Никто на него не обижался.
У нас с Гариным были замечательные сцены в "Мандате", очень смешные. Жаль, сейчас не вспомню эти диалоги. Мне приходилось все три часа разговаривать басом, и голос садился страшно. Один раз вообще связки посадила, и пару спектаклей пришлось отменять. А потом "Мандат" вовсе сняли. Пьеса-то была запрещенная, тексты - откровенно антисоветские. А публика валом валила, зал всегда был переполнен.
- А как вы попали в Театр сатиры?
- Театр киноактера неожиданно расформировали. Всех раскидали по киностудиям. Наш актер Вадик Софронов попросил меня подыграть ему на показе в Театре сатиры, но неожиданно меня взяли, а его - нет.
- И как вам работа в Сатире?
- Ну, как сказать... Если честно, у меня двойственное отношение к Сатире. Потому что я ждала большего. Не ролей - их у меня было достаточно, - но вот это направление "мейерхольдовское" меня не очень устраивало. Там все было очень ярко, празднично, очень эстрадно, а я привыкла к мхатовской "глубине".
Валентин Николаевич Плучек меня сразу в "Клопа" ввел, и сразу я поехала с театром на гастроли во Францию. Потом у меня была Грицацуева в "Двенадцати стульях",
Зося в "Золотом теленке", Пегги в спектакле "Над пропастью во ржи" с Мироновым.
Хорошо помню водевиль "Гурий Львович Синичкин". Менглет играл роль какого-то очередного "главначпупса", а я - его секретаршу. Маленький эпизодик. Я хотела сделать характерную старушку, этакую дряхлую службистку, а режиссер Тункель требовал обычную, вышколенную секретаршу. Но грымза-то интереснее! И у нас с ним на этой почве возник спор. Но я все же нацепила какой-то дурацкий парик, прилепила длинный нос, острый подбородок, надела длинную черную юбку, старые противные туфли с перемычкой, черные чулки. И даже горб из ваты приделала. Я вся согнулась и такой вышла на прогоне. И Тункель сдался, говорит: "Вот это то, что надо!"
- Вы как легендарный Тусузов из той же "Сатиры" - для эпизода столько сил и выдумки!
- А как же? И эпизод был очень смешной. Я входила в кабинет Менглета и говорила: "Вас ждет кубанский ансамбль".
- Какой кубанский ансамбль?
- Казанской филармонии.
- А что они поют?
- Кубинские песни.
- А кто у них художественный руководитель?
- Как кто? Кац!
И это здорово принималось, даже на аплодисменты.
- В Театре сатиры вы играли довольно много. А поклонники у вас были?
- Поклонники? Не знаю. Были девчонки, которые писали мне очень хорошие письма. Но они очень любили Миронова и почему-то эту любовь, это тепло переносили и на меня. Эти девочки ездили с нами на гастроли, приходили ко мне в гостиницу, говорили какие-то приятные слова, дарили цветы. Очень хорошие воспоминания о них. Да и сам Андрюша мне очень нравился.
- Миронов ко всем одинаково относился? Или у него были симпатии?
- Даже не могу сказать. Он настолько был весь в трудах, в творческой работе, что, скорее, к нему все относились с симпатией. Хотя, конечно, кто-то его и недолюбливал из-за славы, успеха. Его обожала Верочка Васильева, опекали старики - Менглет, Папанов, конечно Пельтцер.
Когда он только пришел, его сразу стали вводить в "Клопа", потому что мы собирались на гастроли. Его буквально впихнули в Присыпкина. И я помню наш пустой зал, вошла - смотрю: Андрюша самозабвенно репетирует, ничего не видит и не слышит, пробует и так, и так... Я тихонечко постояла - он никакого внимания. И пошла. Думаю: бедный, как же ему трудно! И в результате он очень хорошо сыграл, не хуже гениального Лепко.
- А почему вы ушли из Сатиры?
- Был такой спектакль "Женский монастырь". Там играли Миронов, Мишулин, Авшаров и Рунге. У них по сюжету были жены. Вот я одну из них и играла, в паре с Борей Рунге. Спектакль шел очень часто, на гастролях почти каждый день. Он так осточертел, что невозможно было даже о нем думать! Нельзя так протирать постановку. И этот "Женский монастырь" меня доконал.
- Может, дело не в спектакле? Вы просто устали от обыденности, повседневности...
- Я долго думала, уйти - не уйти. Даже с актерами разговаривала. А потом я уже твердо решила заняться документальным кино. Пришла к Плучеку: "Валентин Николаевич, очень мне хочется уйти". Он говорит: "Не уходи, я тебе дам звание "заслуженной", дам Марью Антоновну в "Ревизоре". Я пояснила, что дело решенное, тем более что я не в другой театр собралась, а в документальное кино. Плучек на это ответил: "Значит, я не сумел тебе дать столько работы, чтобы ты была загружена. Мне очень жаль".
- Приятное расставание.
