В целом же влюблённые — милые и полезные существа. О них слагают песни и пишут книги. Чучело влюблённого с телефонной трубкой в руке легко может украсить экспозицию любого краеведческого музея, хоть в Бугульме, хоть в Абакане.
И если вам незнакомо это самое прекрасное из чувств, вас это не украшает.
К сожалению, вы — примитивное убогое существо, мало чем отличающееся от виноградной улитки или древесного гриба. На вас даже смотреть противно, не то что разговаривать.
До свидания.
События
Проснулся под утро попить тёплой воды из-под крана. Как-то зелено.
Выглянул в окошко: снег. Светится. Вот же, блядь, погодка, а? Май месяц называется. Я думаю, это всё потому,
что в космос летают, сволочи, озоновые дыры пробивают. Надо запретить летать в космос, они же ещё, знаете, говно выбрасывают, которое втроём за полгода насерут, а оно потом нам на головы валится. Говно, оно в атмосфере не горит и в воде не тонет, на то оно и говно.
По радио передали, что курс доллара семь копеек за сто. А у меня никаких долларов всё равно не осталось.
Посреди площади сидит милиционер и плачет. Наверное, с ума сошёл. Это бывает. С милиционерами реже, чем со всеми остальными, но тоже бывает. Они ведь почти люди, мало ли что там у них разладиться может — свисток потерял или ещё что-нибудь.
Африка утонула. Раскололась на четыре части, три утонули, а четвёртая улетела и ёбнулась в Австралию. Австралия вдребезги. Негров ни одного живого не осталось, ни единого. Даже те, которые в Америке жили, все умерли. Кто стоял, кто сидел, кто в баскетбол играл — хлоп, и нету. Умерли. Одни зубы на полулежат. Жалко, конечно, они весёлые были, всё пели, плясали, в ладоши хлопали.
В Москве нефть нашлась. Много. По пояс. Все перемазались, как свиньи, грязные, воняют, липкие, глаза бы на этих москвичей не смотрели. Теперь зато никто там не курит и свет не включает: ёбнет потому что.
Президент повесился.
Пришёл утром весёлый, шутил, потом попросил в кабинет стакан чаю с лимоном, принесли, а он уже холодный, чай-то. Потарабанил пальцами по столу и повесился. Хороший был президент, совсем почти новый, ещё служил бы и служил. Вот оно как бывает.
Я на работу пришёл — никто не здоровается. Поработал, приношу. Деньги, говорю, давайте. «Это что?» — спрашивают. «Работа», — отвечаю. «Какая работа?» — «Вот, вот и вот», — показываю. «Зачем?» — спрашивают. «Чтобы красиво было, вот звёздочки, видите — тут и тут». — «А ты кто? — спрашивают. — Мы тебя в первый раз видим, а ну пошёл нахуй отсюда».
Ну нахуй и нахуй, как будто меня никто раньше не посылал. Денег не дали, конечно. Да на них всё равно ничего хорошего не купишь — во всех магазинах одни гвозди отравленные продают. В продуктовом, в книжном, в рыбном — гвозди. Где-то нахваливают, дескать, сильно хорошо отравленные, а другие морду воротят, мол, хочешь бери, хочешь не бери, насрать нам.
Ну и мне насрать. Пошёл домой, спать лёг.
Проснулся утром — тепло, снег растаял, одни лужи зелёные.
Включил радио. Доллар починили: что-то купили, что-то продали и спасли. Тысячу рублей он теперь стоит.
Африка местами всплыла, местами подсыпали, чтобы карту не перерисовывать. Австралию бросили как есть — от неё всё равно никакого толку не было.
Нашли одного негра — он пьяный в холодильнике заснул, из него теперь остальных негров обратно наделают.
Нефть из Москвы через метро назад в Сибирь вытекла. Отмываются. Бензином, водкой, шампунем, у кого что в доме есть.
Президента нового привели, точно такого же, у них там ещё много есть, оказывается.
