А может, это вовсе и не жена его, а приходящая любовница и одновременно кухарка и домработница – три в одном флаконе?!» Валентина почувствовала сонную оцепенелость. Голод заставил все ее внутренности уменьшиться в размерах, и теперь ей достаточно было утром лишь выпить воды да съесть кусок булки, чтобы не испытывать боли в желудке. Сергей тоже похудел, но голод терзал его куда сильнее, он даже плакал по ночам, словно его завывание и стоны прибавили бы еды в колодце, где они жили.
А ведь еще полгода тому назад у них была однокомнатная квартира, которую Сергей продал, чтобы начать свое дело – торговать продуктами на Северном рынке. Он все подсчитал, они сняли комнату там же, в поселке Солнечном, и Валентина сама стояла за прилавком, продавая рыбные консервы, макароны, майонез и сосиски, и торговля шла неплохо. Выручку она каждый вечер отдавала Сергею, не зная, что он спускает ее в игровых автоматах здесь же, на Северном рынке… А потом он втайне от нее продал все холодильное оборудование, остатки товара, чтобы отыграться… Отыгрался. Они остались совсем без денег. Их, как котят, хозяин вышвырнул из комнаты, оставив себе в счет уплаты за жилье их теплые вещи: Сережину куртку и каракулевую шубу Валентины… Им в ту ночь даже негде было переночевать. Они забрались в подъезд одного из домов, но жильцы вызвали милицию, и их выгнали оттуда. Чтобы их не повезли в отделение, Валентине предложили ублажить милиционера прямо в милицейском «газике». Сергей, услышав это, стал избивать молодого милиционера первым, что попалось под руку, – осколком кирпича. Валентина, понимая, что если им сейчас не удастся вырваться и убежать, то их посадят в тюрьму, повесив на них все что угодно (начиная с квартирных краж и кончая убийствами), решила помочь мужу и обрушила на голову незадачливого милиционера-любовника доску… Он рухнул и потерял сознание. «Главное, что он жив… Пошли отсюда скорее…» И они садами, помойками, посадками добрались до экспериментальных пшеничных полей Института Юго-Востока, шли вдоль огромных алюминиево-блестящих даже в темноте труб ТЭЦ, пока не наткнулись на глубокий и теплый от этих горячих труб колодец – бетонную коробку, в которой можно спрятаться и от холода, и от людей. И тогда там, в колодце, с ней случилась первая истерика. Она кричала на Сергея и била его кулаками по голове, упрекая в том, что он лишил ее крова над головой и теперь обрек на верную смерть. Слишком уж стремительно развивались события, прежде чем она успела сообразить, что ее муж – игрок, что он болен игроманией и что он, даже находясь в колодце, думает о том, как бы ему отыграться… Потом были еще скандалы – оказалось, что то, что Сергей зарабатывал на разгрузке вагонов и строительстве дорог, на цветочных плантациях или рынках, он продолжал проигрывать в игровых автоматах, принося в колодец, где она его ждала, лишь хлеб и колбасу. «Мне тебя нужно было огреть той доской и остаться с тем милиционером, может, он и помог бы мне, если бы я переспала с ним…» Они тогда наговорили друг другу много оскорбительного, даже грозились убить друг друга. Валентина не могла работать – нервное расстройство повлекло за собой полную потерю физических сил. Устроив в колодце постель из старых фуфаек и грязных одеял, которые удалось найти на помойке, она много спала, словно набираясь сил, пока не поняла, что умирает… И вдруг в один прекрасный день ей стало легче. Часть сил словно вернулась к ней, и она поняла, что это пришло второе дыхание, что бог, которому она время от времени неумело молилась, дал ей шанс… Она стала мыть подъезды, покупать себе еду и приходить в себя. Предстояло настолько окрепнуть, чтобы наняться в продавцы на рынке. Там она уже не пропадет и с голоду не умрет, там вокруг люди, если силы оставят ее, то хотя бы вызовут «Скорую»…
Она открыла глаза и поняла, что спала. Что ж, это не так уж и плохо. Спать она научилась где угодно и когда угодно. Организм сам подсказывал ей, когда ему требовался отдых. Часов не было, солнце, как ей показалось, осталось на прежнем месте. И тут она увидела девушку из пятнадцатой квартиры. На этот раз у нее в руках ничего, кроме сумочки, не было. Она вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, приняла выжидательную позу. Она смотрела в сторону дороги, переминаясь с ноги на ногу. Неужели снова приедет кто-то, кто обязан прислуживать ей и привозить ей ключи или деньги, возить ее по магазинам, рынкам… Из какого же материала она сделана, чтобы о ней так заботились и так любили? И почему ее, Валентину, никто и никогда так не любил, как эту девчонку из пятнадцатой квартиры?