- Да, я хорошо ушла. Это был особенный театр, по духу, по общению, по звездам. Я никогда не влезала в дрязги, хотя какие-то разборки там случались. Мне казалось, что коллектив у нас хороший. Я там и замуж вышла во второй раз. Был такой чудный актер Родион Александров. Милый человек, у меня очень хорошие ощущения о нем остались. В кино он мало снимался, где-то Луначарского сыграл, но в театре блистал. Когда мы "Волшебные кольца Альманзора" ставили, я играла королеву, а он - восточного шаха. Как он был красив! Какой у него был шикарный голос! А уж когда он начинал говорить с восточным акцентом - дамы трепетали.
- Тягу к эксцентрике, к комедии вы почувствовали в Театре сатиры?
- Как раз там не было такой возможности. Вот когда мы с Папановым играли концерты, сцены из Островского, там была эксцентрика. Это было очень симпатично, нас хорошо принимали. И я бы с удовольствием занималась эксцентрикой, если бы мне чаще ее предлагали.
Конечно, я характерная актриса, эпизодница. Мне в актерском отделе студии часто передавали слова режиссеров: "Давайте возьмем Харитонову, она этот эпизод сделает хорошо". Да и напрямую предлагали: "Если вы согласитесь, то мы знаем, что вы этот эпизод вытянете".
- В кино какую работу вы считаете "визитной карточкой"?
- Трудно сказать. Я считаю, что мощная заявка была в фильме "В трудный час". Там я сыграла первую и чуть ли не единственную главную роль. Снимал Илья Гурин по сценарию Евгения Габриловича. Мне не стыдно за эту работу, хотя сейчас, когда смотришь, все время думаешь: "Вот здесь я не дотянула, здесь перетянула..." Но поскольку роль большая, там можно было и наиграться, и развернуться.
Это была и очень трудная работа. Илья Яковлевич сурово к нам относился. Причем, изначально у нас с Володей Кашпуром были вторые роли, а он нас вытянул на первые. Может, потому что мы с ним оказались характерные. А в финале меня убивают. Я сначала в амбразурке с пулеметом стою и считаю подстреленных немцев: "Один! Второй! Третий! О-о-о, десятый!" И тут мне в лоб так - бух! - и я падаю. Зрители потом говорили, что меня так жалко! Некоторые даже плакали.
Но там есть сцена перед гибелью, где Кашпур мне дарил всякие подарки: мыло, одеколон, еще что-то. Я сидела, раскладывала их и наслаждалась. Нюхала одеколон: "Ммм... пахнет замечательно! Не то сосной, не то розой". И эта сцена никак не шла. Я и так старалась, и так, а Гурину не нравилось: "Свет, у тебя не получается". Почему? Попробовали на следующий день - опять не то. Я предложила: "Илья Яковлевич, давайте, я выпью водки. Может, я расслаблюсь, и сцена пойдет?" Разрешил, послал ассистента купить чекушку. Налили, я хлобыстнула, меня повело, давай играть - и ни фига! Опять ничего не получилось. Гурин ворчит: "Стоп, сейчас точно больше ничего не будем делать. Отложим на завтра". А еще на следующий день я пришла и очень здорово сыграла. И до сих пор не понимаю, в чем тогда было дело.
Вот такие фильмы, которые давались с трудом, в которые много вкладывалось, они помнятся всю жизнь. Они, наверное, самые любимые. А где проще - те быстрее забываешь.
- Ваша Варвара из фильма "В трудный час" испытала настоящую любовь, но другим героиням актрисы Харитоновой в этом плане везло меньше. Клава в "Девушке без адреса" безответно влюблена в героя Николая Рыбникова, Глашу в комедии "Нейлон 100%" бессовестно обманывает герой Юрия Волынцева, уже совсем немолодая Нина в мелодраме "Предлагаю руку и сердце" вообще пришла на смотрины по объявлению к старику - Николаю Гринько. Не жалеете, что, по большому счету, почти не удалось сыграть настоящей, красивой любви?
- Нет. Мне нравились острые роли. Я бы с удовольствием играла еще острее - то, что делала в кино Елизавета Никищихина. Поярче, почуднее, поэксцентричнее.
У меня были хорошие пробы на Бабу Ягу. Фильм должен был снимать Борис Рыцарев. Я так "загорелась", что много фантазировала, проигрывала ему целые куски, но он уже очень плохо себя чувствовал и только бубнил: "Здорово, здорово, Света. Вот начнем снимать, и ты это все сделаешь..." Но не вышло. Он помер, даже не успев приступить к съемкам.
А еще раз я готовилась сыграть злую волшебницу в фильме Юрия Победоносцева "Честное волшебное" по сказке Коростылева. Помните, там есть такая героиня по имени Сойдет и так? Я даже стихи какие-то сочинила, как вошла в образ. Победоносцев за меня порадовался, но взял Елену Санаеву. Оказалось, он делал пробы просто так, для проформы, поскольку с Санаевой вопрос был уже решенный.
- Актерская профессия очень зависима. Не потому ли вы решили уйти в режиссуру?
- Нет. Меня всегда привлекал документ. Не знаю даже, почему. Я считала, что художественное кино - это игра, а документальное - сама натура, сама суть, естество. Что может быть документальнее документального кино? Это же сама жизнь.
