Он подхватил Камиллу Аскеровну под руку, и, не прощаясь, вышел из бутика. Даже его спина выражала недовольство и презрение.Очумевшая Жанна молча следовала за ними. Она не ожидала от Павла такой реакции. Он открылся ей с новой стороны, избавил бабулю от неприятных, унизительных объяснений. И это было благородно.В этот вечер Павлу пришлось отказаться от мысли пригласить любимую девушку в гостиницу на ночь. Жанна очень взбудоражена этим происшествием с Камиллой Аскеровной, и, к тому же, ей придётся везти старушку домой. А Павлу придётся тоже возвращаться домой, и оправдываться перед отцом за отсутствие телохранителя и шофёра в его машине. Ну что-ж, как — нибудь в ближайшее время надо довести до сведения родителей, что отныне он не намерен встречаться с девушками под бдительным оком телохранителей. В конце концов, это просто смешно! Да, надо бы поскорее сыграть свадьбу — чтобы они с Жанной могли спокойно, на законных основаниях жить вместе, и не нестись друг к другу через весь город по первому зову сердца. Павлик вдруг вспомнил, что вопрос женитьбы он с Жанной ещё не обсуждал, а уже считает его решённым. Но не может быть, чтобы она ему отказала. Ведь она любит его так же сильно, как и он её… Он это чувствует, вернее, не он, а его сердце. А сердце не может обмануть…
Ковалёв, кряхтя и охая, открыл глаза. Голова кружилась, во рту было сухо, к тому же его тошнило.Он с трудом поднялся и осмотрелся. Ну да, это всё тот же номер гостиницы, в котором он был с этой шлюхой… как бишь её? Катя или Наташа, что-то в этом роде. Эта дрянь ударила его чем-то, когда он отказался платить деньги за несовершённые действия. К сожалению, несовершённые…Ковалёв привычным движением, с трудом нагнувшись, хотел притянуть к себе портфель, но его не было. Он быстро проверил комнату, и обессилено сел на разобранную постель. Портфель исчез. Было абсолютно ясно, что его забрала проститутка. Она, конечно же, не думала, что в нём — деньги. Вот ей подарочек привалил к майским праздникам!До Ковалёва внезапно дошла истина во всей её красе: он, можно сказать, потерял всё: и деньги, которые ему дал Резник, и новую группу, на которую так рассчитывает Мила, и остатки уважения к самому себе. С чем он остался?Можно было бы сказать, с чем, да ведь он импотент! То есть даже без этого…Что же теперь ему делать? Покончить жизнь самоубийством, потому что он такой никчёмный, никому не нужный, даже самому себе?Ковалёв, кряхтя, в последний раз осмотрел гостиничный номер, и вышел из гостиницы. Ему было очень, очень плохо. И пожаловаться было некому. Жене? Да ведь он для неё — пустое место. Непонятно только, почему она продолжает жить с ним в одной квартире. Наверное, никто замуж не зовёт. Дочери? Да и ей он нужен только потому, что пообещал сделать её популярной. За какой счёт он будет организовывать группу, и выводить Милку на новый виток популярности? Резник ему денег больше не даст, это факт при таком раскладе. А Мила любит его, только когда у него есть деньги! Когда-то давно врач сказал Ковалёву, что его импотенция носит психологический характер. Мол, физическая форма у него в норме. Дело в голове. Что-то не ладно у него с головой, не дружит он с ней!Владимир Ильич добрёл до какого-то скверика и уселся на лавочку. Самым удивительным в этой ситуации было то, что, несмотря на жуткое, безвыходное положение, в которое он попал, и не самое лучшее физическое состояние, он вдруг ощутил желание жить. Он внезапно заметил мир вокруг — начинающую зеленеть траву, яркое солнце, красивых девушек в плащиках и коротких юбчонках, симпатичную дворнягу, подбежавшую к нему, маленьких детей, которых мамаши выгуливали в парке…Почему-то в этот миг ему показалось, что он совершил роковую ошибку в своей жизни — ещё в тот самый момент много лет назад, когда понял, что, как мужчина, не пригоден. Тогда он вдруг стал считать естественными измены жены, подчас весьма откровенные, её тычки и обидные замечания, оскорбления и презрение дочери, вторившей матери. Он стал считать себя кем-то, даже не человеком, а существом второго или даже третьего сорта. Он соглашался с женой, что он серость и никчёмность — только потому, что стал не способным к сексуальной жизни. И из-за одного этого он упустил и жену, и дочь. Он позволял им всё, и считал это вполне естественным. Он не видел ничего вокруг, кроме собственного убожества. Он не видел жизни, она проходила мимо него! Зачем он жил, ради чего? Трудно сказать, он пытался всякий раз заслужить одобрение дочери или жены, как пытается это сделать провинившаяся собака. Да он и жить — то не хотел, ему было всё равно…Так почему же сейчас всё изменилось? Сейчас, когда его положение — хуже некуда, он хотел жить, как никогда раньше! И почему-то именно в этот момент, когда Ковалёв, можно сказать, впервые за много лет ощутил прилив жизненной энергии, и понял, в чём была его ошибка, и решился её исправить, у него случился инфаркт — прямо на лавочке в скверике…
