев. Он промолчал.
Я отправился в путь в полдень, рассчитывая добраться до места к ночи. Но солнце уже садилось, а идти было еще далеко.
Я решил переночевать в первой же гостинице, которая попадется мне по дороге. В сумерки я набрел на небольшое здание у перекрестка дорог. Над дверьми висела ветка омелы. Я вошел во двор и попросил разрешения переночевать. Пожилая женщина приветливо пригласила меня войти в комнату.
В маленьком зальце было несколько человек, гревшихся у камина. На столе стопка тарелок, опорожненные стаканы и остатки холодного мяса, сыра и ветчины. Хозяйка ласково предложила мне закусить.
Едва я уселся за столик, как в комнату вошли два господина в охотничьих костюмах и в сопровождении двух борзых. Они поставили свои ружья у стены и расположились поближе к огню, с наслаждением покуривая трубки.
Из их отрывистых разговоров я узнал, что с некоторых пор в этом краю стало неспокойно. Появилась какая-то шайка, известная под кличкой «морская банда», которая грабит дома, разоряет фермы, угоняет скот и наводит панику на все окрестные селения.
Один из охотников сказал:
— Кажется, вчера вечером эта банда уже похозяйничала в Лан-ар-Кэ…
На это один из только что вошедших крестьян заметил;
— Нет ничего удивительного, если разбойники явятся не сегодня завтра к Дрэфу отбирать у него его «сокровища». Я слышал, что с ними Ян, брат Антуана.
Я услышал знакомое имя «Дрэф» и навострил уши.
Крестьянин продолжал:
— Сказать по правде, если они отберут у Антуана Дрэфа даже все его золото, то им хватит этого всего лишь на один зуб.
Но вокруг шумно запротестовали:
— Как бы не так. Антуан лазал на дно океана за своим золотом уже давно, но кто ему мешает слазить еще один раз? Ведь море не отдало ему сразу все свои миллионы.
Хозяйка гостиницы вмешалась в разговор:
— По-моему, не нужно далеко и лазить… Золото-то тут, под боком.
Один из охотников откликнулся с оживлением:
— Золото тут? Да где же именно?
— Возле самых скал. Тут разбилось столько кораблей, что их не пересчитать. Не правда ли, господин Персо, — обратилась она к другому охотнику, — ведь эта старая лисица доверху набила золотом свои мешки?
— Вы говорите об Антуане Дрэфе?
— Ну да, о рыбаке из Кергралля.
Охотник ничего не ответил.
Все примолкли… Каждый как будто лелеял в своей душе мечту об этом золоте, которое лежит вот здесь, совсем близко, стоит только протянуть к нему руку.
И среди тишины прозвучал чей-то голос:
— Странно, что Менгам еще не пожаловал сюда. Тут ему была бы пожива.
— Менгам, — перебил человек в длинной рабочей блузе, повозка которого только что остановилась у гостиницы, — да ведь я два часа назад видел в порту судно Менгама «Бешеный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10