– Короче, у нас вышло такое изящное решение. Ирину вернуть в октябрь, там она совместится сама с собой, и «вилка» вновь превратится в прямую. И наша аппаратура такой финт проделать позволяла. Правда, обозначилась техническая, а равно и философская тонкость. При наложении миров и времен возможен вариант, в котором нас просто не будет. Вообще. О чем я и сообщил Андрею. Он слегка удивился (повторяю, тогда мы были наивные, как двухмесячные телята, и впервые замахнулись на шуточки со временем).
«Это-то есть как?» – спросил он.
«Вот так. Просто. Про интерференцию слышал? И мы, вроде волн, можем наложиться сами на себя, и привет… Сенькой звали».
«Увлекательно… – сказал Новиков. – Ну, наложимся… И как это будет выглядеть?»
«А как выглядел бы мир, если бы ты совсем и не рождался? Да и твои родители тоже. Здорово бы тебя это угнетало?»
«А зачем тогда нам все это нужно?»
«Получается, что если мы этого не сделаем, то же самое может выйти само собой. И даже хуже…»
«Уловил. Если б покойник зашел с бубен, еще хуже было бы. Что вы мне голову морочите? Я все равно в этом деле за болвана, так и спрашивать нечего. Аге квод агис, сиречь – делай свое дело и не высовывайся».
«Спасибо, Андрей. Ты даже сам не знаешь, какие вы с Олегом ребята…» – сказала Ирина тихо.
«Ну да! Еще как знаю».
«Я постараюсь сделать все, чтобы устранить всякие парадоксы. Риск минимальный… И если все пройдет хорошо, я появлюсь здесь не раньше завтрашнего утра. Чтобы вас не шокировать…»
Она ушла в спальню переодеваться, и мы остались одни.
«Сможешь?» – спросил меня Андрей.
«Думаю, да, – ответил я с полной, ничем не подкрепленной самонадеянностью. – Ничего тут сложного нет, оказывается. За исключением неизбежных в море случайностей».
«Смотри…» – прозвучало это у него чуть ли не угрожающе.
Ирина появилась одетая просто, но элегантно. В черном кожаном пальто, в широкополой шляпе, с трехцветным шарфом на шее.
«Я готова…»
«Слышь, Ир, – как-то робко, чуть ли не жалобно сказал Андрей. – Ты, когда вернешься, сразу сюда позвони. Хоть из автомата…»
Мы вышли во двор. В квадрате стен метался ветер, закручивая снег десятками беспорядочных смерчей и вихрей. Ирина сама выбрала место, указала, где стать мне, что делать Новикову.
Я сосредоточился, испытав вдруг колоссальный мандраж. А куда деваться? Закусил губу и нажал кнопку универсального блока, того самого золотого портсигара, из которого Ирина угощала нас сигаретами на моей даче. Показалось, что на мгновение исчезла сила тяжести. Снег стал черным. И все. Ирины во дворе больше не было.
Мы, опустошенные и выжатые, вернулись в квартиру. Но я старался держать понт. Принялся на пальцах объяснять Андрею, что теперь смогу довести до ума свой синхронизатор, так я тогда называл систему СПВ.
«Теперь-то мы спокойно сможем посмотреть, что это за пространство в тот раз мне приоткрылось и где оно от нас прячется. Ты знаешь, я догадался. Это же я сел на ее канал, у нее как раз в тот день связь прервалась! Я еще удивился, откуда вдруг проскочила такая стабильность поля, и расход энергии почти нулевой…»
«Помолчи, а?» – оборвал меня Новиков.
Он вновь стал у окна, закурил, хотя во рту и так у нас обоих было горько. Я чувствовал, смотреть во двор, где исчезла Ирина, ему было тяжело, но он смотрел. Догадывался, как ему хотелось, чтобы у меня ничего не вышло и Ирина осталась здесь. Что же, выходит, все-таки он с опозданием на десять лет влюбился наконец в эту несчастную глупую девчонку? Хотя – это бывает. Его же теория дает объяснение. Да, были они одной серии, но не было у них совпадения по фазе. Вот только когда эта фаза совпала…
«Старик, что с тобой? – решил приободрить я его. – Гайки отдаются? Брось! Все будет о’кей! Я ее точно отправил. А хочешь, и тебя следом?» Взял со стола едва начатую бутылку с обрюзгшим императором Франции на этикетке, подвинул фужеры.
Но мы даже выпить не успели. Телефон зазвонил. Ее четыре с половиной месяца прошли, она вернулась… Дальше ты знаешь.
– И в чем мораль? – осведомился Воронцов, дослушав эту техническую справку в романтической обертке. Или – наоборот.
