Этот разговор, надеялась она, как-то сблизит их обеих. До этого Стефани вела себя очень сдержанно и несколько высокомерно, решительно настроенная на то, чтобы не слишком проявлять свои чувства. Но эта печальная история сделала свое дело и растопила холодок недоверия.
Не нужно ожидать сразу всего, мысленно предупреждала себя Кэндис. Было бы слишком глупо надеяться на то, что это будут нормальные отношения двух сестер — какие бы они ни были! Дружба — это единственное, на что она может рассчитывать со стороны Стефани, и даже этого будет вполне достаточно по сравнению с тем, что она когда-то надеялась получить.
Она улыбнулась и с легкой иронией произнесла:
— Да, хотя должна признаться, мне стало страшно, когда я узнала, что моя сестра принадлежит к известной, фантастически богатой и влиятельной семье Джеррардов. Я не была уверена, знаешь ли ты о том, что тебя удочерили, а когда я выяснила, где ты живешь, тебе было только четырнадцать лет. Тогда я решила на время оставить идею встретиться с тобой и подождать еще шесть лет, пока тебе не исполнится двадцать. Меня по-прежнему волновало все, что было связано с тобой и Солом, и я прочитывала все, что только могла найти о вас двоих, пока у меня не получилось целое досье. Так я узнала, что на Фалаиси находится ваш загородный дом.
— Значит, ты приехала сюда наобум? — Стефани выглядела заинтригованной и несколько возбужденной, словно сама идея того, что ее могли разыскивать, была ей не так уж и неприятна.
Кэндис пожала плечами.
— Нет, я знала, что ты здесь, — я прочитала в газетах, что ты болела и приехала сюда, чтобы окончательно выздороветь.
— Да, у меня была страшная ангина, — сказала она мрачно. — Довольно скверная штука.
— Но сейчас, надеюсь, уже все в порядке?
— Да, сейчас я уже совсем здорова. А потом мы встретились на рынке. Или ты специально следила за нами?
Кэндис засмеялась.
— Накануне вечером я встретила твоего брата и эту рыжую — Лидию Вулкотт — в ресторане, но тогда я ни за кем не следила. Эта встреча была чистой случайностью.
— И ты упала в обморок прямо у нас на глазах!
— А вот это, — осторожно начала Кэндис, — была не случайность. И не жара.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Стефани захохотала.
— Не может быть? Здорово ты это придумала! А я даже ничего не заподозрила.
Не зная в точности, что рассказывал Стефани Сол, Кэндис решила не упоминать о том, что своим обмороком тогда на рынке она не могла обмануть никого, кроме Стефани.
— Я так восхищалась тобой в тот день, — сказала Стефани. — Лидия вела себя настолько отвратительно, всю дорогу только и делала, что ломалась и что-то из себя изображала, а ты улыбалась и не осталась у нее в долгу. Она всем до смерти надоела! Я была просто счастлива, когда Сол отправил ее домой. Все время она только и делала, что вешалась ему на шею, на самом же деле я никогда не видела таких холодных глаз, как у нее. Не представляю, о чем думал Сол, когда привез ее сюда.
— Я слышала, — со злостью сказала Кэндис, неосторожно выдав свои истинные чувства, так как она-то прекрасно знала, почему Сол привез Лидию, и не испытывала по этому поводу большой радости, — что денежные магнаты, как правило, получают удовольствие не от секса, а оттого, что упиваются своей властью. Поэтому, наверное, все женщины для них одинаковы.
Спохватившись, что сказала что-то лишнее, Стефани прикрыла ладошкой рот.
— О, прости меня, ради Бога, мне, кажется, не следовало так много болтать… Я хочу сказать, что не думаю, что они были… что они были… Ну как бы это выразиться, у нее был такой голодный вид, если тебе понятно, что я имею в виду! — Стараясь изо всех сил избавиться от волнения и овладеть собой, Стефани замолчала, с какой-то тревогой поглядывая на Кэндис.
Та в свою очередь тоже стала перед ней извиняться.
— Ты тоже прости меня, ведь, в сущности, все, что я сказала, звучало так мелко и глупо.
— Что ж, говорят, что любовь делает человека страшно ревнивым, — понимающе сказала Стефани. — И мне кажется, любой бы ревновал к Лидии — она потрясающе красива, ведь правда? Но если честно, не думаю, чтобы Солу она хоть капельку нравилась. Несмотря на все ее умные разговоры, в сущности, она недалекая женщина и с ней ни о чем не поговоришь понастоящему. Вот Сол, он ужасно умный. — Взгляд ее стал еще более тревожным. Она сделала глубокий вдох и быстро спросила: — Может быть, с моей стороны это ужасная бестактность, но ты ведь любишь его, правда?
Кэндис кивнула.
— Я готова умереть за него, — сказала она дрогнувшим голосом.
