— Видишь ли, если мне придется уходить… в свободное море… я уже не смогу появиться на Ямайке. Я обещал Джереми, что тогда высажу его на Канарах… чтоб хоть он смог вернуться к своим. И тогда ты поедешь с ним. И не спорь! Разумеется, это все в крайнем случае. Мы еще обсудим подробности. Да. А мушкеты и правда дрянь. Ну, я ему…
* * *
Все двенадцать дней, прошедших с тех пор, как он покинул дом губернатора Блада, Диего провел в неустанных трудах. Правда, нельзя сказать, что он провел их с пользой. Найти средства на жизнь и будущий отъезд в Испанию не удавалось никак.
Наилучшим выходом из создавшегося положения было бы найти приличное место в каком-нибудь знатном и богатом доме. Однако Диего прекрасно понимал, что без рекомендательных писем это совершенно невозможно. Другой путь, и самый обычный, по которому мог бы пойти кабальеро, — это завербоваться в солдаты. Причем здесь не было бы помехи даже в том, что он находился в чужой стране. Иностранные наемники были делом обычным во все времена, и не считалось зазорным, если они сражались даже и против соотечественников. Диего, однако, почему-то не улыбалась мысль сражаться где-то на испанской земле с испанскими же солдатами — затем, чтобы испанскую корону надел не один, а другой чужак. Дурацкая щепетильность сильно сужала круг поисков. Можно было попробовать завербоваться в какой-нибудь полк, квартирующий в Лондоне. Однако Диего быстро уяснил, что, по большей части, все это — гвардейские полки, где отнюдь не жаждут приютить испанского юнца неизвестного происхождения и без гроша в кармане. Оставался флот, но недаром же ходила поговорка — «лучше болтаться в петле, чем служить на флоте». К тому же флот стоял у причалов — лезть в зимнее штормящее море не хотел никто. Дело осложнялось тем, что даже и найденный заработок — случись вдруг такое чудо — еще не решил бы всех проблем. Если бы не война, можно было бы попросту отработать проезд в Испанию; но — увы! Ни с Испанией, ни с Францией, как тонко отметил недавно некий губернатор, официального сообщения не было. Возможно, мрачно думал Диего, такой прожженый авантюрист, как губернатор Блад, легко нашел бы обходные пути; ему же ситуация казалась неразрешимой. Как проклятый, ходил он по кругу между причалами и казармами, и скудная его наличность явно должна была кончиться раньше, чем эти хождения.
Воскресным утром Диего зашел в церковь. Ведь матушка никогда не пренебрегала этим долгом, думал он, а он — когда он в последний раз был в церкви? Еще в Картахене… не считая служб на галеоне, который все же не церковь… И не отсюда ли все его проблемы? Матушка когда-то говорила, что думать в церкви — значит, просить совета у Бога, а ему, видит Бог, нужен совет. К счастью, протестантские еретики не посмели закрыть все католические храмы. Диего выслушал мессу, но совета не получил. Возможно, потому, что сам не вполне понимал, какого совета он просит, а может, он просто не сумел задать вопрос — ему вообще не удавалось сосредоточиться.
Грустный и стиснутый толпой, Диего направился вместе со всеми к выходу. У самых дверей его кто-то толкнул, и тотчас же позади закричали: «Держи вора!» Диего поспешно прижал рукой карман с жемчужиной и рванулся вперед, стремясь поскорее покинуть толпу. Новый крик: «Держи вора!» раздадся уже где-то рядом.
— У меня украли часы! — истерично вскрикнула дама в нарядной накидке. шедшая вплотную к нему. Диего обернулся.
В это время толпа миновала выход, и стало несколько просторнее.
— Да вот же он, вот!
— Держи вора!
Диего понял, что говорят о нем, только когда чьи-то пальцы вцепились в его рукав. Он отчаянно дернулся.
— Держи вора!
— Держи!
Теперь кричали со всех сторон. Диего ужом проскользнул между двумя кинувшимися наперерез джентльменами, счастливо избежал подножки дюжего кучера, ударил головой в грудь тощего приказчика и понесся прочь. Значительная часть толпы кинулась за ним. К преследователям присоединялись зеваки и прохожие. Диего летел так, как никогда в жизни.
«Видит Бог! Я не боюсь… почти. Я не боюсь смерти, но… Что они со мной сделают прежде, чем поймут свою ошибку? А ты уверен, что они поймут? Захотят? Ньюгейт! Виселица! Он решит, что…» Диего удалось несколько опередить преследователей. Ему очень хотелось сбавить шаг — долго бежать с такой скоростью было немыслимо — но ужасный крик: «Держи вора!» не отставал. Улица впереди разделялась, и Диего на секунду замешкался.
— Не беги туда, сцапают! — раздался вдруг рядом спокойный и даже веселый голос, и Диего почувствовал, как цепкие пальцы ухватили его за рукав. Он обнаружил, что его увлекают в узкую щель между домами. Через несколько секунд они были на соседней улице. Спаситель Диего свернул, затем — опять свернул, и после этого пошел хотя и быстро, но совершенно спокойно. Тут только Диего смог разглядеть его как следует.