Я пришёл на работу, пожали руку, спросили про здоровье, деток. Денег опять не дали. Не помним, говорят, ничего не помним, как отрезало.
В магазины всё обратно привезли. Гвоздей — ни за какие деньги не купишь. Ни отравленных, ни простых, но разбираются потихоньку.
Нихуя-то в этой жизни не происходит.
Ни-ху-я.
Дикая жизнь Гондваны
Люди, на самом деле, ничего не умеют — совершенно ничего, даже самых простых штук, которые любой червяк
умеет, или таракан, или, я не знаю, вообще какая-нибудь идиотская инфузория-туфелька.
Например, люди не умеют есть, пить и продолжать свой род.
Вот, допустим, собрались люди пожарить на полянке мясо, которое они называют шашлык, хотя за такой шашлык их засмеёт любой младенец кавказской национальности. Ну хорошо, так и быть — пусть это будет шашлык.
Для этого людям необходимы следующие предметы: автомобиль, мангал, шампуры, уголь, водка, бумага, спички, соль, крутые яйца, кастрюля, дети, бабы, коврик, покрывальце, помидоры, полотенце, кетчуп и ещё около пятисот предметов. По дороге к такому месту, где можно жарить этот будто бы шашлык, люди вдруг с ужасом обнаруживают, что забыли взять вилки и штопор.
А между прочим, место, в котором люди обычно жарят шашлык, никогда не располагается ближе пятидесяти километров от места, в котором эти люди живут в остальное время.
Тогда они возвращаются домой, берут вилки и штопор, после чего у них в автомобиле кончается бензин.
Люди наливают в автомобиль бензин, выходят на полянку, но тут же начинается дождь, а зонтиков они уже совсем наверняка не взяли.
И вот сидят люди, злые и голодные, в своём вонючем автомобиле, и нюхают тот самый бензин, который только что в него с таким трудом залили, а рядом с автомобилем мокрая собака чавкает чем-то давно умершим, и совершенно при этом счастлива.
Или вот сидел человек, сидел и вдруг решил продолжить свой род.
Таракан в таких случаях просто оглядывается вокруг и, если мимо проходит другой таракан, он тут же на него вспрыгивает и без всяких затей продолжает свой род. Или не продолжает, если это, предположим, мужской таракан, — ошибки случаются со всяким. Или, возможно, он его сначала нюхает, а потом вспрыгивает — это всё лишние подробности, нам они не интересные.
Человеку для того же самого необходимы: кровать, набор постельного белья, махровый халат, тапочки, ванна, мочалка, зубная паста, бритва, ужин при свечах и запасная зубная щётка. И то ещё неизвестно — продолжится род или не продолжится, и вообще чем всё это кончится.
Муж-приехал-из-командировки — это ещё не самое худшее, честное слово.
А ведь когда-то давным-давно люди умели всё.
К зиме они выращивали на себе перья, сбивались в стаи и летели через Океан к волшебному материку Гон-двана, где всегда светит солнце.
Там они откладывали в песок яйца и забывали про них тут же нахуй, и скакали голые по деревьям, пока не нападала на них Тоска по Родине, и тогда они отращивали у себя жабры, сбивались в косяки и плыли назад через Океан метать икру в Великих Сибирских Реках. А их пучеглазые дети сами по себе вылуплялись из яиц. И каждое пучеглазое дитё само выбирало, что ему на себе отращивать: перья или щупальца, ноги или клешни, четыре глаза, два хвоста, восемь ног или вообще всё сразу, чтобы выползти в таком виде на скалу, поблистать немного на солнце да издохнуть от полной неприспособленности к окружающей жизни.
Но пришёл к людям однажды некий мудак — не то прометей, не то Бог Ра, сам при этом из себя редкостное чучело. И нарисовало им это чучело образец, как нужно Правильно выглядеть: две руки, две ноги, посередине Хуй. Сверху голова, а примерно посредине головы — нос. Женщина приблизительно такая же, в основных деталях, несколько только подробностей отличаются и Хуя вовсе никакого нет.