— Ему обязательно нужен кто-то, кто мог бы так его любить. — Стефани помедлила. — Он был так добр ко мне, и я хочу, чтобы он был счастлив. Он бывает иногда строг и непреклонен, и, как бы я ни старалась, я не могу ни уговорами, ни лестью убедить его позволить мне сделать что-то, против чего он возражает; к тому же он придерживается совершенно устаревших взглядов относительно того, что нужно его сестре, но зато он всегда оказывается рядом, когда мне нужна его помощь, а ведь это самое главное, правда?
Кэндис, которая слишком хорошо знала, что значит, когда тебе не на кого опереться в этой жизни, понимающе кивнула. Да, Стефани была совершенно права. Какое право она имеет желать чего-то большего, если она может иметь все это? Что бы ни случилось, Сол всегда будет радом с ней и их ребенком.
— Мне кажется, ему нужна как раз такая, как ты, — со страстной убежденностью в голосе продолжала Стефани. — Временами он кажется немного… немного отстраненным, как будто мысли его где-то очень далеко. Все это потому, что на нем лежит огромная ответственность и решения, которые он принимает, требуют от него большого напряжения. Ему так нужно тепло, нужно, чтобы рядом была женщина, которая любит его, а не те материальные блага, которые он может ей дать. Ты мне сразу понравилась, хотя у меня и мелькнула мысль, что ты можешь воспользоваться мною как предлогом для того, чтобы познакомиться с Солом.
Кэндис вздрогнула.
— Как! И ты тоже?
— О, это происходит… вернее, происходило на каждом шагу! Мои школьные подруги и их старшие сестры без ума от него и чего только не делают, чтобы я пригласила их к себе на каникулы. — Внешне в ней нельзя было заметить никаких признаков беспокойства. Но на лице появилась какая-то нехорошая улыбка. — Они будут в ярости, когда обо всем узнают, — закончила она удовлетворенно.
Какое-то нехорошее чувство, не покидавшее Кэндис, омрачило эту долгожданную встречу, лишив ее волнующей остроты. Но она не могла сказать об этом Стефани. Когда наконец Стефани ушла, совершенно примирившись с существованием своей новоявленной сестры, Кэндис снова легла и стала думать о том, что ожидает ее, когда она станет женой Сола. Если бы он любил ее, их совместная жизнь могла бы быть вполне сносной даже при том, что она не совсем представляет себе тот круг людей, в котором ему приходится вращаться. Но он не любит ее, и она понятия не имела, как, по его представлению, она должна себя вести. Какой будет ее будущая жизнь? Целиком предоставленная заботам о ребенке, в то время как он будет полностью поглощен своими собственными делами?
Охваченная беспокойством, она встала с постели и подошла к огромному двустворчатому окну. Она долго стояла, глядя сквозь прозрачную пелену тонкой шелковой шторы на освещенный луной пейзаж. Тихое журчание фонтана оживило в ее памяти воспоминания той ночи, когда в объятиях Сола она узнала райское блаженство. Она дотронулась до своей начавшей слегка полнеть талии, и хищная улыбка, улыбка тигрицы, скользнула по ее губам.
Да… и нет. Еще недавно она не хотела ребенка, но теперь, когда она и Сол создали его, она уже чувствовала свою привязанность к нему, потребность оберегать его. И хотя у не„ были все основания испытывать опасения, думая о своем будущем в качестве жены Сола, какой-то глубоко скрытый в ней заряд оптимизма успокаивал и поддерживал ее.
В конце концов, они одинаково сильно хотят друг друга. Или для мужчины в этом нет ничего необычного? Она слишком неопытна, чтобы разобраться в этом. Быть может, тот упоительный восторг, почти экстаз, который она испытала, был для него самым обычным состоянием. Уж Лидия наверняка бы сумела отличить обычный секс от истинной страсти, подумала она язвительно.
Спать совсем не хотелось. Распахнув широкие двери, она вышла на террасу. Спустившись по ступенькам, она почувствовала, как влажная, коротко подстриженная трава газона прохладно и нежно коснулась ее босых ног. Ночная рубашка мягко обвилась вокруг ее щиколоток, тонкий хлопок приятно холодил ее разгоряченную кожу. Тонкие брови были нахмурены.
Не питая никаких иллюзий по поводу характера Сола, она ясно осознавала, что он может сделать ее такой несчастной, что тяжелые годы детства покажутся ей в сравнении с этой жизнью праздником. Если бы только она так не любила его…
Слава Богу, что хотя бы Стефани настроена вполне дружелюбно. Она слегка улыбнулась, вспоминая ее сегодняшний приход. Даже если они и никогда не смогут полюбить друг друга по-настоящему, подумала она, между ними в конце концов установится прочная привязанность друг к другу. Она так надеялась на это. Сердце ее будет разбито, если ее сестра станет относиться к ней с неприязнью.
Какое-то шестое чувство подсказало ей, что к ней бесшумно приближается Сол. Она оглянулась и увидела, что он идет к ней по мокрой траве газона и его волосы темным огнем вспыхивают в ярком свете луны. Острое желание пронзило ее. Пытаясь скрыть это, она сложила руки на груди и замерла, прямая и неподвижная.
