К этому стремилась и я, но как отвратительно, что он смотрит на это глазами своей выгоды.
Поэтому я попросила Красена говорить то же, что и я: что встреча с Ангелом не состоялась, что мы выехали в Стара-Загору после обеда. Заставила лгать еще одного человека! Притом невинного!
И вот что странно: я лгала и в то же время понимала, что в любой момент без всяких угрызений совести признаюсь в своей лжи, как будто участвую в какой-то игре, но стоит ей кончиться, как все встанет на свои места, все образуется. Теперь, когда я вам все рассказала, игра кончилась, но отчего у меня не стало легче на душе? Все становится на свои места, но сама я уже другая. И никогда не смогу быть такой, какой была. И наверно, эта девушка, которая обозвала меня так, как я того и заслуживаю, имела на это право. Хорошо, что они пришли, эти две девушки, и я поняла, что я наделала, и призналась в своей лжи.
Только что звонила Красену, он убеждал меня не признаваться в своей вине, потому что по сути никакой вины за мной нет (он меня немного идеализирует), но я села и написала вам. Виновата ли я, по вашему мнению, или нет, не знаю. Я себя уже обвинила».
Внизу Зорница Стойнова очень старательно вывела свое имя и фамилию – точно для того, чтобы не было ни малейшего сомнения в правдивости ее признания. В том, что она больше не играет. Что она уже не управляет своим кукольным театром. Что решительно покидает сцену.
ГЛАВА XXVII
Письмо Зорницы неожиданно озарило все ярким светом, все теперь выглядело логичным, все факты встали на свои места, как кубики в детской мозаике. У меня было много догадок, я даже предугадал объяснение, которое Зорница дала своей игре, – желание спрятать голову под крыло и в выдумках растопить чувство вины. Решила вопрос с присущей ей практичностью. За то, в чем она себя обвиняла, ни в одном уголовном кодексе нет наказания. Она, если можно так выразиться, ускользнула из наших сетей, нам не в чем обвинить Зорницу Стойнову. И все-таки, все-таки! Эта женщина приукрашивала действительность легко и бездумно, делала все столь приятным и даже красивым, что невольно возникало сомнение, рассказала ли она и в этом письме всю правду, не скрыла ли чего-нибудь?
К половине четвертого мы явились к Троянскому.
После совещаний он обычно возбужден, точно рысак после трудного забега, но иногда, впрочем, возвращается мрачный, безразличный. Сейчас он был именно в таком настроении. Я протянул ему письмо Зорницы. Он пробежал глазами первые строки и в глазах его вспыхнул азарт, будто у охотника, сидящего в засаде.
– Ну и женщина! – воскликнул он, дочитав письмо. – Боюсь только, не нафантазировала ли она и тут. Что это у тебя?
– Версия, – сказал я и развернул сверток со сложенной вчетверо веревкой.
– Наконец-то. Ну-ну, послушаем.
– Из письма ясно, что Ангел Борисов не мог повеситься сам. Алкоголь, снотворное, только что перенесенный сердечный приступ. Он мог, конечно, заранее приготовить себе петлю и она гостеприимно ждала его на даче. Но отметаю это предположение как нелогичное. Ведь Борисов собирался на свидание с Зорницей и был преисполнен надежд возобновить отношения с ней.
– А может, он все подготовил, так, на всякий случай?
Я растянул веревку перед Троянским.