Малик внимательно осмотрел присутствующих. Каждую неделю на доклад к нему приходили пять человек — самых приближённых, занимающих особое положение в Семье.Вообще-то на самом деле Малик был лидером одной из азербайджанских группировок, если смотреть правде в глаза. Но предпочитал называть группировку Семьёй. В крайнем случае — общиной. Жанна шутила, что лавры Крёстного отца не дают ему спокойно спать. Малик в ответ сердился и кричал, что ни за что не позволил бы подчинённым называть себя доном, и что Пьюзо, автор той популярной саги, сделал своего героя страдающим комплексом неполноценности. Мол, именно потому он требовал от окружающих доказательств их дружеского отношения к нему. А он называет группировку Семьёй — потому что почти все её члены родственники, пусть и дальние. Но у азербайджанцев нет такого критерия — дальний родственник. Просто родственник — и всё.Жанна, улыбаясь, вспомнила эту извечную распрю с отцом. Она сидела от него по правую руку — знак величайшего доверия и уважения.Малик периодически поглядывал на неё и был недоволен тем, что она, кажется, даже не слышит, о чём идёт разговор. Чему — то улыбается сама себе. Она вообще после этой поездки сильно изменилась, и Малика это тревожило.Рафаэль отвечал за наркотики и отмывание «грязных» денег и обналичку «чистых» в подконтрольных банках. Юнус — за вопросы внутренней безопасности, за взаимоотношения с властями и конкурентами. Шахид, брат, контролировал принадлежащие Семье рынки и так называемый «автобизнес», то есть угон автомобилей. У Семьи были и легальные автосервисы, принадлежащие ей.В этих автосервисах машинам перебивают номера, красят, и продают. Или даже не перебивают номера, просто вносят подкормленному гаишнику тысячу долларов за машину, и он убирает её номер из компьютера. Получается, что в угоне она не числится, и бывший владелец, хоть носом землю рой, её никогда не найдёт.
И ещё Шахид отвечал за похищение людей. Хотя в последнее время Жанна давила на Малика, утверждая, что следует завязать с шантажом и заложниками. Это было муторно, опасно и приносило больше хлопот, нежели прибыли.Вагиф, солидный и седой азэри, был хранителем кассы, то есть общака, поэтому стабильно присутствовал на еженедельных сборах. И Камал, у которого тоже была фамилия Гусейнов, как и у Малика с Жанной, отвечал за контролируемые Семьёй супермаркет «Восьмое чудо света», казино « Мимоза», рестораны и клубы.Малик внимательно слушал отчёты, но больше всего его интересовал другой вопрос. Сегодня он собрался сделать важное заявление, для которого нужно собрать все силы. Потому что препятствий для выполнения его желания было много.После того, как все отчитались, и Вагиф собрал деньги в свой потёртый дипломатик, и начал прощаться с присутствующими, Малик попросил его сесть на место.— В прошлые недели N — ский рынок давал больше денег, чем в эту, — начал он.— Так, брат, — влез в разговор Шахид, — ты знаешь, почему. Рынок не работал, много денег потеряли…Малик с неудовольствием зыркнул на него.— Вот об этом я и хочу поговорить с вами. Кто виноват, вспоминать не будем…. — Малик специально сделал паузу, и Шахид понял, опустил глаза.Ведь виноват был не кто иной, как Тофик, его сын, понадеявшийся на русское «авось». Он не постарался принять меры заранее, и вот результат. Конечно, Тофика сняли с должности, но ничего уже не изменишь. Пятеро торговцев были убиты своими же земляками, чтобы не связываться с русскими. Ещё трое умерли в больнице от побоев. Остальные еле оклемались. И всё — из-за Тофика… Если бы он не был племянником Малика, то его наказание было бы очень строгим. А так его всего лишь лишили должности, но ещё надо доказать, что Тофик этим недоволен. Этот пижон и мот только рад не работать, а разъезжать со своей квн-овской командой по стране и хохмить.— Я хочу, чтобы все присутствующие поклялись именем Аллаха почитать мою дочь так же, как и меня — после того, как я отойду в мир иной.