– Моралей даже три. Первая – не совершай опрометчивых поступков, если не уверен в их последствиях. – Язык у Левашова начал слегка заплетаться, но мыслил он отчетливо. – Вторая – если даже случится нечто совсем непредвиденное, выход обязательно найдется. Скорее всего, там, где раньше был вход. И третья – от нас по большому счету ничего не зависит. Желающего судьба ведет, нежелающего – тащит. Как нас притащила оттуда к текущему времени именно в эту каюту, к этой заманчивой бутылочке, упирайся мы, не упирайся. Знаешь, мне до сих пор обидно, что мы с Андреем так тот барский коньячок и не раскушали…
Глава 6
Олег подержал на треть еще полную бутылку виски в руке, посмотрел на нее задумчиво, и поставил на место.
– Давай-ка еще Сашке позвоним, – предложил он, – без него все равно не обойдешься. Он ведь в общей схеме лучше всех ориентируется. Андрей все больше высокой политикой занимался, дипломатией внешней и внутренней, а Шульгин – практик. По каждому отдельному эпизоду все подробности – у него.
– Тогда и Новикова зови. Иначе будет как-то не по-нашему…
– И Новикова, и Берестина, и Ирину, – отчего-то скривил губы Олег. – И будет у нас точная копия посиделок на Пушкинской, где тебе попытались навесить «сольную партию Иуды».
– А чем плохие посиделки вышли? Мне и сейчас вспомнить приятно. Их четверо на меня одного, ты в нейтралитете, а я отгавкивался. И даже где-то выиграл. Идею вы все-таки мою приняли…
– Я вот, бывает, думаю, думаю по ночам, когда заснуть не могу, и часто мне в голову приходит, что не то мы тогда сделали. Можно было иначе. Аггрианскую агентуру с помощью моих и Иркиных приборов вычислить, разобраться с ними, и все. И тебе с Антоном разойтись без последствий. Сейчас бы с новыми проблемами не мучились…
– Ну, брат, это у тебя уже не депрессия, это уже нужно у Сашки насчет диагноза интересоваться. Что-то ты таким героем не выглядел, когда у тебя квартирку «вырезали». Да и к моему плану руку поактивнее многих приложил. Нет, по-твоему тоже можно было попробовать. Помог бы нам Антон (хотя делать этого заведомо не собирался), отбились бы мы, и что? Валгаллы бы не было, ни той, ни этой, Ларису бы ты не встретил, а ушел бы через месяц снова в море, так до сей поры и вкалывал бы за восемьдесят шесть инвалютных копеек в сутки и пятьсот советскими в плавании, двести пятьдесят на берегу… Согласен? Махнем, не глядя?
Воронцов говорил в обычной манере, внешне шутливо, но иногда и металл в голосе позвякивал, будто невзначай.
И Левашов сник, признал правоту товарища. Даже сам себе немного удивился. С чего бы это, на самом деле, он взялся возражать против приглашения ближайшего друга? Что на него такое нашло? А ведь действительно, было – назвал Воронцов имя Андрея, и поднялся в глубине души непонятный протест. При том, что логичнее было бы, если б такая эмоция проявилась при упоминании Шульгина. Особенно после растянутой по времени, но количественно довольно серьезной выпивки.
Были к этому кое-какие основания. Не всегда и осознаваемые, но в силу которых Шульгин с Левашовым последние годы не были особенно близки. О детской и юношеской дружбе говорить не будем, тогда они действительно представляли втроем с Новиковым какую-то особенную человеческую конструкцию, триединый организм, способный на непредставимые для каждого из составляющих его элементов, или для двоих даже успехи и деяния.
А потом отстранились незаметно, без особых причин и поводов. Последний раз отважно сходили в рейд на аггрианскую базу, спасли Берестина с Андреем, взорвали информационную бомбу, положившую конец первому этапу их эпопеи.
Наверное, определенную роль в этом отстранении сыграла и их противоположная политическая позиция в крымской кампании, и Лариса, сумевшая только ей присущим образом и способом поставить барьер между близкими друзьями.
Ну, если кто помнит, закрутила с находящимся в трудном нравственном положении Сашкой интрижку, одновременно сама получила удовольствие, а его заставила по этому поводу терзаться чувством вины и, само собой, избегать слишком частых встреч. Чтобы лишний раз в глаза не смотреть. Был у них в те давние годы пережиток и предрассудок, что даже случайная, одномоментная связь с девушкой своего товарища считалась делом непростительным, хотя никто, кроме тебя с ней, об этом не знал и никаких продолжений шалость не имела.
Потом же их дороги вообще настолько разошлись, что Левашов и Шульгин встречались изредка, почти как чужие. Ну, не совсем, но близко к этому. Очень разные у них появились жизненные интересы.
И точно так же внезапно обстановка поменялась на противоположную. Когда Шульгин вздумал, сначала в одиночку, разобраться в причинах очередного «времетрясения», он быстро понял, что обратиться, кроме как к Олегу, не к кому. И обратился. И встретил столь горячую поддержку и готовность с головой погрузиться в новую затею, что и Сашке стало на какой-то момент непонятно и удивительно. Потом понял. И больше полугода работали они дружно, с большим удовольствием, главное – эффективно.