И послушались люди чучела, и начали стараться быть похожими на то, что им нарисовали. Но ничего у них, конечно, не вышло, потому что как ни старайся, а всё равно ноги колесом, нос кривой и брюхо висит.
Загрустили люди, задумались, а от задумчивости, как всем известно, ничего хорошего не выходит. Вот и повыпадали у людей перья, засохли у людей жабры и отвалились у людей хвосты.
И подул холодный ветер, и волшебный материк Гон-двана раскололся весь и утонул нахуй, или, может быть, получились из него Африка и Америка — никто уже этого не помнит. И остальные все животные тоже стали Как Положено: кому велено чирикать — те не мурлыкали, а сидели на мокрых ветках, шмыгая клювами. И люди тоже сидели в своих шалашах, стучали зубами от холода и кормили сморщенными сиськами вечно орущих своих младенцев.
И всё-всё на свете люди с тех пор забыли. Ездят они с тех пор в разных железных и деревянных тележках, летают в железной трубе, спят в коробке, умирают в другую коробку.
Только перед тем как родиться, им ещё разрешают побыть немного рыбкой и птичкой, но они и этого потом не помнят.
Немного Фашызма
Есть мы и есть они.
Они сразу знают, как нужно, а мы это узнаём, когда нам дадут хороших пиздюлей. Или учительница на нас так накричит, что мы поймём, что так нельзя себя вести.
Потом мы, когда поймём, как правильно, то, может быть, у нас иногда будет правильнее, чем у них, и мы даже будем на них покрикивать, но это редко. Нет, впрочем, вообще не бывает, чтобы мы мастером на производстве или в тюрьме авторитетом.
А ещё мы боимся после одиннадцати громко кричать, а они включают в шесть часов утра электродрель.
Мы, блядь, разные. Когда мы сидим за одним столом, нам друг задруга неудобно, потому что говорим не то, не так и не тем голосом, и лучше бы ушли уже кто-нибудь нахуй.
Если они молодцы, то мы мудаки, и наоборот.
Их женщины никогда с нами не ебутся, а если напьются пьяные и поебутся, то потом очень нами недовольные. Наши женщины точно с ними время от времени ебутся, но от этого уже вообще всех тошнит.
Мы хорошо все друг друга различаем. Когда мы уходим, они говорят «ну наконец-то». А мы сразу за дверью прислоняемся к стене и говорим «ой блядь!».
Нам нужно как-то научиться делать так, чтобы они не приходили, и им тоже нужно навсегда понять, что мы им нахуй не нужные и пользы от нас никакой.
Тогда мы будем друг друга все любить или хотя бы вспоминать иногда с удовольствием.
Общая Теория Поля
Когда-то однажды давно физик Эйнштейн, которого сейчас если кто и помнит, то только по рекламе пива, решил изобрести Общую Теорию Поля.
Казалось бы, решил и решил, нам-то что за дело: все эти физики-математики за последние несколько тысяч лет наизобретали невозможное количество совершенно никому не нужной Хуйни. Ну, вспомнить хотя бы секанс-косеканс и так никогда никому и не пригодившуюся в жизни теорему Пифагора. Но вся эта Хуйня хотя бы не вредная: лучше пусть уж наши дети её изучают, чем пи-писки друг другу показывать.
Но с Эйнштейном всё было по-другому: он затеял действительно плохое дело, потому что эта его теория должна была объяснить ВСЁ. То есть вообще всё. Потому что, как известно, всё вокруг состоит из полей: и вы, и я, и вот эта сволочь, которая живёт за стеной, и Жаба, которая её душит, и отключённая у нас горячая вода — всё это есть частные случаи электрического поля.
