полки в ванную 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Зебин Леш — не литературный персонаж, — строго поправил Унц. — Это был великий разведчик. Он служил командиром лазутчиков в эскадре блистательного князя Гурог-Мехода, где им была разработана операция «Завещание пилота». С мозга погибшего капитана Харвуда были сняты подробнейшие данные о Солнечной Федерации, которые перекачали Зебину Лешу. Проникнув в самое сердце Объединенных Человечеств под личиной Пола Харвуда, Зебин Леш успешно водил за нос компетентные службы федералов, вызнав немало секретов, после чего сбежал на искусственный планетоид Джей-02, где и завершилась его славная карьера…
— В таком случае, это не мой Зебин Леш, — объявил профессор, — поскольку со своим я виделся пару сезонов назад, и он был живёхонек. Именно он помог мне найти убежище на Туцане.
Разумеется, так просто Тейтус Пшу не стал бы называть имена тех, кто помогал ему выжить в подполье. Неуместная болтливость была вызвана действием аппарата, который записывал в мозг учёного привычки, манеры и некоторые воспоминания Тедля Ноха. Что касается подлинного ревнителя, то он помалкивал, но не потому, что ему было нечего сказать, а оттого, что пластырь, которым во время операций стягивают края раны, крепко-накрепко стянул ему края рта.
Конечно, ревнителя трудно было соотнести с землянином, тем более, умирающим, однако в его мозгу хранилась информация, которая могла облегчить Тэйтусу Пшу перевоплощение в Тедля Ноха. С помощью заимствованных в результате перекачки привычек, привязанностей, черт характера и других индивидуальных особенностей к доктору звездознания перейдет и манера ревнителя имперских стандартов время от времени покашливать, ходить немного бочком и виртуозно нанизывать слова на идеологический стержень. Он научится говорить как Нох, делать многозначительную паузу в конце каждого предложения, пользоваться пропагандистскими клише, не задумываясь ни на миг…
— А я и не утверждал, что настоящий Зебин Леш погиб, — перехватил инициативу коллега великого разведчика, которому не хотелось, чтобы профессор нечаянно сболтнул что-либо не предназначенное для ушей питомцев Змеи низших степеней посвящения. — То есть, он, конечно, погиб, но такие люди, как Зебин Леш, никогда не умирают окончательно.
— Он будет вечно жить в наших сердцах! — в голосе Тейтуса Пшу явственно звучал сарказм.
— Можно сказать и так, — согласился Шарби Унц. — Впрочем, кажется, мы закончили.
— Совершенно верно, — подтвердил жёлтобалахонщик, деловито стаскивая шлем со старика. Освобождать ревнителя он не спешил.
— А что с прототипом делать? — спросил дубль-старнан.
Никто не скажет, что чувствовал в этот момент подлинный Тедль Нох, а вот у Тейтуса Пшу похолодело внутри. До сих пор он как-то не задумывался о судьбе ревнителя. Неважно, что это мерзкий человечишка, отравлявший своим существованием жизнь окружающим, но всё же сейчас он жив и не хочет, как сказал поэт, «закрыть глаза и занавесь Хозяйки Сущего с ужасным узнаванием узреть».
У него отлегло от сердца, когда Шарби Унц ответил:
— Мы же договорились, как только всё закончится, он сможет вернуться к исполнению своих должностных обязанностей.
Медик с самым невинным видом набирал в шприц бледно-зелёный раствор, который, должно быть, вызывал у Тедля Ноха самые нехорошие ассоциации.
— Не волнуйтесь, Ваше Здравомыслие, — перехватив его взгляд, сообщил Шарби Унц, — вашей жизни ничто не угрожает — в конце концов, мы солдаты, а не палачи. Просто ближайшие два-три сезона — пока продлится инспекционный полёт — вам предстоит провести в благоустроенной цистерне с физиологическим раствором, если вы не в курсе, у нас на борту несколько таких. Они предназначены для комфортной перевозки дружественных империи негуманоидов. А чтобы доставить вас туда без хлопот, необходимо сделать профилактический укол. Во-первых, вы перестанете суетиться, изыскивая способ бежать, во-вторых, ваш организм должен настроиться на предстоящий анабиоз. Потом вам, конечно, придётся отчитываться перед начальством за несанкционированный отпуск, так что я, в любом случае, вам не завидую. Возможно, дисциплинарному трибуналу вы предпочтёте мешок с растворяющей жидкостью, куда мы могли бы упаковать ваш труп, но этого не будет, Нашим миром, как известно, правит зло, поэтому мы избрали для вас жестокую участь, и вы останетесь в живых.
Тедль Нох хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.
На помощь пришёл сам фрейзер, который будто прочёл его мысли:
— Не удивляйтесь некоторым неудобствам своего состояния, Ваше Здравомыслие. Во время перекачки мы подкорректировали несколько основных функций вашего организма. После того, как покинете анабиозную ванну, вам придётся заново учиться ходить, разговаривать и даже принимать пищу. Сами должны понимать, это сделано для вашего же блага: младенцев, как известно, не судят, а лечат. А теперь, если до вас дошёл смысл сказанного, мигните два раза, В этом случае я буду считать, что мы договорились: вы отдыхаете от трудов своих идеологических, а мы, в свою очередь, будем содействовать дальнейшему успеху вашей карьеры, В лице вашего дублёра.