А сейчас, вот буквально в течение ближайших часа-полутора, Олега без всяких видимых поводов вдруг потянуло в пучину мрачного пессимизма. Разве что воспоминания о происшествии с Берестиным и Ириной так на него повлияли?
Воронцова это насторожило. Подобное, конечно, случалось с Левашовым и раньше, психика у него такая. Умственная гениальность и не слишком устойчивая нервная система. Много Дмитрий видел похожих людей в своей практике командира и воспитателя.
Чего ради он вдруг, хотя только что беседовали совершенно о другом, принялся рассуждать: а для чего нам вообще эта «кротовая нора», которую парни из других времен обнаружили и прошли? Какой в ней практический смысл? Замысел был ведь совсем другой – отыскать постоянный портал между «настоящей» реальностью «нашего» 2004 года и «придуманной» того 2005-го! Чтобы не включать каждый раз CПВ и автоматику столешниковской квартиры, не встряхивать лишний раз и без того ненадежную ткань континуума, не провоцировать лишний раз Ловушку. Это казалось вполне решаемо, через достаточно освоенное «боковое» время.
А что получилось? Ну зачем нам коридор в Новую Зеландию «1925» из чужого и далекого Израиля? Мы и так умели туда попадать естественным образом, разве только переход от Ростокина из «2056» требовал некоторых усилий.
– Может, действительно прав ты тогда оказался, Дим, со своей от нечего делать сказанной фразочкой: «По железной дороге, куда ни поедешь, обязательно попадешь на станцию. И, как правило, с буфетом».
– Почему «от нечего делать»? Как пришло в голову, так и сказал. В смысле, что не с фонаря ты пробил проход именно на Валгаллу, а не на Бетельгейзе какую-нибудь, – возразил Воронцов, с нетерпением ожидая, когда же доберутся сюда по трапам и коридорам друзья. Они, может, уже дам своих ублаготворять собрались, а мы их выдернули. Ну, ничего, потерпят…
Наконец они появились, сначала Шульгин, легкомысленно-веселый, будто бы так и продолжавший застолье в компании более молодых товарищей обоего пола, чуть позже – Новиков. Он выглядел посерьезнее, но еще не спросонья.
– Что не спится, гвардейцы? – осведомился он, наметанным взглядом оценил, кто на каком уровне приближения к нирване находится, покрутил в руке штоф виски. – Пьете? Ну-ну. А повод?
Беря инициативу в свои руки, Воронцов коротко пересказал то, что они уже обсудили с Олегом и на чем застопорились.
Андрей усмехнулся, несколько странно, на взгляд Воронцова, затем сел в кресло поближе к открытому иллюминатору и достал из нагрудного кармана трубку. Что означало – настраивается на долгий и обстоятельный разговор.
– Если мне будет позволено высказать свое мнение… Что, заметьте, странно – журналист должен разъяснять ученому существенные аспекты его науки…
Шульгин тут же подыграл:
– Ты бы не скромничал. Ты ж у нас философ, а что есть философия? Наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления. Основным вопросом которой является…
– Садитесь, аспирант. Уже пять. Нет, ну действительно, хорошо у нас учили. Ты в каком году кандидатский минимум сдавал?
– Да я это еще с института помню, – обиделся Сашка.
– Тем более. Остальные товарищи, я уверен, знают науку наук приблизительно в тех же объемах. То есть совместными усилиями мы двинемся от частного к общему. Я, между прочим, получив ваше приглашение, по дороге успел сообразить, что речь непременно пойдет о высоких материях…
– И с чего же ты это сообразил? – вопросил его Левашов, которого словоблудия Новикова с доисторических времен то развлекали, то раздражали, но почти никогда не оставляли равнодушным. На что Андрей и сделал сейчас расчет. Для Воронцова с Сашкой он не стал бы так стараться.
– Подумаешь, бином Ньютона! Если люди разошлись из-за пиршественного стола в двенадцать ночи, а в час звонят и срочно требуют прибыть, значит, экстренно потребовалось добавить. И не вообще, у каждого в каюте свой бар имеется, а исключительно по важному, возможно – мировоззренческому поводу. А раз позвали, слушайте, что я думаю. Касательно тоннеля – это довольно просто.
Еще когда только возникло предположение о наличии таких проходов, ты сам, Олег, доказывал, что пользование ими не повлечет дополнительных возмущений в мировом континууме. Поскольку они созданы не нами и без применения технических средств, на которые ткань времен реагирует чересчур болезненно. Более того, говорилось, что данный проход гораздо более безопасен и, так сказать, предсказуем, чем те «черные дыры», которые блуждают преимущественно над океанскими просторами и с помощью которых мы научились (но не со стопроцентной вероятностью) маневрировать между Европой «1925», Новой Зеландией «1925» и «2056», еще несколькими точками пространства-времени.
Пусть вы с Дмитрием придумали некие способы «навигации» и нанесли на карты приблизительную координатную сеть входов и выходов, дело это по-прежнему рискованное и лучше его избегать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18