Жанна встрепенулась под обращёнными на неё со всех сторон недоумевающими взглядами. Она не поняла, к чему была эта речь, и прекрасно знала, о чём думают присутствующие. Разве будут мусульманские мужчины почитать женщину так же, как и мужчину? Жанна отлично помнила, сколько неудовольствия выразили они четыре года назад, когда отец в первый раз привёл дочь на совет. Тогда он одержал победу, хотя со всех сторон раздавались недовольные крики. А потом выступил один из старых азербайджанцев:— Наши женщины носят хиджаб, сидят за отдельным столом, и не смеют начать разговор, пока муж не разрешит. Мусульманский закон велит относиться к женщине как к нечистому существу: после даже случайного прикосновения к женщине следует совершать омовение. Она — низшее существо, не имеющее право голоса! А твоя дочь сидит за одним столом с мужчинами, перебивает их, ведёт себя, как мужчина…— Всё это было давно и в другой стране, — ответил тогда Малик, и все замолчали. — И пусть когда-то на самом деле положение женщины было унизительным. Но вспомните, что даже тогда женщину чтили. Если она появлялась между двумя дерущимися, драка немедленно прекращалась. Если целовала врага в знак примирения, он становился другом мужа. При вражде кланов женщина была неприкосновенна и свободно ходила среди враждующих фамилий. Да, положение её было противоречивым. Но всё меняется. Теперь и в Азербайджане к женщинам относятся совсем по-другому. Они свободны в своём выборе и в своих поступках. Ведь ислам — это свобода человека.У нас сложилась неверная концепция, идея о лидерстве. Качества женщины дополняют качества мужчины. Мы забыли Аллаха! Аиша, жена Пророка, была передатчиком ряда Хадисов. И, если мы обратимся к истории, то вспомним, что более 2 тысяч Хадисов было передано женщиной. Аиша была великой учёной, и даже великие Сахабы (сподвижники Пророка ( авт), обращались к ней за помощью! Они не считали это зазорным — почему? Кто велел нашим женщинам сидеть дома и слушать мужей? Пророк? Аллах? Это мы, мужчины, велели! Мы поставили себя выше Аллаха. Мы забыли Аллаха! Пророк сказал: женщины — близкое родство мужчин! Жанна — моя дочь. И она — моя плоть, моя кровь. Она почитает мою религию, она читает Коран, она придерживается его заповедей. Почему я не могу привести её сюда, когда моя дочь, словно Аиша, умнее многих из вас?Тогда, четыре года назад, отец много чего говорил. И подкреплял свои слова конкретными цитатами — из Корана, священных Сур. Никто не мог ему возразить, и Шахид тогда так и сказал:— Тебе никто не возражает, потому что боятся…— Нет, — поправил его Малик, — потому что я прав!С тех пор Жанна была полноправной участницей подобных мероприятий, советов, наперсницей отца. Мужчины больше не обращали внимания на её пол и возраст, и советовались с ней, не стесняясь того, что она — женщина. Порою ей даже казалось, что они забыли об этом. Да и сам Малик, страдая от того, что у него дочь, а не сын, с детства относился к ней как к мужчине, ничуть не щадя ни природную женственность дочери, ни скромность. Именно поэтому Жанна выросла чёрствая, жёсткая, мужественная. Но она приехала в Москву совсем маленькой девочкой, к тому же её кровь была наполовину греческой. Так что она не могла считаться абсолютной азербайджанкой до мозга костей, ведь выросла в столице России. Тем не менее она с удовольствием ездила на родину отца, и общалась с многочисленными родственниками, почитала мусульманские праздники и не ела свинину и чёрный хлеб. Но в любом случае поколение Жанны подлежало иному разделению, нежели на расы и национальности.И теперь отец, словно вспомнив тот день четырёхлетней давности, снова вернулся к этому вопросу. Теперь он хочет, чтобы её почитали. К чему бы это?— Но мы и так уважаем твою дочь, — сказал Рафаэль, уважительно наклонив голову в сторону Жанны.— Я не об этом, — покачал головой Малик. — Вы должны поклясться именем Аллаха, что будете слушать мою дочь и будете так же преданы ей, как и мне, когда меня не станет…— Папа! — воскликнула Жанна. — Зачем ты это говоришь? Ты так молод, что можешь найти себе жену…Присутствующие заулыбались и закивали головами.Малик раздражённо цыкнул на них.— Сегодня — молод, а завтра мёртв, — загадочно произнёс он непонятную фразу.— Что за речи? — расстроилась Жанна. — И слушать не хочу!— Клянитесь, — взревел Малик. — Немедленно! Дружеским саламом, молоком матери, жизнью единственного ребёнка, землёй родины… Клянитесь!
Жанна задумчиво держала поводья в руках. Жеребец — ахалтекинец — её любимчик, названный Пейкамом, в честь коня, выигравшего в 1999 году убийственный 120-километровый марафон вдоль МКАД, гордо нёс свою хозяйку по лесу. Пейкама подарил Малику преступный авторитет из Азербайджана. Они с Маликом много лет назад сидели в одной тюрьме. Естественно, конь был тут же передарен Жанне, которая по мере возможностей старалась не упускать шанса съездить на международные спортивные митинги коннозаводчиков. В четырнадцать лет, когда она увлеклась конным спортом, Жанне прочили большое будущее. Она готовила себя в берейторы или даже жокеи, успешно прошла техминимум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32