— Ты сегодня переводишь слишком много хорошего импортного курева, — заметил Амос. — Ладно, больше ничего не скажу. Только мне помнится, ты раньше умел улаживать дела и находить компромиссные решения. Хотя тебе это, кажется, не приносило пользы до тех пор, пока ты не начал подходить к решению сложных вопросов с позиции выгоды.Генри пристально посмотрел на собеседника.— Бартоломью не неуязвим, ты прекрасно это знаешь, — тихо продолжил Амос. — Если он забросил крючок на Дульчи, может, я смогу кое-что разнюхать о его сыночке…Генри неожиданно выпрямился. Амос резко замолчал, его горящие глаза следили за капитаном.— Коразон — настоящий ад, Амос, — задумчиво произнес Генри.— Конечно, — согласился Амос, — все Пограничные миры — это ад, но мы могли бы доставить себе удовольствие, усмирив его хоть чуть-чуть… — на мгновение взгляд Амоса смягчился и стал мечтательным… — Еще одна прогулка перед большой темнотой. Помнишь, капитан, что почувствуешь, когда у тебя под ногами палуба, а ты, несмотря на все преграды, мчишься вперед…— Черт тебя бери, Амос, — тихо сказал Генри, и в его глазах появился какой-то новый свет; он встал, выпрямил спину. — Может, мне и есть что сказать старому Бартоломью.Амос вскочил на ноги, громко расхохотался, похлопывая Генри по плечу.— Вот это мысль, капитан! Пусть он напевает мелодию, слова к ней придумаем мы!Генри черкнул короткую записку Дульчи, положил ее на стол. Затем приятели вышли через кухню в гараж. Капитан Генри скользнул за руль низкого черного лимузина, запустил двигатель, понесся по дороге. Ночь была ясной, высоко в небе повисла Хоуп — большая луна, а бледный диск маленькой Дрим только показывался над верхушками тополей.Генри выехал на прибрежную дорогу и помчался по пустому гудронированному шоссе к светящимся башням Молла.Сенатор Бартоломью в расшитом блестками халате стоял в дверном проеме и переводил глаза с Генри на Амоса.— Что случилось? — выдохнул он, остановив взгляд на высоком старике с огрубевшим лицом и белыми жесткими коротко подстриженными волосами. — Сейчас полночь…— Сегодня ты приезжал ко мне, сенатор, и просил сделать для тебя какую-то работу. Я здесь, чтобы ответить на твой вызов.— Ты… согласен? — сенатор отступил назад, приглашая пришедших войти и нервно приглаживая свои седеющие волосы. — Это просто замечательно! Здорово! Но почему, во имя порядка, ты не сказал об этом днем?..Генри обвел взглядом слабо освещенную, роскошно обставленную гостиную.— Я делаю это не во имя порядка. Я делаю это просто, чтобы сделать. Думаю, что я подремал на солнышке достаточно, чтобы продержаться некоторое время, а может, перспектива видеть твою постную физиономию, каждый раз, когда мне что-либо необходимо в Молле, показалось мне слишком мрачной. Какая разница? Я здесь.— Да… — Бартоломью кивал, потирая руки. — Замечательная новость, капитан. Я был уверен, что ты одумаешься, то есть я знал, что у тебя есть чувство товарищества.— Да, как в общественной бане! А теперь, прежде чем идти дальше, давай проясним некоторые вещи. Во-первых, все делится пятьдесят на пятьдесят.Бартоломью подскочил, словно его чем-то кольнули.— Послушай, разговор шел о…— Половина моей правнучке, половина твоему сыну, — продолжал Генри.Тяжелые брови Бартоломью полезли на лоб.— Лэрри? — У него был ошарашенный вид.— Мне не нравится идея работать на тебя, сенатор, а твой банковский счет и так перегружен.Бартоломью тяжело дышал.— Я с самого начала думал только о будущем мальчика, но почему ты проявляешь интерес… — он неожиданно замолчал, пристально посмотрел на Генри, затем понимающе кивнул. — Ага, думаю, что понимаю. Твоя правнучка и Лэрри.