– Нет. Эта веревка снята с балкона Стойновой. А он давно у нее не был. Можно ли допустить хотя на минутку, что он, не заходя в квартиру, как мальчишка, залез со двора на балкон, чтобы стянуть именно эту веревку? Только у психопата может возникнуть такое странное желание повеситься на веревке, на которой его любимая вешает белье. Но Ангел не был психом. Красен Билялов слышал разговор Зорницы с Ангелом. Он понял, что у Ангела Борисова с собой большая сумма денег. Он видел, что Ангел впал в истерическое состояние, слышал его слова о том, что жизнь потеряла для него всякий смысл. Может быть, именно эти слова внезапно подсказали ему дальнейшие действия: присвоить деньги Борисова, инсценировав самоубийство… Почему он отвез его на дачу? Это значит, что Красен Билялов был осведомлен о том, где и как живет Борисов. И здесь мы приходим ко второму предположению: в письме, как вы заметили, Зорница Стойнова опять не сказала всей правды. Она в течение многих лет была знакома с Красеном Биляловым, и весьма возможно, что в определенный момент, а именно в последнее время, когда рухнула надежда выйти замуж за Борисова, она заменила Ангела своим старым другом. Вполне вероятно, что он был ее постоянным поклонником, готовым на любые услуги, – для одинокой женщины такой человек очень удобен. И вот он, случайно или не случайно, явился свидетелем событий, происходивших в течение последних месяцев, начиная с того вечера в Созополе… Так что, когда у него на глазах разыгралась эта жалкая, смешная, но по сути трагическая сцена в комнате Зорницы, он был уже морально готов устранить Борисова. И тут вдруг получил реальную возможность это сделать, присвоив к тому же большую сумму денег. Можно предположить, что Борисов был для Красена Билялова в некотором роде соперником. Замужество Зорницы привело бы к изменению их отношений, а ему тоже, как и Ангелу, была нужна эта красивая женщина, и восстановление отношений Зорницы и Ангела – что было вполне вероятно – Красен воспринимал как угрозу для себя… Так что аргументов в пользу моей версии становится все больше. Я квалифицирую происшедшее на даче инженера Ангела Борисова как убийство с заранее обдуманным намерением, совершенное Красеном Биляловым. Задача Билялова облегчалась полуобморочным, беспомощным состоянием, в которое Борисов впал, вероятно, уже в машине. Красен Билялов – кстати, он производит впечатление достаточно сильного человека – привязал веревку, снятую с балкона Зорницы, сделал на ней петлю и повесил бесчувственного Борисова. Он инсценировал самоубийство, продумав все до мельчайших подробностей, не оставив после себя никаких следов ни на даче, ни в машине. Вероятно, он воспользовался шоферскими перчатками Борисова. Он догадался оставить в машине пузырек от снотворного с отпечатками пальцев Борисова. Он придумал лживую версию о том, будто свидание у Зорницы не состоялось. Это же решила утверждать и Зорница, исходя из собственных побуждений, о которых она говорит в письме.
Помимо письма Зорницы, есть еще ряд обстоятельств, которые заставляют подозревать Красена Билялова. Давая показания уже после смерти Стойновой, он, как они и договорились, утверждает, будто свидание с Борисовым не состоялось. При этом он выдумал ряд подробностей, объясняющих, почему они так долго добирались до Стара-Загоры, – ужин в мотеле под Пловдивом, прогулка по городу, посещение бара. После стольких трагических событий всякому нормальному человеку было бы противно лгать, тем более, что Зорница уже мертва и больше не надо повторять эту ложь. Красен Билялов должен был рассказать правду. Вместо этого он, уверенный, что следствие не установило и никогда не установит истину, продолжает лгать.
Из разговора с Зорницей по телефону он узнал, что она готова признать себя морально виновной в смерти Борисова и рассказать, как все было на самом деле. Тут мы подходим ко второму предположению, которое вытекает из первого и является его естественным продолжением.
Проанализируем последний вечер в жизни Зорницы, когда она сказала Билялову, что больше не станет лгать. Вероятно, она сказала также, что звонила мне, но не дозвонилась. Билялов был у нее, когда пришли девушки. Естественно, что Зорница должна была задуматься над вопросом, куда же девались деньги, которые ей предлагал Борисов. И она, конечно, задала его Красену. Он понимает, что вопрос о деньгах встает ребром, что мы непременно нападем на его след, если Зорница расскажет о свидании с Борисовым, если станет известно, что Красен последним видел умершего… Что ему остается делать? Он идет к Зорнице. Она уже опустила письмо в почтовый ящик. Вероятно, Красен убеждает ее не признаваться ни в чем. Может быть, угрожает ей. Она не говорит ему, что послала письмо, но продолжает настаивать на том, что должна сказать правду. Возможно, Красен пришел к ней с готовым решением, а может быть, уже там, у Зорницы, решил, что единственный выход – это убрать ее. Ему ясно, что Зорница-свидетель, который рано или поздно привлечет к нему наше внимание, и правда о его злодеянии откроется. Какими еще мотивами может руководствоваться мужчина, который находился многие годы в сложных, по всей вероятности, отношениях с молодой женщиной? Очевидно, были и другие побуждения, заставившие его прибегнуть к крайней мере. Для нас достаточно основного мотива – желания избавиться от единственного свидетеля, который может разоблачить его. И тогда Красен Билялов совершает второе преступление. Он находит способ справиться с женщиной. Схема та же, снова инсценировка самоубийства, на этот раз выбрана форма, подходящая для домашних условий: она вскрывает себе вены. Такого рода самоубийство предполагает тяжелое психическое расстройство: девяносто процентов пытавшихся покончить жизнь таким образом не выдерживают, взглянув в страшное лицо смерти, они в ужасе зовут на помощь. Зорница, которая несколько часов тому назад написала нам письмо, проявляя достаточно здравого смысла, чтобы принять правильное решение – рассказать правду, Зорница в том настроении, когда человек далек от мысли о самоубийстве, как небо от земли.
