В то время как они с трудом выпрямлялись, первый желтый луч солнца ударил в бесчисленные грани громадного, идеально отшлифованного алмаза, отчего вокруг него зажглось белое сияние, пылавшее, словно утренняя звезда. Носильщики зашатались было под тяжестью камня, затем их вздувшиеся мускулы напряглись, затвердели под мокро блестевшей кожей, и трое людей опять застыли на месте, бросая бессильный вызов небесам.
Немного погодя Брэддок Вашингтон поднял голову и медленно протянул руки, как бы призывая к вниманию толпу - но не было толпы, было лишь необъятное безмолвие горы и неба, нарушаемое едва доносившимися снизу, из леса, птичьими голосами. Человек заговорил, запинаясь, но с неугасимой гордостью.
- Ты, там, наверху!.. - напряженным голосом прокричал он. - Ты... там...
Затем умолк, не опуская рук, подняв внимательное лицо, словно ожидая ответа. Джон смотрел во все глаза, не спускается ли кто-нибудь с вершины, но гора была безлюдна. Вокруг было только небо, да насмешливо свистел ветер в верхушках деревьев. Неужели Вашингтон молится? Сначала Джон так и подумал. Но затем впечатление это рассеялось - было в позе и поведении этого человека что-то противоречащее молитве.
- Эй, ты, там, наверху!
Голос окреп, сделался уверенным. Это не была мольба несчастного о помощи. Если уж на то пошло, в голосе скорее слышалась чудовищная снисходительность.
- Ты... там...
Слова стали следовать слишком быстро одно за другим, сливаясь в неразборчивую речь... Джон слушал затаив дыхание, улавливая то одну фразу, то другую, а голос прерывался, звучал снова, опять умолкал - то властный, убедительный, то медленный, нетерпеливо-недоумевающий. И вдруг догадка стала зреть у Джона; и когда она превратилась в уверенность, он ощутил бешеный толчок крови, жар во всем теле. Брэддок Вашингтон предлагал взятку... богу!
Да, именно так - сомнений не оставалось. Алмаз в руках рабов был как бы авансом, обещанием дать еще.
Смысл фраз в целом, как разобрал через некоторое время Джон, сводился именно к этому. Прометей Разбогатевший ссылался на забытые жертвоприношения, забытые ритуалы, на молитвы, отошедшие в прошлое еще до рождения Христа. Сперва он напоминал богу о тех или иных дарах, которые тот соблаговолил принять от людей: великие храмы, мирра и золото, человеческие жизни и прекрасные женщины, побежденные армии, дети и королевы, лесные и полевые звери, овцы и козы, урожаи и города, покоренные земли, - все, что приносилось в дар среди похоти и крови, дабы умилостивить его и получить себе в награду смягчение божественного гнева. А ныне он, Брэддок Вашингтон, император страны алмазов, король и жрец Золотого века, владетель роскоши и великолепия, предложит ему сокровище, о каком не мечтал ни один государь, предложит не в унижении, а в гордости. Он даст богу, продолжал он, переходя к подробностям сделки, величайший алмаз в мире. В этом алмазе будет граней в тысячи раз больше, чем листьев у дерева, но в то же время форма его будет не менее совершенна, чем у алмаза величиной с муху. Множество людей будет трудиться над ним много лет. Он будет помещен под грандиозный купол из кованого золота, украшенный дивной резьбой, снабженный воротами из опала и неотшлифованного сапфира. Внутри алмаза будет выдолблена часовня с алтарем из радия, вечно изменчивого, испускающего лучи, которые ослепят того, кто оторвется от молитвы. И на этом алтаре будет для развлечения Божественного Благодетеля умерщвлена любая жертва, какую только он изберет, даже если его выбор падет на самого могущественного и великого из живущих.
Взамен он просит очень немного, и богу это сделать до нелепости просто: чтобы все стало, как было вчера, в этот же час, и чтобы так и оставалось всегда. Так просто! Пусть, скажем, разверзнутся небеса и поглотят этих людей с их аэропланами, а потом опять сомкнутся. Пусть вернутся к нему его рабы, живые и невредимые.
До сих пор ему еще никогда ни с кем не приходилось вести переговоры, ни с кем вступать в сделку. Он только сомневается, достаточно ли большую предложил взятку. У бога, конечно, своя цена. Бог создан по образу и подобию человека, так принято считать, - значит, у него есть своя цена, и он, Брэддок, платит неслыханную. Ни один собор, на строительство которого ушли многие годы, ни одна пирамида, возводившаяся десятью тысячами рабов, не сравнится с этим собором, с этой пирамидой.