— Пожалуй, тебе лучше на этом остановиться, — произнес Генри ледяным голосом.Бартоломью подергал лацканы своего халата.— Очень хорошо, не будем болтать попусту. Но выгода будет подсчитана после всех расходов, имей в виду!— Отлично. Значит, соглашение достигнуто.Бартоломью подергал себя за губу.— Ты меня удивляешь, капитан. Я и не думал, что ты неравнодушен к моему мальчику.— Он заслуживает своей доли, сенатор, он ее заработает.— Эй, Генри! — начал было Амос.— Заткнись, Амос, это мое дело.У Бартоломью перехватило дыхание.— Послушай, — пробормотал он. — Ты ведь не хочешь сказать…Капитан Генри кивнул.— Хочу, хочу, сенатор. Ты что думаешь, что я отправлюсь туда один?— Это что — дурацкая шутка?Глаза Генри блеснули под белыми бровями.— Ты хочешь, чтобы я отправился на Коразон. Я отправлюсь, но только в том случае, если твой статистически средний сын отправится со мной.Бартоломью вытирал лицо огромным расшитым цветочками платком. Швырнув его на пол, он повернулся к капитану.— Нет. Я тебе уже десять раз повторил. Бери любого другого человека, но не трогай моего мальчика!Генри повернулся к двери.— Пошли, Амос. Я еду домой, в кровать, там мое место…Сенатор бросился ему наперерез. Лицо его было пунцовым. Он поднял палец и помахал им перед носом капитана.— Ты думаешь, когда на карту поставлено благосостояние планеты, можно устроить себе развлечение, выдвигая фантастические условия? Что за безумные шутки… Ты… Ты…— Минуту назад ты называл это благородным предприятием, а сейчас говоришь о безумных шутках.— Я не это имел в виду! Ты перекручиваешь мои слова!— А ты не перекручивай моих, сенатор. Давай выясним раз и навсегда. Ты рискуешь своим капиталом, я — своей шеей. Я вернусь — твой мальчик тоже— с добрым куском Коразона, и это сделает нас всех слишком богатыми, чтобы общаться с кем-либо.— Мне кажется, я понимаю. Тебе нужен заложник! Ты мне не доверяешь!— Может, дело и в этом, если ты хочешь откровенности.Бартоломью вытащил новый платок, промокнул лицо, вытер за ушами.— Мой мальчик не готов к подобным делам, — сказал он. — Он слабый, он устал, работая на своей Территории…— Знаю-знаю, политик никогда не спит, но он также не дышит свежим воздухом, не чувствует прикосновения прямых солнечных лучей к своей коже, не ест сырого мяса и не спит в носках. Он получит возможность проделать все это во время похода.— Капитан Генри, ты ставишь под угрозу чудесную возможность из-за мстительности. В этом Секторе уже никогда не будет другого похода. Ближайшие неколонизированные миры в сотнях лет пути от нас!Капитан посмотрел на сенатора Бартоломью. Длинное, бледное, обрюзгшее лицо, несколько подбородков, влажные пухлые руки, выпирающее брюшко.— Твой сын, сенатор, — сказал Генри спокойно, — или я не двинусь с места.Бартоломью не сводил глаз с капитана, желваки так и играли на его лице.— Хорошо, — прошептал он. — Мой сын полетит с тобой.— Ну а теперь, — деловито заговорил Генри, — мне нужен новехонький разведывательный катер — генди, класс инамората, он должен быть доставлен сюда в виде груза, независимо от расходов.— Но это будет стоить не одну тысячу… — Бартоломью глотнул. — Согласен.— То же касается его снаряжения. Я составлю список — и не задавать никаких вопросов.Сенатор кивнул.— Нечего напускать на себя вид старой девы, соглашающейся лишиться своей девственности, — сказал Генри. — Это ради успеха предприятия. Позови своих адвокатов, и мы подпишем бумаги сейчас же. И свяжись с Клиникой по омоложению, скажи, что я направляюсь туда.