Биндюжник. Контрабанда?
Кипя от возмущения, Цудечкес собрал все свое лицо в узелок из морщин.
Начальник таможни. Боже упаси! Все чисто, как слеза младенца. Короче, ближе к делу. Только антр ну… но между нами. Вам предлагает интересное дело мосье Бенцион Крик! Собственной персоной.
Один из храпунов тяжко вскочил на ноги.
Храпун. Беня? Король? Что ж ты не сказал сразу?
Биндюжники на земле зашевелились и скоро стояли на своих ногах, с уважением обступив посланца Бени Крика. Их сонные мятые рожи вдруг прояснились. Они устремили глаза в одном направлении.
У самого края причальной стенки, красиво рисуясь на фоне корабельных снастей и парящих чаек, легкой танцующей походкой плыла юная цыганка с гитарой за спиной и белой собачкой на поводке. Босоногая, она выступала горделиво, совсем как барышня. Биндюжники уставились на нее, молча любуясь, пока один с восторгом не вымолвил.
Биндюжник. Ну кто поверит, что у этой воровки еврейская мама из приличной семьи?
Другой биндюжник. Если в гавани объявилась Сонька Золотая Ручка, значит, Король затеял большой налет.
Цудечкес (горделиво). Вы совсем недалеки от истины, мосье.
Биндюжники дружно и уважительно поздоровались с Соней.
Биндюжники. Доброго здоровья, мадемуазель!
6. Экстерьер.
Верхняя палуба «Галифакса».
(День)
Голос. Приготовиться к встрече таможни!
Капитан «Галифакса», кряжистый мужик с рыжей шевелюрой и бакенбардами, отнял ото рта рупор, вопросительно смотрит, свесившись с перил, на неловко взбирающегося по трапу на мостик, маленького человечка.
Цудечкес приподнял с лысой головы свое канотье в знак приветствия.
Начальник таможни. Все в полном ажуре! Как мы условились!
Капитан (на радостях прижав его к груди). Я не сомневался, что вы человек слова.
Цудечкес слегка отстранился из его могучих объятий, расправил помятые плечи и доверительно и фамильярно двумя пальцами извлек из нагрудного кармана куртки дорогую сигару, привычно откусил кончик и, поискав глазами, куда его выплюнуть, и не найдя, куда, ловко сплюнул далеко за борт. Капитан дружески поднес ему горящую спичку и Цудечкес задымил и тут же с непривычки зашелся кашлем, не забыв, однако, как человек воспитанный, ладошкой отогнать дым.
Начальник таможни. Начальнику таможни заплачено. Досмотр груза будет сделан только для проформы. Так сказать, для блезиру… Но это, как говорят французы, останется антр ну… Но между нами! А теперь разрешите, сэр, предварительно получив с вас аванс, пожелать вам всех благ на гостеприимной земле Одессы!
Три сверкающих экипажа подкатили прямо к борту «Галифакса», высадив отряд таможенных чиновников, по своим комплекциям и рожам меньше всего похожих на служащих таможни.
Высокий подтянутый молодой человек, облаченный в мундир таможенного офицера и форменную фуражку с кокардой, легко соскочил с подножки первого экипажа, потянулся, разминая мышцы, вынул торчавший из нагрудного кармана уголком носовой платок и тщательно вытер руки.
Таможенники оценивающе осматривают борта и надстройки парохода.
Шаткий трап с веревочными поручнями, спущенный косо вдоль ржавого борта «Галифакса», не достает до причала. Между бортом и причалом зазор метра в два, и там плещет грязная вода.
Два английских матроса на нижней площадке трапа безуспешно тянут изо всех сил канаты, закрепленные на причале за чугунные тумбы кнехтов, чтоб хоть немного уменьшить зазор.
Бравая команда таможенников во главе со своим начальником остановилась у самого края, обдумывая, как преодолеть препятствие.
Сверху, свесившись с палубы, английский капитан жестами извиняется за непредвиденную задержку.
Начальник таможни прищурился на него и дернул правым усом. Стоящий справа огромный детина с кудлатой головой поставил обе ноги так, чтоб ступни цеплялись за чугунные кнехты, вытянул вперед руки, как для прыжка в воду, рухнул вперед и обеими руками ухватился за край нижней площадки трапа, оттянув весь трап от ржавого борта парохода.
Он лежит над водой, ногами зацепившись за кнехты, руками за трап, и по его спине и ногам начальник таможни, балансируя, прошел, как по висячему мостику. Прежде, чем ступить на трап, он старательно вытер подошвы ботинок, как о коврик, о патлатые кудри человека-моста.
Английский капитан в полном потрясении уставился на Цудечкеса, а тот изображает не меньшее удивление.
Начальник таможни. Разрази меня гром, сэр! Они поменяли начальника таможни. В этом случае я абсолютно бессилен.
Чиновники таможенной службы уже все на борту. Гигантских размеров жандарм, с такой же разбойничьей рожей, как и у таможенников, поднялся на борт, сопя и отдуваясь, путаясь в ножнах висящей на боку сабли, принес на вытянутых руках граммофон с сияющим медным раструбом, поставил на палубу и вытянулся по стойке «смирно», прижав к бокам могучие кулаки в белых нитяных перчатках.
Начальник таможни. Господа! Добро пожаловать в южные ворота Российской империи — красавицу Одессу!
Капитан. Добро пожаловать на борт нашего судна, которое, даже в ваших водах, остается частью суверенной территории Британской империи.