И действительно, из-за угла вывернула красная иномарка, девушка спорхнула с крыльца и, открыв дверцу, уселась в машину. Как в карету. Машина, взревев мотором, умчалась, оставив после себя облако выхлопных газов.
Валентина, поднявшись со скамейки, медленным, но уверенным шагом двинулась по направлению к подъезду. Теперь ее сжигало любопытство, ей не терпелось посмотреть, как же живет эта особа, на чем спит, что ест. Но самое главное, какого цвета и размера ее ванна и есть ли в доме горячая вода…

Глава 3

Таня и сама не ожидала от себя такого – она поставила перед Корниловым, следуя строгой инструкции начальства, две бутылки холодного пива. И это в декабрьскую непогоду. Неужели он воспримет это как издевку? Или обрадуется?
– Привет, садись. – Виктор Львович улыбнулся и кивнул на бутылки с пивом. – Это ты правильно сделала, потому что я с самого утра непонятно зачем жую сушеные кальмары и сухарики с чесноком… Думаю, это нервное…
Он понимал, что Таня, которая невзлюбила его с самого начала, сделала над собой усилие, чтобы заставить себя, во-первых, позвонить ему, во-вторых, приехать к нему и, в-третьих, купить для него дорогущее пиво. Это свидетельствовало о том, что она либо очень сильно заинтересована в исходе этого дела, связанного с убийством жены крупного бизнесмена, директора мясоперерабатывающего комбината Николая Ступина, либо Шубин этой Бескровной так промыл мозги, что ей ничего другого не оставалось, как принять условия их работы и, не устраивая никаких революций, постараться понять, что без Корнилова они все равно ничего не смогут. И что теми темпами расследования, которыми так гордится Шубин, они обязаны в первую очередь именно ему, старшему следователю прокуратуры Виктору Львовичу Корнилову. Да и клиентов он им посылает, о чем они и не догадываются. Он делает это очень осторожно, аккуратно, но так, что людям, попавшим в беду, ничего другого не остается, как искать помощи в частных агентствах… Прокуратура не всесильна, любит повторять он, когда речь идет о том, чтобы как можно скорее найти убийцу и привлечь его к ответу. Особенно когда он видит перед собой солидного, то есть состоятельного клиента. Официальное расследование подразумевает под собой официальные методы, и это в некотором роде плюсы прокуратуры. Неофициальная же часть расследования, чем в основном и занимается агентство Шубина, без санкций прокурора – пустая трата времени, хоть и дает быстрый результат. Вот и получается, что они – прокуратура в лице Корнилова и агентство в лице Шубина – как бы дополняют друг друга и, действуя параллельно и ни в коем случае не мешая друг другу, раскрывают одно преступление за другим… Отлично налаженная работа и прекрасный результат – разве не об этом мечтали они с Крымовым, когда начинали? К тому же Корнилов здорово поработал, чтобы у Крымова, взявшего на себя все хлопоты, связанные с организацией агентства, был начальный капитал. Уж каким образом он добывал деньги, это его дело, но факт остается фактом – половина этого капитала приплыла Крымову из рук Корнилова, хотя и мимо государственного вездесущего носа. Преступник, припертый к стене, готов отдать последнее, чтобы его оставили на свободе. Особенно если дело пахнет наркотиками. Уж это Виктор Львович усвоил еще в самом начале своей прокурорской карьеры. Так почему же было не воспользоваться этим?
– Будешь пиво?
– Нет. Виктор Львович, мне надо поговорить со Ступиным. Его уже кто-нибудь допрашивал?
– Да, допрашивали. Мои люди. Точнее, пытались. Пока что он молчит. Думаю, он и сам еще не понял, что произошло.
– А Соболев по его душу приходил?
– Он в коридоре, ты его разве не видела?
– Нет.
– У него тоже кое-какие связи имеются, и ему мое начальство обещало устроить встречу со Ступиным. Он сидит и ждет, когда я его приглашу. Но я решил, что сначала лучше тебе поговорить со Ступиным, а уж потом я пущу к нему Соболева.
– А может, пусть все-таки Соболев с ним сейчас встретится, скажет, кто занимается расследованием, связанным с убийством его жены, назовет наши имена, а затем появлюсь я…
– Хочешь, чтобы он подготовил Ступина?
– Да.