— Да-да, конечно. Это первое, что я сделаю утром. Я позвоню доктору Спренглеру, как только откроется его учреждение…— К черту завтра! Я уже готов. До завтра я могу умереть.— Умереть? Ты ведь не болен?..— Не волнуйся. Ночь я протяну.— Но уже перевалило за полночь.— Ну да, — вмешался Амос. — А в Антиподе уже четверть десятого утра. Если капитан хочет что-то сделать, он делает это немедленно!— Хорошо… — Бартоломью подергал пурпурные лацканы своего халата. — Вы наслаждаетесь ситуацией, но нет причины грубить.— Есть, — рявкнул Амос. — Мы должны поддерживать репутацию вспыльчивых старых задир. Это одно из немногих удовольствий, которые нам остались.Сев в машину, Генри перешел на третий уровень и направился в сторону блестящего шпиля Медицинского центра.— Ну скажи, Генри, — спросил Амос, — что ты затеял с этим сосунком? Для чего нам нужны эти шелковые подштанники?— Просто мне нужен член команды.— Что ты хочешь сказать? — голос Амоса охрип от возмущения. — Я что…— Нет. Ты отлично знаешь, что тебе нельзя проходить еще одно омоложение. И я не уверен на сто процентов, что мне можно.— Ну подожди хоть секундочку, Генри! Я с самого начала занимался этим…— Извини, Амос, — более мягко произнес Генри. — Ты знаешь, что ты мне нужен — но факты есть факты… К тому же путешествие может пойти мальчику на пользу.Какое-то время Амос сидел молча.— Так вот почему ты вдруг так легко поддался на уговоры, — сказал он наконец. — Полагаешь, что сможешь сделать из мальчика мужчину?— Возможно. Тщательно изготовленному образцу идеального среднего человека Алдорадо не повредит оказаться за пределами города с искусственным климатом.— Ты делаешь ошибку. Молодой Бартоломью все свое время тратит на теннис и статистику. Он станет тебе обузой при первой же трудности.— Надеюсь, что нет. Из-за множества причин.Образ первой Дульчи задрожал перед ним. Казалось, она взвешивает его мотивы, глядя на него своими ясными серыми глазами.Под сине-белыми лампами Клиники омоложения капитан Генри наблюдал, как доктор нервно расставляет приборы.— Это самое нелепое из того, что я когда-либо слышал, — бросил он.Это был крошечный, похожий на птицу человек с громадными глазами, прикрытыми затененными контактными линзами.— Человек вашего возраста, среди ночи… Надо пройти десяток проверок, измерений, сдать химические анализы, побыть по крайней мере недели три на специальной диете — а я всего лишь проверил ваш пульс. И вы хотите, чтобы я поместил вас в регенерационную камеру и подверг ваш метаболизм семидесятичасовому глубокому шоку…— У меня всего три месяца, чтобы добраться до места действий, — сказал Генри. — И мне нужны все мои лошадиные силы, чтобы успеть. У меня нет трех лишних недель.— Я знаю веские причины для отказа, — Спренглер внимательно посмотрел на Генри. — Речь идет о профессиональной этике.— Я дал расписку. В конце концов это моя шея.Доктор сердито схватил шприц, взял Генри за руку.— Отлично, но, что касается ответственности, я умываю руки. Я вам не гарантирую улучшения даже на двенадцать месяцев, — он выпустил жидкость, швырнул инструмент на стол, нервно вытер руки.— Ложитесь на стол, капитан, вы почувствуете действие укола мгновенно. Будь что будет. Обратного пути уже нет. — Казалось, его голос раздавался откуда-то издалека. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что делаете…