Я была уверена, что буду снимать такие фильмы, какие еще никто не снимал. Как думают о себе абитуриенты, поступающие на актерские факультеты, что обязательно станут Качаловыми или Ермоловыми. Но, конечно, это все мечты...
- Почему же не получилось?
- Не знаю. Хотя в целом у меня приличные фильмы были. И темы разные. Например, "Шелковый дом" - о Чайковском шелковом комбинате в Челябинской области. Или "Мелодии универмага". Или был такой фильм "Ивовый куст" - о Поленове. Я до сих пор влюблена в эти места. Месяц мы снимали в Тарусе, а затем перебрались в поленовскую усадьбу. Нам выделили баньку, которая служила гостиницей для приезжих, и там мы чудно провели время. Помню, как снимали утро: Ока еще в тумане, кусты около воды пушистые, как бы в дымке. Казалось, что перед нами верхние облака и нижние. М-м-м, это не передать словами! "Утро туманное, утро седое" - можно только спеть. Музыку подобрали замечательную, и получился хороший, поэтичный фильмик.
Еще снимали картину о воспитательнице детского сада. Причем автор, написавший сценарий, посвятил его конкретной девочке, которую считал самой лучшей воспитательницей в Москве. Но она была очень нефотогеничной, некрасивой, к тому же у нее были оспины на лице. А так как конкретно фамилия в сценарии не указывалась, я пришла к главной редакторше "Экрана" Муразовой и говорю: "Хочу девушку заменить". Она разрешила. Но тут появляется автор и заявляет: "Или вы будете снимать именно эту девушку, или вообще снимать не будете. Я постараюсь". Конфликтовать мне с ним не хотелось. В результате, что я только с этой девушкой не вытворяла! Крутила, вертела, гримировала. И свет на нее ставили, как на Любовь Орлову. Намучились, но получилось все нормально. Фильм приняли с первого раза. А редактура на "Экране" была очень суровая.
Хотела я бомжей снимать, зону - что-то поострее. Не давали. Скидывали мне сценарии, которые никто не брал. И я их старалась вытягивать.
- Как же вы решились начать все сначала, с нуля? Почти в тридцать пять лет отправились получать второе образование...
- На дневное отделение к Михаилу Ильичу Ромму я не прошла по баллам, и мне предложили на выбор: или отделение документального кино, или научно-популярного. Я выбрала документалистику под руководством Леонида Михайловича Кристи. Одновременно были организованы высшие курсы телевизионных режиссеров, и мне удавалось совмещать эти курсы с ВГИКом. Это мне родители помогли. Я пришла к ним и сказала: "Как вы считаете, сумеете меня поддержать?" Они говорят: "Попробуем, иди".
Курсы мне ничего не дали. Но я познала пульт, научилась нажимать кнопки, освоила монтажный стол, работала режиссером детских сказок в Цветной редакции (была и такая), а по окончании ВГИКа сразу пошла в "Экран". Так, наверное, и проработала бы там до пенсии, если бы не авария...
- В материалах уголовного дела сказано, что вам дали три года условно, и уже через полтора года освободили. А как произошла авария, как шел судебный процесс?
- Эта мне авария...
Женщина перебегала дорогу. Я ее не заметила. На перекрестке улиц Молодцова и Полярной я ее сбила. И поехала дальше, потому что ассистент и оператор, которые сидели в моей машине, закричали: "Не останавливайся!" Конечно, находясь в таком шоковом состоянии, я думать вообще не могла. Но тут же перегородил путь милицейский автомобиль. Потом мне говорили: "Хорошо, что ты не остановилась. Не нужно было смотреть на то, что ты сделала..."
Был суд. От телевидения в мою защиту выступили оператор Медынский и сценарист Юрий Аграновский, который написал для меня "Мелодии универмага". Говорили очень хорошие слова. В итоге, после всех рассмотрений и заключений, дали мне условный срок и предписали выехать в Покров, во Владимирскую область. Я работала на железобетонном заводе, на точечном станке.
- Судя по вашей фильмографии, которая фактически не прерывалась с 50-х годов, вы снимались и в этот период.
- Да, я выезжала на съемки. Владимир Басов пригласил меня в "Нейлон 100%", а Юрий Григорьев - в картину "Письмо из юности". Никита Михалков снял в сюжете "Фитиля".
В Покрове я нашла Дом культуры, познакомилась с одним человеком Василием Васильевичем, с которым решили снимать документальное кино. Военная часть заказала нам фильм о своей молодежи, а параллельно мы ездили по пушкинским местам, снимая дороги, избушки и станционные столбы. Правда, все эти рулоны пленки оказались невостребованными, так и валяются до сих пор в моей квартире.
- Вас узнали? Как к вам отнеслись?
- Нормально. Помогли даже сколотить труппу. Я поставила спектакль о войне "Трибунал" и играла в паре с местным актером-любителем Виктором Ивановичем Калиничевым. Мы изображали мужа и жену, у нас были дочки, потом пришли немцы, и мы кого-то от них прятали. Хороший получился спектакль, мы его раза четыре сыграли в Покровском клубе.
1 2 3