Ничем не прикрытая угроза в его голосе заставила Филю сложиться едва ли не втрое. Прикинувшись ветошью, за всю более чем часовую дорогу, он не издал более ни звука.
* * *
— Дело было так, — начал Гришка, когда несколько успокоившись, мы оккупировали кухню. Лешка, стонущий при каждом резком движении от головной боли, присоединился к ном. Несмотря на мигрень и на то, что не курит в принципе, он приканчивал уже третью сигарету. Кузьма покрутился вокруг нас и ушел утешать Филиппа. А вот Веня был на нашей стороне. Стоило парню снять ботинки, как кот тут же, наступив на горло свей болезненной чистоплотности, напрудил рядом с ними лужу.
— Мы с Настасьей, конечно, лопухнулись по полной. Оставлять компьютер рядом с этим героем было опасно. Не подумали. За что и получили. А ведь дебилу понятно, что любой подросток, выражаясь научно, склонен переоценивать степень своего влияния на окружающих. Филипп решил, что стоит ему «чиста конкретно» поговорить с эти уродом и урод захлебнется слезами, раскаиваясь в собственном несовершенстве. Он, Насть, решил что ты струханула, решив не отвечать на последнее письмо Пантеры. Ну и так сказать, восполнил пробел твоего слабого характера за собственный счет.
— Пришло же такое в голову, — вздохнула я.
Лешка болезненно поморщился. По словам Гришки вчера он был единственным, кто внешне не потерял рассудка. Представляю, чего ему это стоило.
— Не долго ломая голову, Филипп предложил Пантере «забить стрелку» и «перетереть» с глазу на глаз. Кстати, мать, оцени. Чтобы попасть в твою тональность, он перелопатил всю переписку с ящика.
— Козел.
— Не спорю. Но ему удалось добиться цели. Панера ничего не заподозрил.
— Елки-палки, как он собирался с ним встречаться? Со стилистикой писем все ясно, но внешне мы с ним со-о-овсем не похожи.
— А он не собирался с ним встречаться. Он хотел за ним проследить. Прикинул, что в выходной день машин рядом с Главпочтой будет немного и ему не составит особого труда вычислить нужную. Договорился с другом, у которого есть права и которому на совершеннолетие родители подарили машину. Приехали на точку, приготовились ждать.
— Ну и как? Дождались?
— Смеешься? Конечно, он не появился. Да это и ежу было понятно. Не такой он дурак. Они переписали номера всех машин, которые хотя бы на минуту тормозили рядом, но все мимо. Подкинули нам, конечно, работы. Все эти машины ребята сейчас пробивают, но сдается мне, дело дохлое.
— Зачем же он согласился на свидание?
— Бог его знает. Может, в это время стоял недалеко и смотрел, кто приедет, как приедет. Развлекался, да радовался твоей наивности.
— Погоди. А куда Филипп делся потом? Почему он не поехал домой?
— А он на дискотеку поехал. Пивка выпил, оттянулся как следует, дело-то молодое. Только в семь часов, по Европе как раз в девять сподобился прийти ночевать. Не успели тебе позвонить, ты уже отключила телефон.
— И что нам теперь делать? — спросила я.
Повисла паузу, которую решился нарушить Марко.
— Необдуманный шаг молодого человека мог быть воспринят Пантерой в совершенно определенном смысле. Он сделал вывод, что вы вступили в игру. Я уже говорил вам это, Настя, и готов биться за версию. Он игрок, точнее стал им в процессе своего перевоплощения из человека в монстра. Ему уже неинтересно просто убивать. Он выступает в качестве мессии, он — проповедник своей религии и в то же время опасный воин, готовый проливать новую кровь. Ему нужно внимание. Теперь он будет вовлекать нас в свой круг, провоцировать на ложные ходы и наслаждаться своей непобедимостью.
— Ладно, проповеди в сторону, — рядом с Марко Гришка превращался в ревнивого ребенка, не желающего уступать инициативу сопернику и ревнующего даже к крохам внимания, — сейчас вот что. Остолопа под домашний арест, почту под бдительное око спецов, а нам пора устраивать мозговой штурм. Приедет Верещагин, он ведет это дело.
Марко не стал спорить. Как и все очень уверенные в себе люди, он был великодушен.
* * *
Собраться удалось только через полтора часа. Верещагина, несмотря на выходной день, сдернули на ковер к большому начальству. Информационное поле вокруг маньяка становилось все более взрывоопасным, а разрядить его было по-прежнему нечем. Лешка не мог себе позволить устраниться и расслабиться. Поехал с нами. Верещагин не возражал. Фамилия мужа пользовалась хорошей репутацией в самых разных кругах, его профессиональному экспертному мнению доверяли.
Олег Верещагин, обладатель классически прекрасного, но вечно недовольного лица, как будто ему ботинки постоянно жали, коротко рассказал о том, что на сегодняшний день известно. Мы и так знали, но он решил повторить.