Тедль Нох скорчил жуткую рожу, подобающую не благородному циммельцвейгеру, а скорей дикому обитателю нецивилизованной планеты Цвухакеш. Жители этого мира, не владея членораздельной речью, наловчились общаться с помощью мимики. Впрочем, чтобы прочесть по лицу пленника, что он хотел сказать, нужно быть переводчиком-кентвушем, а кентвуши, к сожалению, не пожелали быть подданными империи и стали ассоциированным членом Содружества.
Не дождавшись мигания, фрейзер пожал плечами и сказал напоследок:
— Кстати, Ваше Здравомыслие, познакомьтесь с доктором Тэйтусом Пшу, который будет заменять вас на корабле. Прошу любить и жаловать!
4
Вряд ли кто-нибудь из членов экипажа заметил разницу между бывшим главным идеологом и его новым воплощением. Уже через пару суток Тэйтус настолько вжился в образ ревнителя, что во время обязательного — раз в четыре вахты — часа Единодушия мог прикрикнуть не только на нижнего чина, задремавшего на проповеди, но и на офицера, не слишком старательно подпевающего при совместном исполнении патриотического гимна «Славься вовеки, светоч Кахоу». Но главным критерием доброжелательного отношения команды к ревнителю, обычно не пользовавшегося любовью, было то, что покрикиванием дело и ограничивалось, ибо вносить позорящие строки в генеалогическое досье доктор звездознания не мог, хотя перекаченные от Тедля Ноха вредность и педантизм всячески его к этому склоняли. Но присущая астроному доброжелательность пока перевешивала, а посему наиболее одиозная графа «Отклонение от Допустимых Норм Морали» ни у кого из проштрафившихся не была запятнана.
Должен был пройти малый месяц с начала полёта, прежде чем Тэйтус понял, что поступал опрометчиво.
На каждом корабле эскадренного подчинения существовал определённый порядок подачи рапортов. В случае ревнителя имперских стандартов он должен был докладывать командиру в конце каждого большого месяца о текущем состоянии боевого духа. Хвала Надвечному, что Тэйтуса накануне подачи рапорта навестил Шарби Унц.
— Ну что, составили сводный донос? — поинтересовался фрейзер с порога.
Астроном наморщил нос.
— Честно говоря, подобное стоило мне больших трудов. В той среде, в которой я вращался до опалы, было не принято в открытую ябедничать на коллег.
— Дайте-ка сюда ваш труд! Поглядим, что вы наворотили в качестве главного идеолога «Шкеллермэуца».
Нельзя сказать, что после прочтения рапорта Шарби выглядел довольным. Скорее наоборот.
— Вы что, спятили, любезный?
— В каком смысле? — засуетился астроном-ревнитель, почувствовав в голосе фрейзера раздражение.
— Ну вот, в замечании на полях к своей проповеди «О принятии добровольного присоединения к сонму святителей», вы записали: «несколько солдат были невнимательны, пришлось сделать им устное замечание о недопустимости подобного поведения».
— Всё верно, — подтвердил Пшу. — Были невнимательны, можно сказать, дремали с открытыми глазами, вот и пришлось прочитать им нотацию.
— Кому?! — взъярился фрейзер третьего ранга. В таком гневе Тэйтусу видеть своего спасителя ещё не доводилось.
— Со…лдатам, — запинаясь, ответил он.
— Каким солдатам?! Имена, фамилии, воинская специальность, номера рот!
— Не знаю, — развел руками астроном. — Я не спрашивал.
— А надо было, — успокаиваясь, произнёс Шарби. До него уже дошло, что происходит. Он торопливо пролистал кондуит. — Свистопляс побери, везде то же самое. Ни одного дисциплинарного взыскания за истекшие сто вахт. А ведь я предупреждал!
На лице лже-ревнителя отобразилось недоумение:
— Предупреждали? О чём?
Вместо ответа Шарби Унц снял с головы форменку в виде ребристого шлема и согнутым мизинцем почесал маковку.
— Виноват! Должен был предупредить сразу после перекачки, но в суматохе с переводом вашего прототипа в анабиозный отсек совершенно выпустил из виду… М-да.
Он опустился в кресло напротив:
— С вами, уважаемый, сыграла скверную штуку реадаптация, то состояние памяти, которое когда-то едва не погубило знаменитого лазутчика Зебина Леша. У вас внешность Тедля Ноха, его манеры, привычки и знания, перешедшие во время перекачки, но прежнее ваше «Я» не смирилось со своим подчиненным состоянием и выпирает наружу, что сказалось на откровенном неприятии порядков, бытующих на флоте. По-видимому, в этом повинно «штиблетское» происхождение и опальное прошлое. Беда в том, что ваше поведение выдаёт вас с потрохами. Неужели вы думаете, что Его Блистательность не заметит странностей поведения нового ревнителя имперских стандартов? А когда заметит, прикажет подглядке-подслушке пропустить вас через кабинет дознания, в котором заправляет весьма неприятная личность, обожающая оставлять своих подопечных на ночь в компании с сороконожками-хохотунчиками… М-да. Не знаю случаев, чтобы хоть один испытуемый не сознался после этого во всех смертных грехах, вписанных в Канон Прегрешений…
— Неужели дело обстоит так плохо?