Брэддок Вашингтон умолк. Он свое сказал. Все обещанное будет исполнено в точности, и нет ничего вульгарного в его утверждении, что для такой малости цена более чем достаточная. Дело Провидения - согласиться или отказаться.
По мере того как речь подходила к концу, фразы становились отрывистыми, короткими и нерешительными, тело говорившего напряглось; казалось, он изо всех сил старается уловить малейшее движение, малейший отклик в пространствах над ним. По мере того как он говорил, волосы его седели, и теперь он обратил лицо к небу, точно пророк былых времен, великолепный в своем безумии.
Джону, у которого кружилась голова, который смотрел как зачарованный, почудилось, что вокруг творится что-то странное! Небо на миг словно почернело, в порыве ветра словно послышался ропот, отзвук далеких труб, вздох, подобный шороху грандиозных шелковых одежд, на какой-то миг вся природа отдала дань наступившей тьме: птичий щебет прекратился, деревья замерли, и вдали за горой раздалось глухое угрожающее громыханье.
И все. Ветер перестал гнуть высокую траву долины. Заря и наступивший день заняли свои места, а поднимавшееся солнце катило перед собой жаркие волны желтого тумана, высвечивая яркую дорожку. Листья смеялись на солнце, от их смеха тряслись деревья, и каждая зеленая ветка походила на школу для девочек в сказочной стране. Бог отказался принять взятку.
Еще минуту Джон взирал на торжество дня. Затем, обернувшись, он заметил какое-то мелькание у озера, затем еще мелькание и еще, будто танец золотистых ангелов, спустившихся с облаков. Аэропланы сели на землю.
Джон соскользнул с валуна и бросился вниз по склону к группе деревьев, где ждали его проснувшиеся девочки. Кисмин вскочила, камешки у нее в кармане звякнули, с полураскрытых губ готов был вот-вот сорваться вопрос, но Джон чувствовал, что разговаривать уже некогда. Необходимо покинуть гору, не теряя ни минуты. Он взял девочек за руки, и они стали молча пробираться между стволами, омытыми светом и подымающимся туманом. Позади них, из долины, раздавались жалобные крики павлинов и негромкие утренние голоса просыпающейся природы.
Пройдя с полмили, они обошли стороной парк и ступили на узкую тропу, которая вела на следующий перевал. На вершине холма они остановились и оглянулись. Глаза их обратились на склон, который они только что покинули: их томило мрачное предчувствие надвигающейся катастрофы.
Четко вырисовываясь на фоне неба, сломленный седовласый человек медленно спускался с крутой горы, а за ним два гиганта, два бесстрастных негра несли ношу, которая по-прежнему сверкала и вспыхивала на солнце. На полдороге к ним присоединились еще двое - миссис Вашингтон, опиравшаяся на руку сына. Авиаторы уже вылезли из кабин на луг перед замком и теперь с винтовками в руках поднимались цепью по алмазной горе.
Неожиданно пятеро наверху, к которым было приковано внимание всех наблюдателей, остановились на уступе скалы, негры наклонились и отворили какую-то дверцу - видимо, потайной ход в склоне горы. Туда они спустились все - седовласый человек первым, за ним жена и сын, последними два негра, в чьих прическах еще успели сверкнуть на солнце драгоценные камни, перед тем как дверь закрылась и гора поглотила их всех.
Кисмин стиснула Джону руку.
- Что это? - отчаянно закричала она. - Куда они идут? Что они хотят сделать?
- Наверное, там есть подземный ход...
Джон не окончил фразы, как обе девочки вскрикнули.
- Как ты не понимаешь? - Кисмин истерически всхлипнула. - Гора заминирована!
Она не успела проговорить это, как в ту же секунду Джон поднял руки, защищая глаза. Вся поверхность горы полыхнула слепящим желтым огнем, который пронизал дерн, точно свет лампы - подставленную ладонь. Этот невыносимый блеск длился с минуту, а потом вдруг исчез, точно в лампе перегорел волосок, и на месте горы теперь лежала черная пустыня, от которой медленно поднимался синий дым, унося с собой то, что осталось от растений и человеческой плоти. От авиаторов не сохранилось ничего - они были истреблены дотла, как и пятеро, скрывшиеся в горе.