Спаситель рост имел невысокий, сложение — хлипкое, глаза — ехидные, нос — картошкой, а рот — ухмыляющийся.
— И что же ты слямзил? — вопросил он.
— Что?!
— Да ты, никак, по-английски не кумекаешь! Ну, спер… стянул… украл!
— Я, собственно, ничего… — растерянно сказал Диего.
— Ну, ты и дурень! Зачем же тогда бежал? В Англии, брат, без суда не вешают. Раз при тебе товара не нашли, то и кражу не докажут. Сперва, правда, избили бы, ну, это хоть и неприятно, да не смертельно… как правило. А ты, я вижу, голоден? Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Пойдем, я тебя кое-куда отведу. А что-й то у тебя ремешок висит? Обрезан, никак?
Диего схватился за бок — и обмер. Его еще достаточно новый кошелек с последними монетами бесследно исчез. К счастью, пальцы ощутили привычный бугорок, и Диего перевел дух — до жемчужины вор не добрался.
— Да ты, парень, не хнычь, — подбодрил его незнакомец. — Монеты — дело наживное. А вот мы и пришли.
Домик, куда попал Диего, был таким же чистеньким и аккуратным, как и его хозяйка — совсем уже старая женщина с добрым морщинистым лицом. Беленькие занавесочки, салфетки, неоконченное вязание на кресле — все это создавало непередаваемый уют. Пока Диего отогревался и оглядывался, а чайник — закипал, старушка увела его нового знакомца в другую комнату и прикрыла за собой дверь. Если бы Диего слышал начавшийся за дверью разговор!
— Ну и зачем ты привел сюда этого дурачка, Гейтс?
— А вот послушайте, — отвечал Гейтс, весьма довольный собой. — Есть тут одно местечко, где лежат не на месте несколько тюков хорошего фламандского кружева. Ну, я и решил за ними сходить; да только надо послать вперед кого поплоше — вдруг там сторож будет. Этот лопух подойдет как нельзя лучше. А попадется, так тоже не жалко, раз он не знает никого из наших.
— Ты, Гейтс, и сам дурачок. С чего ты взял, что он согласится? Да и не лучше ли сообщить обо всем чиновнику таможни? Ты выторговал бы для себя фунтов пятьдесят, а то и семьдесят, и это было бы куда спокойнее, чем пытаться потом продать такой опасный товарnote 32.
— Ну, матушка, зачем же довольствоваться полусотней там, где можно заработать по крайней мере триста? Знаете, папаше моему цыганка нагадала, что кто-то в его роду станет богат — так почему бы не я? А этому птенчику я такую историю распишу, он и не поймет ничего, вот увидите!
— И почему это, Гейтс, тебя до сих пор не сцапали? — задумчиво произнесла та, кого Гейтс называл «матушкой».
— Удача! Удача покровительствует смелым — так я слыхал.
— Гордыня! — презрительно молвила «матушка». — Гордыня и глупость! Много вашего брата я перевидала; кое-кто кончил свои дни в Ньюгейте или на плантациях в Виргинии; кое-кто — остепенился и живет припеваючи, но таких мало. А знаешь ли, Гейтс, почему Господь одних наказал, а других пощадил? Гордыня! Будь скромен, разумен и осмотрителен — и Господь оставит тебе возможность раскаяться и зажить честной жизнью. Ну, ладно, — ворчливо заключила старуха, — ты тут посиди пока, а я гляну, годится ли этот цыпленок для дела.
И она, перейдя в соседнюю комнату, принялась потчевать Диего печеньем собственного приготовления, цепко вглядываясь в его лицо и расспрашивая о пустяках.
Входная дверь отворилась, и еще из-за порога послышался оживленный мелодичный голос.
— Вы, матушка, сейчас посмеетесь — какую нелепую ошибку я совершила! — говорила хорошо и даже с некоторой изысканностью одетая дама лет сорока, аристократически отчетливо выговаривая слова. — Такой был красивый кошелек! Я…
Она впорхнула в комнату, в одной руке покачивая пару золотых часов на цепочках, другой же — неся слегка на отлете, словно дохлую мышь, кошелек на длинном ремешке.
— Молли! — предостерегающе воскликнула «матушка». Но было поздно. Диего, узнавший свой кошелек, вскочил стремительно, словно им выстрелили из катапульты.
— Воровка! И это — воровской притон! Вы… вы украли это у меня!
— Где вам удалось подобрать это дитя? — удивленно промолвила дама, разглядывая Диего со снисходительным любопытством. — Мальчик, будь уверен, если бы я знала, что звенит в твоем кошельке, ни за что бы к нему не притронулась! Возьми — мне не нужны эти фартинги! — и она бросила Диего кошелек воистину королевским жестом.
От отвращения Диего вздрогнул.
— От такой, как вы, я не приму даже свою собственность! — вскричал он, ударяя по летящему кошельку сжатым кулаком. Монеты покатились по полу. Дама взвизгнула. Из соседней комнаты выскочил Гейтс.
— Успокойтесь, молодой джентльмен, успокойтесь! Пожалуй, вам лучше уйти, — заботливо говорила старушка, подталкивая ошеломленного Диего к выходу. — Я желаю вам только добра!