– Как скажешь. Я и сам об этом подумал. Но тогда тебе придется сначала поговорить с Соболевым. Мы же не знаем, с чем он пришел…
Соболев сидел в конце коридора на жестком стуле и разгадывал кроссворд. В последнее время он каждое утро покупал новые кроссворды – слишком уж много ему приходилось повсюду ждать. И у стоматолога, и у адвоката, которого он нанял для Ступина на всякий случай, немного растерявшись и не зная, правильно ли он поступил, и у разного рода чиновников, с которыми ему необходимо было встретиться, чтобы получить разрешение на открытие картинной галереи, где он планировал выставлять и продавать работы местных художников. Теперь вот он уже почти два часа сидел в ожидании, что его примет Корнилов, хотя вопрос о встрече со Ступиным как будто бы уже решился, и он получил на это разрешение у руководства Виктора Львовича. Кроссворд был идиотским, бездарным, слова кочевали с одной страницы на другую, что вызывало раздражение. Андрей чувствовал, что тупеет с каждым новым разгаданным словом, но и оторваться от него уже не мог – разглядывать ровную коричневую стену казалось ему настоящей пыткой. Когда же он увидел стремительно приближающуюся к кабинету Корнилова девицу в джинсах и куртке и вспомнил, где он ее видел, ему стало немного легче. Машина заработала, подумалось ему. Он был уверен, что девушка из агентства пришла к Корнилову именно по его делу и теперь ему, Соболеву, остается только ждать результатов. Можно, в сущности, самоустраниться и вообще уехать из города, чтобы немного прийти в себя. То есть побыть несколько дней эгоистом, подумать о себе, о своем здоровье, наконец, ведь смерть Дины оглушила его, ослепила, вызвала губительное для его нервной системы чувство вины перед ней. Но Ступин сидел в камере, а это означало, что пока он там, Андрей не имеет права самоустраняться. Правда, по большому счету, убили жену Ступина, а не невесту Соболева. Да, с какой стороны ни посмотри, в первую очередь Дина была все-таки женой его друга…
Мысли о том, что Ступин не выдержал и пристрелил свою жену из ревности, конечно, были. Но, рассуждал Андрей, если он хотел ее убить, то разве стал бы это делать явно, прямо в подъезде, зная, что выстрел будет непременно услышан кем-то из соседей? Он же трезвомыслящий и вообще очень умный человек. Но тогда становится непонятным, почему же он не отпускал Дину и продолжал жить с ней, зная, что она изменяет ему с Соболевым и собирается уходить к нему? Интересно, как она объясняла ему свое желание жить у матери… И все же Николай все знал, знал – Соболев сам, напившись с другом (возможно, тогда уже с бывшим другом) коньяку, рассказал ему о своих чувствах к Дине. Почему же тогда Николай терпел измену жены и не предпринимал ничего, чтобы положить этому конец? На что он рассчитывал? Надеялся, что она передумает, или же ему было просто не до нее? Зная характер Ступина, можно предположить и первое и второе.
Девушка из агентства пробыла у Корнилова в кабинете недолго. Вышла, и Соболев окликнул ее:
– Подождите!
– Андрей Ильич, а я к вам… Мне надо с вами поговорить… Сначала я напомню вам, что меня зовут Таня, Таня Бескровная. Так вот, я знаю, зачем вы пришли сюда, а вы, верно, догадываетесь, зачем сюда приехала я. Так вот. Ваш друг Ступин молчит. Вы должны заставить его заговорить и объяснить, что убийством его жены занимается наше агентство, заодно назвать мое имя, то есть подготовить его к встрече со мной. Объясните ему, что молчание может обернуться против него, если мы вовремя не предпримем каких-то шагов, направленных на то, чтобы как можно скорее найти убийцу Ступиной. Тем более что у него, как я понимаю, нет алиби. В момент убийства он находился в квартире, то есть в нескольких шагах от жены…
Андрей сказал, что все понял, и они некоторое время сидели молча, думая каждый о своем. Таня вспомнила, что не убрала свою пижаму в ящик для белья, тем самым нарушив порядок, установившийся в спальне Виталия, у которого она время от времени жила. Понимая, что людей надо принимать такими, какие они есть, Таня тем не менее не могла привыкнуть к тому, что ее жених просто помешан на порядке, что бумаги на его письменном столе сложены ровными стопками, старинная сахарница немецкого фарфора должна стоять исключительно на маленькой полке прямо над столом, а покрытый золотом заварочный чайник неизвестного происхождения – в буфете, за стеклянной дверцей. «Если у тебя беспорядок в голове, это отразится на том, как выглядит твоя комната… Если вещи раскиданы, значит, и мозги у тебя работают хаотично, беспорядочно, выдавая несуразные идеи и управляя так же бессистемно твоими действиями…» Какой же он смешной, этот Минкин, но в то же время очень милый, нежный, как выросший в любви и ласке кот. Таня улыбнулась, вспоминая Виталия, их совместный долгий завтрак и молочные усы на смуглой коже Минкина…
За Соболевым пришли, Таня принялась за тот же кроссворд, который не успел разгадать Соболев. Просмотрев внимательно те слова, которые он угадал, она сделала для себя вывод, что он не совсем дурак, что голова его еще варит, хотя ему сейчас должно быть не до кроссвордов, ведь убили его любимую женщину.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4