Тут же последовало невероятное сотрясение, замок буквально взлетел на воздух, пылающие обломки обрушились вниз, и дымящаяся груда наполовину сползла в озеро. Пламени не было, дым унесло вдаль, и он смешался с солнечным сиянием; еще несколько минут мраморная пыль подымалась от огромной бесформенной массы, которая прежде была волшебным дворцом, затем наступила полная тишина.
В долине остались трое...
11
На закате Джон со своими спутницами добрались до высокого утеса, обозначавшего границу владений Вашингтонов, и оглянулись назад: в сумерках долина лежала мирная и прелестная. Они уселись, чтобы съесть ужин, который захватила с собой в корзинке Жасмин.
- Вот! - Она расстелила на камнях скатерть и сложила сандвичи аккуратной стопкой. - Правда, они замечательно выглядят? Я всегда считала, что на воздухе пища делается гораздо вкуснее.
- Этим высказыванием, - заметила Кисмин, - Жасмин приобщается к буржуазии.
- А теперь, - с нетерпением сказал Джон, - выверни карман, и давайте посмотрим, какие драгоценности ты взяла с собой. Если ты отобрала правильно, мы все трое проживем до конца наших дней безбедно.
Кисмин послушно сунула руку в карман и выбросила на скатерть две пригоршни сверкающих камешков.
- Недурно! - восторженно воскликнул Джон. - Они не очень велики, но... Стой! - Лицо его вытянулось, едва он поднес один из камней к глазам и посмотрел сквозь него на заходящее солнце. - Да это же не алмазы! Что произошло?
- Вот тебе раз! - с удивленным видом воскликнула Кисмин. - Какая я глупая!
- Да ведь это стекляшки, стразы! - продолжал Джон.
- Ну да! - Она расхохоталась. - Я выдвинула не тот ящик. Они украшали платье одной девочки, которая приезжала к Жасмин. Я уговорила ее отдать их мне в обмен на настоящие алмазы. Я до сих пор никогда не видела ничего, кроме драгоценных камней.
- И только их ты и захватила?
- Боюсь, что да. - Она задумчиво потрогала стразы. - Пожалуй, они мне нравятся больше. Мне уже как-то надоели алмазы.
- Отлично, - мрачно сказал Джон. - Придется поселиться в Гадесе. И ты до старости станешь рассказывать женщинам, которые не будут тебе верить, что ты ошиблась ящиком.
- А что плохого в Гадесе?
- Если я, в моем возрасте, явлюсь домой с женой, отец скорее всего оставит меня без единого цента - оставит с носом, как у нас там выражаются.
Жасмин подала голос.
- Я люблю стирать, - спокойно сказала она. - Я всегда сама стирала себе носовые платки. Я буду брать стирать белье и содержать вас обоих.
- А в Гадесе есть прачки? - наивно спросила Кисмин.
- Еще бы, - ответил Джон. - Как и повсюду.
- Я подумала... может быть, в Гадесе так жарко, что там ходят неодетыми...
Джон засмеялся.
- Попробуй пройдись в таком виде! - предложил он. - Не успеешь показаться, как тебя выгонят из города.
- А папа тоже будет там? - спросила она.
Джон с удивлением на нее посмотрел.
- Твой отец мертв, - ответил он хмуро. - Что ему делать в Гадесе? Ты спутала его с другим местом, которое давным-давно не существует.
После ужина они сложили скатерть и расстелили одеяла, готовясь спать.
- Все как сон, - вздохнула Кисмин, глядя вверх на звезды. - Как странно находиться здесь в одном-единственном платье! Прямо под звездами, продолжала она. - Я раньше не замечала звезд. Я считала их большущими алмазами, которые кому-то принадлежат. А теперь они меня пугают. Мне сейчас кажется, будто все прежнее было сном - вся моя юность.
- Это и был сон, - спокойно сказал Джон. - Юность всегда сон, особая форма безумия.
- В таком случае, быть безумной очень приятно!
- Говорят, - мрачно ответил Джон. - Но теперь я в этом не уверен. Во всяком случае, давай попробуем любить друг друга, хотя бы недолго, год или два. Любовь - это форма божественного опьянения, она доступна всем. В мире реальны только алмазы... алмазы да еще, быть может, ничтожный дар разочарования. Что ж, этим даром я владею и, как водится, им не воспользуюсь. - Он вздрогнул. - Подними воротник, девочка, ночь сыра, ты простудишься. Великий грех совершил тот, кто изобрел сознание. Давайте же потеряем его на несколько часов.
И, закутавшись в одеяло, он заснул.

1 2 3 4 5 6