ПОСЛЫШАЛИСЬ ЗВУКИ, КОТОРЫЕ ТО ПРИБЛИЖАЛИСЬ, ТО ИСЧЕЗАЛИ: ГРОХОТ ПУШКИ, КРИКИ, ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО. БЫЛИ МОМЕНТЫ ОСТРОЙ БОЛИ, И ОН БОРОЛСЯ, НАПАДАЯ НА ВРАГА, КОТОРЫЙ ВСЕГДА БЫЛ ПЕРЕД НИМ. СВЕТ ОСЛЕПИТЕЛЬНО СИЯЛ, ЗАТЕМ НАСТУПИЛА ТЕМНОТА, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ ОН ПЛЫЛ ОДИН БЕЗ СКАФАНДРА. ПУСТОТА КОСМОСА. А В ЕГО ТЕЛЕ УЖАСНАЯ БОЛЬ, НАКАТЫВАВШАЯСЯ НЕУМОЛИМЫМИ ВОЛНАМИ…ПОТОМ ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ОН ПОВИС, ОЩУЩАЯ БОЛЬ КАЖДОЙ КЛЕТОЧКОЙ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ НОЮЩИЙ ЗУБ. ПОД НИМ СГУЩАЛОСЬ ЧТО-ТО ТВЕРДОЕ. НОГИ, РУКИ ПОКАЛЫВАЛО. ОН ПОПЫТАЛСЯ ВСПОМНИТЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО, НО НЕ БЫЛО НИЧЕГО, ТОЛЬКО ГОЛОС, РАЗДРАЖАЮЩИЙ ГОЛОС, КОТОРЫЙ ПРОБИВАЛСЯ, ВРЕЗАЛСЯ, ВЛАМЫВАЛСЯ В ЕГО СОЗНАНИЕ…
— Просыпайтесь! Просыпайтесь!Он открыл глаза. Над ним плавали расплывчатые очертания лица. Лицо было приятным, похожим на уже виденное в жизни или во сне… Он закрыл глаза, окунувшись в благодатную темноту…— Он выходит! — теперь голоса звучали резко, они врезались в его нервы, словно пила.— Уходите, — пробормотал он.Внезапно он почувствовал, что во рту у него язык. Сухость и мерзкий привкус…— Воды, — прохрипел он.Чьи-то руки подняли его, какие-то люди засуетились вокруг его тела. Он почувствовал, как снимают ремни, затем холодное прикосновение шприца. Он уже сидел, голова кружилась, но глаза осматривали маленькую светлую комнату.— Вы заставили нас волноваться, капитан, — произнес высокий голос.Капитан попытался сосредоточиться, человек был ему знаком…— Сто восемь часов, — продолжал голос.Теперь он вспомнил. С ним был Амос…— Где Амос? — его вопрос прогремел в ушах.Генри глубоко вздохнул, почувствовал резкую боль, которая быстро прошла. Он затряс головой.— Мне нужен Амос…— Его… его здесь нет, капитан.— Он не дождался?— Мистер Эйбл… не перенес.— Не перенес чего? — У капитана росло чувство крайнего раздражения. — Что вы за человек? Сюда его сейчас же!— Вы не поняли, капитан. Его организм не смог выдержать нагрузки…— Где он?.. — Генри, шатаясь, поднялся на ноги. — Подержите меня!— Он умер, капитан, — произнес худощавый человек. — Омоложение… для него это слишком… Он умер четыре часа назад. Я сделал все, что смог.— Вы подвергли Амоса омоложению? Зачем, идиот чертов?— Но он сказал, что вы так приказали, — Спренглер сделал жест в сторону накрытого простыней стола. — У меня даже не было времени…Генри сделал шаг к столу, пытаясь сохранить равновесие, оттянул простынь. С воскового лица с тонким носом, ввалившимися щеками на него глядели глаза, отрешенные, как у статуи фараона.— Амос… — капитан Генри растерянно посмотрел на врачей. — Он был моим партнером… с самого начала.— Он оставил… это для вас.Доктор протянул белый конверт. Генри вскрыл его.ЕСЛИ ВСЕ ПРОЙДЕТ ХОРОШО, ТО Я БУДУ ТЕБЕ ЛУЧШИМ ПАРТНЕРОМ, ЧЕМ ШЕСТЕРО ЗЕЛЕНЫХ ЮНЦОВ ВМЕСТЕ ВЗЯТЫХ. А ЕСЛИ НЕТ — ТОГДА УДАЧНОЙ ПОСАДКИ, ГЕНРИ. ЖАЛЬ, ЧТО МЕНЯ С ТОБОЙ НЕ БУДЕТ.АМОС ЭЙБЛ.Генри положил руки на плечо Амоса, через кожу и простыни почувствовал кости.— Ты не дождался. Ты ушел вперед без меня…Через час капитан Генри стоял под ультрафиолетовыми, отфильтрованными лучами в городе Молл. С одной стороны его поддерживала Дульчия, стройная в своем облегающем светло-зеленом костюме, подчеркивающем золотистый цвет волос; с другой — нервно болтавший доктор Спренглер.— Отличный результат, капитан. Откровенно говоря, я удивлен. Думаю, что не ошибусь, сказав, что мы достигли индекса старости примерно ноль целых четыре десятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19