Я пообещал ей позвонить. Мы вышли из кафе. Я поцеловал ее в щечку и пошел вниз по Трокадеро, она пошла вверх. Я свернул за угол. Остановился, оглянулся и выкинул листок с ее телефоном в мусорный бак. Я решил порвать с прошлым навсегда. Даже не знаю почему. А через четыре дня я уже вылетал обратно в Киев.Мы стали курить джойнт, пуская его по кругу: Пол — Мик — Пьер — Ричардсоны — Я — Люси (я вздрагивал когда касался ее нежных пальчиков) — Майк.Пили пиво прямо из бутылок.Сначала разговор протекал в мутном русле, в котором он протекает и всегда: футбол, учеба, кто и когда напился.Я сам начал нужный ИМ разговор:— Пол, я не вижу у тебя на полке Майн Кампф.— Дима, его не видишь не ты один. Будь он там, меня бы исключили.— У вас запрещен пассивный фашизм? Я имею в виду, а как же демократия и свобода мысли? Если я люблю фашизм, так что тут плохого? Я же не хожу по городу и не луплю нигеров?— В вашей стране разрешен пассивный фашизм? — вмешивается Люси.— В нашей стране разрешено все.— Ты идеализируешь свою страну? Почему же ты ее так не любишь?— Я люблю свою страну, но не люблю то поколение, которое плодиться на моей земле последние 350 лет. Со времен Свободной Казацкой Республики в моей стране не существует понятия свободы и чести.— У нас нельзя быть даже пассивным фашистом. Слышал, в Германии запретили ВН?Я молча пью свое пиво и думаю о том, как же это ужасно, что в Германии запретили ВН.— Дима, как ты относишься к глобализации мировой экономики.— Спросите меня что-то проще, О'К гайс? Я считаю, что каждый должен получать деньги за то, что он делает. Если человек способен, пускай он пишет музыку и книги, ему надо запрещать физический труд. Если нет — пускай пиздует на завод.— Как ты собираешься определять кто способен, а кто нет.— Это определит судьба и признают в будущем потомки.Пол встал, подошел к двери и закрыл ее.— Дима, я видел, что ты взял в библиотеке «Записки Ленина. Цюрих.»— И что? Я как раз хотел попросить тебя дать прочесть «Капитал», за пивом в родном Киеве как-то не успел.Люси посмотрела мне в глаза.— Дима, мы знаем, что ты еще не состоишь не в одном из академических обществ.— Ты хочешь предложить мне заняться байдарочным спортом.У меня уже был классный приход, и я расхохотался.— Нет, просто МЫ предлагаем вступить тебе в «White Bird».— Это что, кружок для зоофилом или для любителей природы? Знайте, я ни к одним из них не отношусь. Я бы с удовольствием поджарил последнюю панду и употребил бы ее с «Каберне».— Я не шучу. Это наша организация, среди студентов этой fucking академии. Организация антиглобалистов.Я присвистнул и взял из ящика еще одну — четвертую — бутылочку пива.— По правде говоря, я сам не люблю яппи, буржуа и всякую прочую хуйню, которая при помощи правительства кодирует нам мозги и использует наш труд. Вообще, любое использование труда — дерьмо. Мой батя, еще в бытность СССР работал несколько лет на шахте, вырабатывал в месяц угля на 70 кусков тогдашних денег, а получал только 700, один процент бля! Так это было при Великом и Справедливом, сейчас же весь кал еще хуже, бля.— Ты мыслишь верно, потому мы тебе и предлагаем вступать в «White Bird», члены которого сейчас находятся с тобой в одной комнате. — Люси улыбнулась.— И что мы будем делать? Пиздить пузатых мажоров на Оксфорд-стрит?— Ну, мы проводим спланированные акции, никакой анархии. Через две недели собираемся устроить пикет возле одного из офисов «SONY».— А мы будем кого-то пиздить?— Мы? Ты уже с нами?— А почему бы и нет!— Дима, а ты чем занимался, когда жил в Киеве?