Дверь за Диего закрылась.
— Так это вы, миссис Моллиnote 33, стырили кошелек у этого чучела? — веселясь, спросил Гейтс. — А лохмотья с нищих вы еще не заимствуете?
— Как вы вульгарны, Гейтс! — проговорила миссис Молли, поправляя локон и в то же время бросая обеспокоенный взгляд на дверь.
— Нет-нет, он не пойдет за констеблем, этот испанец, — уверенно сказала «матушка». — А если и пойдет — пусть-ка попробует объяснить, откуда у него за обшлагом взялся носовой платок с меткой почтенной миссис Молли Флендерс?
Миссис Молли, ахнув, схватилась за карман. Взгляд, который она послала старушке, был полон восхищения…
* * *
«Боже мой! — потрясенно думал Диего, бредя прочь. — Боже мой!» Других мыслей в его голове не было. Добрая приветливая старушка, выказавшая столь неподдельное участие к его делам, первая, кто был добр к нему в этом отвратительном городе, оказалась хозяйкой гнусного притона! Чувство одиночества, внезапно овладевшее им, было невыносимым. Рядом с ним пустяком казалась даже потеря последних денег. Однако печенье старушки пробудило неистовый голод, и не думать о нем было невозможно.
Вечером этого дня Диего прибрел на берег Темзы и долго смотрел на воду с мостков. Вода была омерзительно холодной на вид, к тому же он заметил в ней дохлого кота. Диего передернуло, и он удалился. ‚жась в промозглой сырости, парень брел, не зная куда и не разбирая дороги. Сапоги давно и безнадежно промокли, в горле саднило. Мысли привычно вернулись к губернатору Ямайки. Нет, он все-таки правильно сделал: эту ситуацию так и следовало решать — одним ударом… Гордиев узел… Диего усмехнулся: тоже мне, Александр Великий… А ведь он, надо быть честным с собой, чуть было не поддался соблазну — наконец-то иметь отца. Видно, это потому, что он — не настоящий испанец, — зло подумал Диего. — Полукровка. Бастард. Раньше он никогда так не думал о себе. На сердце было привычно тяжело — ну, это потому, что пришлось расстаться с сестрой. Честь дороже, — зло подумал он. Честь. У бастарда. И денег ни песо… то есть ни пенса…
Ну, ничего. Еще не все потеряно — осталась жемчужина. Сорок-пятьдесят гиней — сумма, достаточная, чтобы добраться до Испании и протянуть несколько месяцев. И, дьявол все побери, поступить наконец в университет. И думать обо всем забыть… «Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не…» Диего сунул руку в карман — и похолодел. Жемчужины не было, зато в кармане обнаружилась не замеченная ранее дыра. Поспешно сдернув перчатку, Диего продрался сквозь дыру. Слава Создателю! За подкладкой пальцы ухватили знакомый замшевый мешочек, а в нем — нечто твердое и округлое. Рядом было еще что-то… монета… Диего вытащил руку: шиллинг. Он рассмеялся: как мало нужно для радости! Теперь операцию с жемчужиной можно было отложить — по крайней мере, на день, а то и на два… сегодня купить хлеба и сыра, завтра протянуть как-нибудь… нет, сегодня протянуть, а завтра купить хлеба. Без сыра, зато побольше. И за комнату заплатить — а то еще окажешься в тюрьме. А может, там кормят? Ну да, а потом продадут в рабство на плантации… в Новый Свет… к папеньке, на Ямайку. Диего фыркнул. А жемчужина пойдет на уплату судебных издержек. Ну уж, нет. Правильно все-таки, что он ушел. Он был прав, прав, прав. Теперь он свободен.
«Тебе этого делать не следует. По ряду причин,» — ясно сказал внутри голос дона Иларио. Диего выругался сквозь зубы. В конце концов, дон Иларио имел в виду другое.
«В остальном же — я не имею права давать тебе советы,»— с издевкой сказал голос. Это, как понимал теперь Диего, и был явный совет — помнить, что решение может быть не единственным.
«Но я уже решил, — ответил Диего настырному голосу. — А ты помолчи… особенно если не можешь советовать… вовремя.» Голос обиделся и умолк. Диего побрел дальше. Пожалуй, есть сегодня и впрямь не стоит… добраться бы до комнаты. Его, кажется, лихорадило.
Подняв глаза, он вдруг увидел вдалеке на набережной высокую, закрытую плащом фигуру, легко раздвигавшую толпу. Что-то в ней заставило Диего ускорить шаг… затем — побежать. Цепляясь за одежду прохожих ножнами шпаги и полами тяжелого плаща, Диего пробирался вперед так быстро, как мог. Когда расстояние между ними сократилось почти на треть, фигура остановилась у ожидавшей у причала шлюпки, и, перебросившись парой слов с гребцами, спрыгнула вниз. Весла опустились. Шлюпка удалялась, и лица человека, сидевшего теперь на корме, Диего так и не успел увидеть.
Он прислонился к стене. Голова кружилась, и сердце стучало от быстрой ходьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21