Еще дальше она от того психического отклонения, которое позволило бы ей выдержать медленное приближение смерти. Из всего этого следует вывод: Зорницу убил Красен Билялов, который каким-то образом, причем без физического насилия, лишил ее возможности сопротивляться. Вероятнее всего, способ тот же: он сумел привести ее в бессознательное состояние, заставив выпить небольшую дозу сильного снотворного, присутствие которого в организме невозможно установить после такой большой потери крови. Это, так сказать, тайна, которая известна пока только Красену Билялову.
Таково заключение и аргументы, подтверждающие его. Два главных доказательства, – письмо Зорницы Стойновой, которое в сущности представляет собой показания, подписанные свидетелем, и взятая с ее балкона веревка для сушки белья, на которой был повешен Ангел Борисов.
Когда я закончил, Троянский еще долго сидел задумавшись. Как тени облаков, по лицу его пробегали то согласие, то сомнения, несколько раз он, видимо, собирался меня прервать, но не сделал этого.
– Все, что ты говоришь, логично и соответствует фактам. Хотя с тобой можно и спорить. К тому же у тебя нет доказательств. Но мы принимаем твою версию, во всяком случае, на сегодняшний день! У меня, правда, есть возражение: не все в письме Зорницы можно считать неоспоримым доказательством, зная, как эта женщина любила сочинять… Второе – веревка с балкона. Но и здесь кто-то сможет спорить. Такой педант, как я, например. Путь этой веревки от балкона Зорницы до дачи ее любовника нельзя проследить с абсолютной точностью… Вообще все твои логические построения нуждаются в подтверждении… Прежде всего необходимо признание главного виновника преступления. Желаю приятной встречи с Биляловым. Надо начать с его алиби в момент самоубийства Зорницы, о чем он, вероятно, позаботился.
– Я должен арестовать Красена, товарищ Троянский.
– Ну что ж, выдадим тебе ордер на его предварительный арест.
ГЛАВА XXVIII
Сейчас, завершая эти записки, я считаю себя обязанным поделиться теми раздумьями, которыми я, естественно, не мог поделиться с Троянским.
Когда преступление совершено, когда преступник сделал свое черное дело, приходит черед тех, чья обязанность – раскрыть преступление. Цепочка действий, предпринимаемых следствием, вызывает порой контрмеры преступника, но так или иначе мы определяем ход событий, мы нападаем, а преступник вынужден обороняться.
От этих рассуждений недалеко до мысли о том, что судьба Зорницы была в значительной степени предопределена моим поведением. Моими визитами, во время которых я, чуя носом запах преступления, разыгрывал из себя не слишком любопытного и бесконечно добродушного детектива. Поездка в Стара-Загору, мелькнувший, как метеор, и исчезнувший в наших коридорах Патронев, поход девушек к Зорнице – если его не следует переоценивать, то нельзя и недооценивать, потому что он ускорил события, а возможно, и определил характер дальнейших действий Билялова, – я имею в виду способ, с помощью которого он отправил Зорницу в последнее в ее жизни путешествие.
Но есть ли какие-то основания так считать? Конечно же, нет! Нельзя винить следователя в том, что он дал не тот толчок событиям, в том, что раскрывая одно преступление, стал причиной другого. Откуда у меня эти мысли? Уж не элемент ли это двойной игры, о которой говорила Неда?
А может, думаю я сейчас, охваченный желанием проникнуть в тончайший смысл слов, это не лицемерие? Может, каждый должен взять на себя частицу общей вины?
Я запасся бумагой, которая давала мне право взять Красена Билялова под наше крылышко. Вместе с Донковым и светловолосым парнем по фамилии Парушев в служебной машине отправился я на работу к Красену Билялову.
Заведующий салоном красоты разочаровал нас.
– Он звонил, предупредил, что не придет. У него дочь больна, ему нужно отвести ее к врачу.
Мы отправились дальше, домой к Красену Билялову.
Дверь открыла маленькая темноволосая женщина с тяжелым взглядом. Из кухни пахло горелым маслом.
– Муж на работе, – сказала она. – Спросите его в салоне.
– А он разве не был с дочерью у врача? – Я предположил, что она, возможно, скрывает отсутствие мужа с работы.
– Нет, что вы… Дочка вон дома.
Как бы в доказательство приоткрылась стеклянная дверь в глубине прихожей, и на меня уставилась та самая девочка в очках, с которой мы беседовали утром.
– Это вы утром приходили?
– Да.
– Ничего не знаю… Он ушел после обеда, сказал, вернется вовремя. А вы к нему, собственно, по какому делу?
– Насчет машины…
Я спускался вниз к ждавшим меня ребятам, на ходу обдумывая вопрос жены Билялова, я ли приходил утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25