Мы даже не станем думать про то, какой невероятный Пиздец наступил бы, когда нам стало бы понятно ВСЁ, это мы как-нибудь в другой раз подумаем. Сейчас нам лень, да и так ясно, что Пиздец.
К счастью, однако, никакой Общей Теории Эйнштейн так и не придумал: сошёл ли он окончательно с ума или просто подавился яишницей — это в общем-то уже не так и важно. Мы и без того все хорошо знаем, что Мироздание довольно быстро прихлопывает тех, кто начинает выковыривать из него слишком уж большие камни.
Тем не менее Эйнштейн всё же успел выяснить одну важную штуку: про Сильные и Слабые Взаимодействия.
Не нужно разбегаться — я сам в этом ровно нихуя не понимаю, поэтому буду краток.
Сильные Взаимодействия — это такие, которые можно пощупать, понюхать или измерить штангенциркулем или, скажем, амперметром. Бомба взорвалась, кило помидоров вам продали или просто дали в морду — это всё Сильные Взаимодействия.
А Слабые Взаимодействия — это когда вроде что-то сияет вдали или распускается дивными цветами, мы всю ночь шли-шли, чтобы пощупать-понюхать, да так и не дошли. Или дошли, схватили, а оно растеклось в руках чорной жижей. Проснулись, что-то ещё помнили чуть-чуть, а потом выпили кофе и совсем уже всё расползлось.
Вот такие они, Слабые Взаимодействия.
Первоначально люди были приспособлены и кпервым, и ко вторым, и им не было особой разницы, где жить — в мире Сильных Взаимодействий или Слабых, пока не пришли греки-римляне и не сочинили уже окончательно то пространство, в котором мы все сейчас живём.
Сочинили они его довольно хуёво — не прошло и трёх тысяч лет, а всё уже разваливается, рассыхается и трескается. Всё вокруг шатается, валится — чуть дунуло, и уже ёбнулось. Протекла через плохо замазанные щели вода, и всех смыло. Картонные самолётики протыкают бумажные зданьица. Кто-то что-то нажал, отвернул, не завернул, закурил, заснул — и вот опять вокруг бегает бессонный Чрезвычайный Министр Шойгу — штопает окружающее пространство.
Некоторые люди до сих пор ещё умеют слегка общаться с миром Слабых Взаимодействий, их называют счастливчиками. Это они проспали на работу, а там всё взорвалось. Ещё они сели не в тот автобус, опоздали на самолёт, а он ёбнулся. Или не полезла им водка в рот, сидели они как дураки, а все остальные выпили, повеселились и наутро окочурились. А потом им ещё как-то раздавали что-то Огромное и Прекрасное вообще задаром, а они сказали «не хочу» и поэтому до сих пор не в тюрьме и дети их живы.
А вообще мир Слабых Взаимодействий очень прекрасный. То, что иногда можно наблюдать при употреблении специальных Веществ, — это так, попса для приезжих, с мармеладными небесами и разноцветными шариками. На самом деле там гораздо лучше.
Но если бы нас туда пустили, а как раз это и пытался изобрести Эйнштейн, мы бы тут же припёрлись туда всей толпой, всё растоптали, навоняли, насрали и завалились храпеть и чавкать во сне. И скоро там тоже бы всё рассыпалось, развалилось и сдох бы последний Розовый Слон. Что-что, а это мы хорошо умеем.
В общем, всё к лучшему, как обычно.
Детство
Когда меня восьми месяцев от роду отдали в круглосуточную ясельную группу и посадили в койку с верёвоч-
ной решёткой и двадцать лет подряд обоссаной холодной клеёнкой, я сразу же насрал им в колготки специально жидкого говна, а потом перетёр беззубыми дёснами веревку, дополз до кухни и обварился там кипятком нахуй, чтобы уволили блядских нянечек, которые, суки, полоскали меня под холодным краном, чтобы знали, проститутки, что за всё в этой жизни надо однажды заплатить, за каждую, блядь, слезинку младенца, то есть меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34