— Пил пиво и водку, курил план, жрал Е и бегал по девочкам.— А если серьезно? Ты состоял в каких-то партиях? Писал что-то?— Нигде не состоял, так как считал себя поэтом.— Поэтом? Прочитай нам что-то, — попросила Люси. Все дружно замотали головами.— Да ну, вам такое не понравится, тем более мой английский, — я засмущался.— Постарайся, Дима, — Люси мне посмотрела в глаза и я сдался.Интересно, как много она сломила людей своим взглядом?Я напрягся, перерывая свой английский запас. Вот перед вами герой,Тот, кто бросил миру вызов,Вот перед вами король,Который льет свои искусственные слезы,Я стою высоко,Смотрю вниз на всех,Вижу людей, которые давно,Хотят мне сделать разное дерьмо.И верный это я.И правильный я.И тот, кто посылает вас, это тоже я.Меня не понимают и нахуй посылают,Это мое и судьба моя.Сыграют когда-то я свои песни,И плакать буду чужими слезами,Я не хочу это все понимать,Чтобы в могиле спокойно сгнивать,Как будто я плачу,Как будто мой смех,Как будто любимый,Как будто — один Воцарила тишина.— Я же говорил, что вам не понравиться, — разозлился я.— Почему же не понравится, просто странно немного, — сказала Люси тихо, — а ну прочитай еще что-то, пожайлуста.Я решил им прочитать сразу что-то безбашенное. Провел глазами по их сосредоточенным лицам. Интересно, чтобы они сказали, если бы узнали, что я писал такие стихи в алкогольном угаре? Мы повержены,Мы мертвы,Все дети Бога на своих местах на солнце,В аду.Вьюга в моем сердце,Мы несчастные, ничтожные жуки,Пожайлуста, думать перестань,Ложись просто и умри.Пусти меня сюда,Пусти на парад мертвяков,Одень меня и забери,Мой умирающий Бог, на солнце забери.Горящие ангелы разрывают свои глаза,И свет из них льется в мир слепых.Купи себе билет, первым классом лети,Вырви свое сердце сейчас,Выкинь его, оно уже не нужно,Мы полетим вместе на солнце,Вместе умирать. — Это было классно! — закричала Люсю!— Да, Дима, супер!— Пиздец просто, чувак!Пацаны стали хлопать меня по спине.— Ты еще пишешь что-то?!— Расскажи что-то еще.— Я не поэт, я не хочу быть вторым. Я не могу соревноваться с Маяковским и другими великими.— Маяковский? Я что-то такое слышала.— Я дам тебе почитать его, Люси.Я дал согласие вступить в «White Bird», такой себе клуб по интересам, никаких членских билетов и прочей ерунды.Я только поинтересовался, почему объектом нашего внимания являеться именно фирма «SONY», когда можно классически пойти и разнести к хуям МакДональдс.Люси сказала (она там типа главная была, в «White Bird» в смысле), что погром МакДональдса — это немного банально. Что же касается фирмы «SONY», то это «буржуазный палач, который использует для работы нелегалов, тем самым, разрушая естественный генофонд и создавая благоприятные условия для роста преступности, наркомании и СПИДа, а также в „SONY“ работают дети, намного выше норм установленных трудовым законодательством».Ебаные янки! Используют бля детей, привлекают черномазых и всякое дерьмо со всего мира!На следующее утро Пол отвел меня в комнату Люси. Под кроватью у нее хранились плакаты и различная атрибутика уличных демонстраций.— А мы будем что-то ломать или кого-то валить?— Какой ты воинственный, Дима. Подожди немного. Все будет.— Нам нужны будут цепи, биты. — Начал мечтать я.— Свою биту ты получишь.— А где вы храните биты?— У пацанов — есть.Классно! Мне дадут биты, и я буду пиздить янки!