— Они думают, так легко его поймать! Ха! — изливал он нам свою боль, — да серийников труднее всего достать! Никаких зацепок, никаких улик! Свидетели — один невнятнее другого. Он, черт такой, очень точно выбрал, кого убивать! И подкатил к ним с правильной стороны. Со стороны этого клуба, будь он неладен. Вот помяните слово, я найду повод, как только следствие кончится, я это клуб закрою к чертовой матери!
— Если следствие, конечно, кончится. — хмыкнул Гришка.
— Ну теперь ты еще, — расстроился Верещагин, — в чем проблема то… Никто из жертв эту свою сторону жизни не афишировал. А все, что удалось накопать через их …хм… знакомых по клубу, не пришей кобыле хвост. Ничего не стыкуется. Практически у всех на момент убийств железное алиби. Да там много кто в этом клубе ошивался. Но пойди найди! Как же. Электронные адреса далеко не все в журнале посещений оставляют. Все, что могли пробить, пробили. Все, мы уперлись в тупик!
И тут Марко жестом фокусника выложил на журнальный столик, вокруг которого мы сгруппировались, флеш-диски.
— Это что? — насторожился Верещагин.
— Видеосъемка, которую незаконно вели хозяева немецкой «Пантеры» на протяжении последних месяцев. Они и раньше ее вели, но вот все, чем удалось разжиться. Что-то подсказывает мне, оставшийся в живых совладелец и насколько я понимаю, держатель основного пакета акций московской «Пантеры», Дмитрий Коньков имеет подобный архив.
— Да иди ты, — ахнул Верешагин.
— Нет, я не пойду, — улыбнулся Марко, — попробуйте потрясти его сами. И в ближайшее время надо отсмотреть все эти записи. Я напишу для аналитика техническое задание, отмечу, что именно он должен фиксировать. У него должны быть фотографии абсолютно всех, без исключения, людей, которые так или иначе всплывали по ходу расследования. Родные, друзья, свидетели, случайные знакомые. Все.
— Е-мое, ты хоть понимаешь, какой это объем?
— Понимаю. Я максимально упрощу схему мониторинга, но вы должны точно ее придерживаться. Никакой импровизации. Идет?
— Идет. Кстати, по поводу машин. Мальцы конечно добавили нам геморроя. Но по базе всплыла одна тачка. Думаю, просто совпадение, но на всякий случай стоит подумать. Она принадлежит одному второстепенному свидетелю, я от Григория знаю, что вы с ним, Анастасия Петровна, общались. Не очень понимаю, зачем. Но вам видней. Это Федор Павловский.
— Павловский? Вот даже как? Хотя что тут удивительного. Он живет в том районе. Скорее всего, действительно речь идет о совпадении.
— Возможно, возможно… — задумчиво протянул Олег, думая уже о чем-то другом.
Мы еще раз скоординировали свои действия и разбежались. Мозгового штурма не вышло. Не над чем было мозговать. Возможно, после того, как будет отсмотрена пленка, нам удастся вытолкнуть расследование на новую крутую горку.
* * *
Идти к Павловскому одной не было никакого смысла. Все что я смогла про него понять, уже давно поняла. Едва ли при своих недюжинных способностях располагать окружающих к себе он вдруг расслабится в обществе Насти Голубкиной и явит себя с другой стороны. Марко артачиться не стал, только попросил сделать небольшую паузу на обеденный перерыв. Ел великан неожиданно мало, но регулярно. Он вообще умудрялся всему отводить свое время и места — сну, еде, дружескому трепу. Аккуратно организуя время, он успевал куда больше, чем я, рвущаяся в четырех направлениях одновременно.
— А ваш тренер, Петр… насколько вы оцениваете его искренность по десятибалльной шкале?
— Трудно сказать. Когда с ним случился припадок, мне показалось, что вся десятка была налицо. До этого… До этого я вообще его не понимала и не видела. Он странный.
— В чем заключается его странность? Фу, в Москве отвратительно готовят пиццу.
— Я предупреждала. Понимаете, Марко, в самом определении «странность» кроется непонимание того объекта, субъекта или события, которое мы характеризуем этим словом.
— А попроще?
— Если бы он казался мне злым, я бы так и сказала — злой. Если бы он казался мне недалеким, я не стала бы придумывать ничего другого. Жадность, неуравновешенность, мелочность — все имеет свое определенное значение. А странный — это не пойми какой. Что-то не так… но вот что именно?
— Вы не поняли?
— Нет, не поняла. Он секси, он настоящий мачо. Но девушки, расставаясь с ним, не грустят и даже будто бы вздыхают с облегчением. Как тренер — великолепен, но за пределами спортзала кажется ненадежным. Не агрессивный, но от когда он прикасается, чувствуешь холод.
— Он может убить?