— Нет, — покачал головой Шарби, — не так. Ещё хуже. Судьба нашей ячейки повисла на волоске. Любая оплошность с вашей стороны, и с питомцами Змеи на «Шкеллермэуце» будет покончено.
Бедняга-ревнитель всполошился.
Пока речь шла лишь о его судьбе, он воспринимал угрозу достаточно абстрактно, но когда дело дошло до людей, которые поставили свои жизни на кон чтобы вывезти его за пределы империи, ему стало не по себе.
— Что же делать? Можно как-нибудь исправить положение? Я готов…
Командир лазутчиков поднял раскрытую ладонь с прижатым внутрь большим пальцем. Как Тэйтус уже знал, на секретном языке Корабельной Разведки этот жест означал: «Все внимание на командира!», и лже-ревнитель оборвал себя на полуслове.
— Я вижу несколько путей развития событий в благожелательном для вас направлении, — сказал фрейзер назидательно. — Во-первых, пора привыкнуть к мысли, что вы находитесь не на кафедре в Ужерском Фундаментальном и даже не в доме с четырьмя извилистыми линиями в вольном городе Туцане, а на боевом корабле. Поэтому необходимо вжиться в шкуру настоящего ревнителя имперских стандартов, которому не дай послушать певчих каракатиц, зато обеспечь дисциплинарными проступками членов экипажа по полной! И эти проступки должны быть отражены в вашем рапорте князю Инхаш-Брезофу в мельчайших подробностях. С именами, фамилиями, воинскими званиями, наложенными взысканиями… Если не подавите в себе «штиблетскую» мягкотелость, я вам гарантирую сороконожек-хохотунчиков, а, возможно, и что-то похуже! А за компанию и мы с дубль-старнанами и представителем славной корабельной медицины сгорим коптящим пламенем.
— Нет! — крикнул Тэйтус, хватая со стола раскритикованный рапорт. Сейчас я все перепишу!
— Подождите, — призвал возбужденного астронома Шарби Унц. — До чего же трудно иметь дело с гражданскими, не дослушают до конца и начинают пороть горячку.
К чести опального астронома следует отметить, что он сумел справиться с волнением и взял себя в руки.
— Один исправленный кондуит погоды не сделает, — продолжил фрейзер, — главное, направить ваше первоначальное «Я» в необходимое русло. Чтобы оно не сражалось за лидерство с той частью «Я», что была заимствована у Тедля Ноха.
— А как это осуществить? — озабоченно спросил Пшу.
Командир лазутчиков пожал плечами:
— Должен признаться, раньше я об этом не думал. Но у ловцов певчих каракатиц есть хорошая пословица: «Если не убежать от шторма, плыви ему навстречу».
Доктор звездознания никогда не занимался ловлей певчих каракатиц, и потому честно признался:
— Я не уловил смысл.
— Смысл в том, что если нельзя что-то скрыть, его следует выставить напоказ.
— Все равно не улавливаю.
— Короче, доктор. Вы оказались здесь из-за расхождения своих воззрений на мироздание с официальными. Вот и воспользуемся этим обстоятельством к собственной выгоде. Завтра, во время доклада, вы обратитесь к князю за официальным разрешением пользоваться измерительными приборами центральной рубки.
— Зачем?
— А затем, что во время вчерашней четвёртой вахты «Шкеллермэуц» пересёк рубеж, с которого можно непосредственно наблюдать за таким астрообъектом, как Молекулярный Экран.
Если фрейзер хотел зацепить астронома за живое, то это удалось ему в полной мере. Тэйтус сперва вспыхнул, как девица, которой впервые прислали фамильный обруч, потом тяжело вздохнул:
— Но чем я обосную свою просьбу, какой интерес Молекулярный Экран может представлять для ревнителя имперских стандартов? Ведь официально я Тедль Нох, а не Тэйтус Пшу, для которого нет ничего важнее в жизни, чем увидеть воочию феномен Глубокого Вакуума!
— Вот и наблюдайте ради Очевидца! И с обоснованием никаких проблем не возникнет. Диктую, записывайте: «В связи с неизбывным желанием опровергнуть пакостные измышления известного безбожника и ниспровергателя основ Тэйтуса Пшу прошу милостивейшего дозволения Вашей Блистательности дать мне возможность исследовать так называемый Молекулярный Экран с целью набрать достаточно данных, дабы посрамить его лживые утверждения…»
Доктор звездознания старательно записывал под диктовку, шевеля губами, поскольку проговаривал текст про себя, но только когда отложил в сторону чернильный баллончик, доставшийся ему по наследству от прежнего хозяина каюты, смог уловить суть продиктованного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я