Потом пошли обычные будни и выходные. Я не знал, как переживу эти долгие две недели, я хотел ощутить в руках тяжесть биты, услышать звон бьющегося стекла и увидеть на земле перед собой окровавленную рожу жирного янки, услышать хруст с которым будет входить мой гриндерс в его жирную от мяса и дорогого вина. Уже только одни мысли эти заводили меня до предела. Я чувствовал классовую ненависть. Ненависть ко всему этому дерьму, к этой блядской системе. Хотелось просто орать! Бля! Адреналин хуячил в голову с дикой силой и я не мог даже представить себе, что будет, когда это все станет реальностью.Наконец, этот день наступил.Мы договорились начать акцию в десять утра, как раз в тот час, когда эти жирные ублюдки должны будут открыть свой ебаный офис. Здание офиса находилось в пригороде Лондона, в районе где в маленьких аккуратненьких домиках с зелененькими садиками живут сытые английские буржуа. Я бы с удовольствием поднял народ с Ист Энда и разгромил бы эти кукольные домики.Была суббота и по утрам в Лондоне страшные пробки. Положенные нам тридцать километров мы должны были проехать за час, поэтому договорились встретиться в девять утра возле входа в общагу.Я проснулся в шесть утра.Спал я плохо, так как очень волновался. Была суббота, идти на пары было не нужно. Я посмотрел в окно. За окном шел густой дождь, и почти ничего не было видно сквозь утренний, густой, будто молоко туман. Я встал с кровати и начал ходить взад-вперед по комнате. Было холодно, не смотря на включенное отопление. Пол еще спал.Я упал на пол и сделал тридцать отжиманий. Походил немного по комнате, снова сделал тридцать отжиманий и так еще два раза. Потом сделал серию пять по тридцать приседаний. Почувствовал, как кровь начинает растекаться по моему холодному телу. В голове приятно пульсировало. За время пребывания в Лондоне я сбросил пять килограмм, и мой вес остановился на отметке семьдесят пять килограмм.Над кроватью Пола была полочка, на которой он держал свои личные книжки. Я взял с нее «Капитал» сел на свою кровать и начала бесцельно листать. Листал для того, чтобы хоть как-то отвлечься и убить время. Сосредоточиться не мог. Пол проснулся около семи утра. Мы оделись, умылись и к Г-образному зданию Академии в столовую. Людей было еще мало. В своем большинстве те, кто здесь был, были наши, с «White Bird». Я взял себе яичницу, поджаренные тосты и кофе, открыл утренний выпуск «The Front» и начал делать вид, что читаю. По радио начали передавать новости.Обещали, что дождь будет весь день. Это хреново. За все это время мы сказали друг другу может несколько слов. Мы закончили завтрак, и зашли в нашу комнату. Пол достал из-под кровати бутылку виски «White Horse» (полное дерьмо, скажу я вам), налил мне и себе в пивные кружки грамм по сто. Мы выпили. Я сморщился. Запивать было нечем. Было восемь тридцать. Мы стояли возле окна и смотрели на дождь.Ровно в девять утра Мик подъехал на старом фургончике Ford ядовито-зеленого цвета к центральному входу в общагу. Возле выхода уже стояла Люси, Ричардсоны, Пьер и Майк. Мы с Полом спустились к ним, увидим, что фургончик подъезжает к зданию общежития. Братья Ричардсоны держали в руках два плаката, которые были завернуты от посторонних глаз в старый желтые газеты. На одном из плакатов (его сделал Мик) был нарисован ребенок и надпись СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ В МОЕЙ СТРАНЕ. На втором плакате (идея его принадлежала мне и сделан он был всего несколько дней до этого) была нарисован перечеркнутый красной линией нигер (я подразумевал нелегала) и надпись ЭТО МОЯ СТРАНА!Мы все были одеты в длинные дождевики с капюшонами. На ногах тяжелые ботинки на десять-четырнадцать рядов дырочек, со стальными вставками.