— Знаете, почему-то я в это не верю. Он несомненно способен на что-то… ну… не очень хорошее. Но убить? Нет. Мое мнение — нет. Однако, Марко, я совсем не знаток. Что стоит мое мнение? Года два назад был курьезный случай, я записала в маньяки обычного извращенца.
— Хорошо. Вернемся к этому разговору позже.
Последнее время жизнь моя состояла из недоделанных дел и недоговоренных разговоров. Острые зубчики запятых пилили последние нервы. И ни одной, даже самой маленькой точки. Если останется время, зайдем сегодня еще и к Арине.
Нет ничего лучше воскресной Москвы. Как она тиха, как благостна под тонким слоем пыли. Улицы, временно избавленные от пешеходов, дышат полной грудью, наслаждаются легкостью бытия. Немногочисленные туристы, ненормальные трудоголики и нищие студенты, не имеющие денег за загородный уик-энд — вот и все столичное население с вечера пятницы по ночь воскресенья. Только в эти двое с половиной суток и можно жить в мегаполисе относительно полноценно. И не надо обвинять меня в непочтительном отношении к сердцу родины. Оно большое, вместительное, но претендентов на него так много, что приходиться жить в постоянной очереди, чувствуя себя немного лишним.
* * *
Федор, вопреки ожиданиям, в этот раз не спешил поразить нас своей любезностью. Он бледно выглядел на фоне роскошной квартиры. Синеватый отлив лица контрастировал с летней яркостью шелковых шпалер, почти черные синяки под глазами не сочетались с уютной светлой мебелью. Нервная походка, уместная в каменном каземате, не вязалась с толстыми мягкими коврами.
— Неважно себя чувствую, — объяснил он, поймав мой удивленный взгляд.
— Проблемы? — не очень деликатно встрял в разговор Марко. Видимо, в Павловском он видел соперника и заранее испытывал к нему осторожное недоверие. Ох уж эти мужчины.
— Да, проблемы. С одним моим пациентом.
В полной тишине Федор приготовил нам кофе, и только когда последняя капля из джезвы упала в мою чашку, оборвал затянувшееся молчание.
— Я должен вам рассказать. Это очень хорошо, что вы пришли.
Мы настороженно притихли, явив собой пример абсолютного внимания. Оторвав от куска черного хлеба, который был предложен нам вместе с ветчиной и сыром, кусочек мякиша, Павловский принялся катать его в руках. Пластичное тесто превращалось то в червячка, то в горбатую гусеницу, потом становилось шаром, потом блином и так на протяжении всего разговора, к концу которого Федор слепил замысловатую конструкцию, некий гибрид человека и кошки.
— Рядом с этим пациентом я увидел трупы, но не сказал ему об этом.
— Начните сначала, — раздраженно остановил его Марко.
Интересное дело, если Марко такой наблюдательный и глубоко видящий, то зачем ему подробности?
— Я вам, Настя, потом объясню, зачем, — окрысился на меня итальянец, не поленившийся в этот раз снизойти до чтения моих мыслей. Такая манера поведения ему совсем не шла. Как сказал бы Лешка, она вступала в противоречие с его базовым образом.
— Хорошо, — покорно кивнул маг-целитель и предварил рассказ комментарием о своих обрывочных видениях.
Это заняло у нас лишние десять минут, в течении которых на улице внезапно начался дождь. Небо точно рухнуло на землю, дом по крышу погрузился в серые воды и ветер гнал по ним ветви, обрывки афиш и неудачливых прохожий, сию же секунду промокших до нитки.
— Когда он пришел первый раз, я отчетливо увидел рядом с ним два трупа. Это были мужчина и женщина. Точно описать их не могу, картинка живет в моем сознании всего пару секунд, потом бесследно исчезает. Очень много крови, это единственное, что я успел хорошо рассмотреть и запомнить. Из практики я знаю, что в более чем половине случаев картинки являют собой квинтэссенцию того, о чем думает человек в этот момент. Иногда являются образы, смысла которых я расшифровать не могу, но в данном случае все было предельно очевидно. Да и проблема, с которой пришел пациент, так или иначе вытекала из того, что он нес в своей ауре, в своем биополе. Все это ненаучные названия, трудно сказать, что такое мои способности и что такое эти и видения. В тот первый сеанс мы проговорили почти три часа.
По словам Павловского после того, как визитер, уходя, закрыл за собой дверь, целитель рухнул на пол и не мог встать несколько часов.
— Он выкачал из меня все силы. Все, до последней капли. Он выпил меня, как выпивают пакетик сока, вытрясая последние капли. Лежа на полу в своей приемной, секретарша в этот день болела, я пытался вспомнить какие-то моменты беседы, но не мог. Она почти стерлась из моей памяти, там плавали только ничего не значащие обрывки.
К счастью или к несчастью, но Федор записывал все беседы на миниатюрный цифровой диктофон. Найдя наконец силы подняться с пола, он первым делом нажал на кнопку воспроизведения звука. И еще три часа пролетели, как пять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31