Он остановился перед ней. Голос его резко прозвучал в ночной тишине.
— Что ты здесь делаешь?
Она посмотрела прямо ему в лицо, которое в эту минуту казалось вырезанным из камня.
— Мне не спится.
— Ясно. А мы с Грантом только что закончили совещание в библиотеке, и я уже пошел спать, когда вдруг увидел тебя блуждающей по саду, словно привидение. Что тебя так тревожит?
— Мне кажется, я совершаю сейчас свою самую большую ошибку, причем именно в том, в чем люди и так сделали их уже предостаточно.
Выражение его лица стало еще жестче, но голос звучал по-прежнему ровно, даже слегка насмешливо.
— Неужели? Мне казалось, что именно мужчины неохотно идут на этот шаг.
— А тебе так не кажется?
Он пожал плечами.
— Как ни странно, нет. Я думаю, что нам будет хорошо друг с другом, и я рад, что у нас родится ребенок.
Несмотря на все его угрозы, он не сомневается в том, что это его ребенок. Она почувствовала, что внутри у нее что-то отпустило, словно развязался наконец какой-то твердый узелок боли. Его рот коснулся нежной, чувствительной кожи у нее за ухом, и тогда губы ее осмелились прошептать:
— Сол.
Она чувствовала его горячее дыхание.
— Я пришел сюда не за этим, — пробормотал он.
Она вздрогнула.
— А зачем?
— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, и хотел подарить тебе вот это.
Он достал из кармана и протянул ей на ладони серебристый каскад лунного света. Жемчуг еще хранил тепло его тела, алмазная пряжка сверкала холодным голубым огнем и составляла удивительный контраст с его ровным матовым свечением.
Прикрыв глаза тяжелыми густыми ресницами, Кэндис неподвижно ждала, пока он застегивал у нее на шее три великолепных жемчужных нити.
— Я подумал, что они будут тебе к лицу, — смущенно пробормотал он.
— Это жемчуг с острова?
— Да, это черный жемчуг Фалаиси. Некоторые жемчужины достались мне в наследство от матери, другие я собирал в течение нескольких лет. Я как будто знал, что однажды отыщу ту, чья матовая кожа и глаза будут так прекрасно сочетаться с этим черным жемчугом. — Он улыбнулся. — У Тамсын сохранилась жемчужная нитка, принадлежащая роду Чэпменов. Этот жемчуг бледен, как грудь голубки. Он так идет к ее светлым волосам, а этот словно создан специально для тебя.
— Как тот лунный свет, который играет на поверхности пруда, что возле твоего дома…
Он кивнул.
— Да. Я тоже подумал об этом. Возле дома, где мы в ту ночь любили друг друга.
Пальцы ее медленно перебирали жемчуг. И вдруг со всем жаром безрассудства, так внезапно открывшегося ей в себе самой, она собрала все свое мужество и сделала самую крупную ставку в своей жизни:
— Сол, я люблю тебя. Если ты не можешь ответить мне на мою любовь, лучше отмени нашу свадьбу. Если ты сделаешь это, я не стану прятать от тебя ребенка или чинить тебе препятствия, и ты будешь видеть его ровно столько, сколько сочтешь нужным. Ты поступишь жестоко, если женишься на мне и не сможешь любить меня.
Он стоял не шелохнувшись. Его глаза сузились и мерцали в темноте, как два черных сапфира. Потом он резко выдохнул и произнес:
— Ты всегда выкинешь что-нибудь неожиданное. И такое наивное. Неужели ты не понимаешь, глупенькая, что я по уши влюбился в тебя сразу же, как только увидел?
От удивления она не могла вымолвить ни слова. Она дрожала, но не от радости, а оттого, что тяжелый камень неожиданно свалился у нее с души. Ничего не видя перед собой, она уткнулась лицом ему в плечо.
— Почему же ты не говорил мне об этом? — прошептала она, всхлипывая от счастья. — Я чувствовала себя такой несчастной.
— Успокойся, любовь моя. Я чувствовал себя таким же несчастным, а когда я зол, я имею отвратительную привычку делать так, чтобы все остальные страдали вместе со мной. И больше всех страдает тот, кто причиняет мне эту боль.
Он крепко прижал ее к себе. Они долго стояли обнявшись. Затем он разжал руки, взял ее за подбородок и, слегка откинув ей голову назад, заглянул ей в лицо. По ее щекам медленно катились слезы. Он в шутку выругался и с неожиданной легкостью поднял ее на руки.
— Любовь моя, бедная моя, ты так измучилась, а я настоящий садист, потому что заставил тебя так…
Она поцеловала его в подбородок.
— Я не измучилась, никогда в жизни мне не было так хорошо, и я вовсе не бедная! Если ты меня любишь, я самая богатая женщина в мире.
— Нет, нет, это преувеличение. Найдется, пожалуй, еще несколько…
Она громко рассмеялась, поразившись тому, что он может шутя говорить о своем состоянии, которое представлялось ей таким огромным, что приняло у нее в голове почти фантастические размеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26