Мы уселись в фургончик: Люси спереди рядом с Миком, сзади все остальные. Сиденья в фургончике находились параллельно друг другу, как в горных джипах, поэтому сзади могло легко вместиться порядка восьми-десяти человек. Между сиденьями мы положили плакаты и побросали наши рюкзаки. Тут-то я и заметил несколько бейсбольных бит, старательно накрытых толстым брезентом. Сердце мое радостно забилось.— Мик, откуда ты взял эту тачку? У тебя вроде вообще колес не было.— Да так, дали на день.В машине пахло бензином и сыростью. В воздухе стояла нервная тишина, которую, как только мы тронулись с места, прервала Люси, запев «Our pride is our loyalty.» Пол достал из своего рюкзака начатую нами утром бутылку виски «White Horse» которая пошла по кругу. Не пил только Мик, который решил, что рисковать просто так не имеет смысла.Трафик на дороге был достаточно оживленный, но, тем не менее, мы ехали довольно с приличной скоростью и уже вскоре за окном авто появились пейзажи буржуазного лондонского пригорода: кукольные домики, аккуратненькие садики, дорогие машины припаркованые возле въездных дорожек, счастливые сытые дети, играющие перед своими домами.— Давайте остановимся и разхуячим одну из этих авто.— Гы-гы-гы!Дождь понемногу стихал и уступал пространство туману, которые понемногу обволакивал все вокруг. Мик был вынужден снизить скорость.К месту нашего назначения мы приехали ровно в десять. Офис фирмы «SONY» уютно расположился напротив чистенького парка, в котором гуляли яппи. Справа от офиса находился маркет по продаже одежды, слева — почта, с ярко-синей вывеской и двумя велосипедами около входа. Возле центрального входа в пятиэтажное здание офиса, которое снаружи было отделано зеркальным стеклом, были припаркованы два мерса и несколько байков. Возле входа находилась стеклянная будка, в которой охранник лениво потягивал свой утренний кофе. Над самим входом — голубая вывеска «SONY».Вполне вероятно, что сквозь зеркальные стены на нас смотрят клерки, которые там работают. Смотрят и пьют свой кофе.Мик вышел из машины и открыл нам заднюю дверь. Мы быстро вылезли прихватив с собой оба плаката. Люси вышла через свою дверь и передала Мику видеокамеру.Братья Ричардсоны взяли плакаты и встали на расстоянии четырех метром друг от друга, как раз возле шикарных мерсов. Мик начал снимать все на пленку. Все остальные встали между братьями и стали скандировать.— СОЦИАЛЬНОЕ РАВЕНСТВО!— Я ХОЧУ РАБОТАТЬ В СВОЕЙ СТРАНЕ!— ЯНКИ ГОУ ХОМ!— НЕТ НАСИЛИЮ НАД ДЕТЬМИ!Охранник лениво выглянул из своей будки. Большой, мордатый, в черной куртке с эмблемой фирмы, черных штанах, заправленных в ботинки. Потом у него, видимо, зазвонил телефон, потому что он исчез на несколько секунд. Потом появился снова. Наверное, ему звонил его биг босс.— Ребятки, вы бы шли отсюда, пока я не вызвал полицию.— МЫ ЖИВЕМ В СВОБОДНОЙ СТРАНЕ! НЕТ УЩЕМЛЕНИЮ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВ!— Блин ребятки, вы задрали.Охранник достал рацию и что-то сказал. Через секунд двадцать из здания офиса появились еще двое таких же мордатых уродов с демократизаторами в руках и двинулись в нашу сторону.Мик все снимает на камеру. Пол, который стоит возле задней двери нашего авто, быстро достает из нее три биты. Кидает мне и Пьеру.— МОЧИ ТОЛОСТОЖОПЫХ!Пьер налетает первым и получает в щи демократизатором, он отлетает на землю, и в лужу падают брызги крови.— АХ ТЫ, СУКА!Мик лупит битой в руку первому охраннику, тот роняет демократизатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17