Начальник таможни. Боже сохрани! Российская таможня ни в чем не нарушит ваш суверенитет, а мои мальчики отнесутся с максимальным тактом к вашей команде — подданным Британской короны. А сейчас, с вашего позволения и с Божьей помощью, мы приступим к выполнению нашего служебного долга — к таможенной проверке груза в трюмах парохода «Галифакс».
Капитан. Извините, пожалуйста. Один вопрос. В нашем последнем рейсе в Одессу нас досматривала совсем другая таможня. Я отлично помню того начальника. Он никак не похож на вас.
Начальник таможни. Прошлую ночь, к примеру, я провел с совсем другой женщиной, чем в позапрошлую. Извините за интимные подробности. Все, дорогой мой, течет, все меняется, . — сказал однажды один великий человек, чье славное имя я за служебной занятостью сейчас не припомню.
Капитан кивнул матросу, принесшему на под— носе два бокала с вином, взял один и торжественно вручил начальнику таможни.
Капитан (с подозрением). Вы — левша? А тот начальник, я точно помню, держал бокал правой рукой.
Начальник таможни (с обезоруживающей улыбкой). Вы верно заметили. Я пью левой рукой, потому что правой я стреляю.
Капитан (демонстрируя гостю свой кулачище). К вашему сведению, я лично бью только дважды. Первый раз по голове, второй раз по гвоздю, загоняя его в крышку фоба.
Начальник таможни. Что ж, отлично. Обмен официальными любезностями я полагаю завершенным. А посему, с Божьей помощью, приступим к делу.
Он меланхолично вынул из нагрудного кармана носовой платок, расправил его, встряхнув, и поднес к своему аристократическому, с горбинкой, носу, при этом издав носом звук, по силе не уступившей сирене с соседнего парохода, и голосом, привычным отдавать команды, обратился к своим подчиненным.
Начальник таможни. Команду на берег не отпускать! Приступаем к досмотру груза и конфискации контрабанды!
Служащие таможни тяжело затопали к трюмам.
На палубе остался лишь начальник таможни, жандарм с граммофоном и команда «Галифакса» во главе со своим, спустившим пар, капитаном. Жандарм аккуратно поставил на граммофон черный диск пластинки, завертел рукояткой до упора, опустил на диск мембрану с иглой, и тогда из сияющей трубы захрипел Российский императорский гимн «Боже, царя храни». Жандарм разогнул свое тучное тело и почтительно взял под козырек.
Британские матросы во главе с капитаном вытянулись в линейку и замерли, выпятив крутые груди.
Начальник таможни поднес два пальца к околышу фуражки. Цудечкес, укрывшись за спиной капитана, приподнялся на цыпочках и, закатывая глаза, нашептывает ему на ухо.
Начальник таможни. Меня хватит кондрашка! Мое сердце вот-вот разорвется на куски! Ума не приложу, как исправить положение! Вчера я заплатил Александру Ивановичу. Честь по чести! А сегодня, вернее всего, его уволили! Бедный Александр Иванович!
7. Экстерьер.
Контора таможни.
(День)
Под гербом Российской империи с двуглавым орлом вывеска:
ТАМОЖЕННАЯ СЛУЖБА ОДЕССКОГО ПОРТА
Кружевные занавески колышутся в распахнутых окнах с горшочками цветущей герани на подоконниках. Откуда-то изнутри доносятся переборы гитары.
8. Интерьер.
Внутренний дворик таможни.
(День)
Во дворике, благоухающем яркими розами на клумбах, Сонька Золотая ручка под звон гитары очаровывает начальника таможни.
Он сидит в расстегнутом мундире с салфеткой на шее у самовара и сладостно потягивает чай с блюдечка, томно прикрыв глаза под звуки цыганского романса. Белая собачка Соньки, встав на задние лапки, танцует для начальника таможни. Иногда в романс врываются гудки пароходов.
Молодой чиновник прошел между клумбами, смерив Соньку неодобрительным взглядом, и почтительно склонился к лысине начальника, совершенно расплывшемся в истоме.
Чиновник. Время отправляться на британский пароход «Галифакс».
Приоткрыв глаза, начальник недовольно взглянул на своего подчиненного и слабым от неги голосом простонал.
Начальник. У нас достаточно времени, дорогой мой. Боже! Как она поет! Я изнемогаю! Ах, уж эти цыганки! Садитесь, мой дорогой. Вместе насладимся. Такое не каждый день услышишь.
9. Экстерьер.
Причал. У борта «Галифакса».
(День)
Хриплые граммофонные звуки Российского гимна все еще доносятся с верхней палубы «Галифакса».
Конные площадки вытянулись вдоль ржавого борта английского парохода, и биндюжники, под строгим наблюдением таких же дюжих служителей таможни, спешат вверх и вниз по сходням, таская на плечах и складывая штабелями на конные площадки ящики и мешки с конфискованной контрабандой.
С замирающим подвывом гимн «Боже, царя храни» пришел к концу на хриплом граммофоне.
И как только он умолк, британские матросы, до того замершие по стойке «смирно», ожили, зашевелились, а капитан, которого чуть не хватил удар при виде биндюжников, опорожняющих трюмы «Галифакса», опустил руку, отдававшую честь русскому гимну, и, разъяренный, ринулся было к начальнику таможни, меланхолично глядевшему мимо него в морские дали.
И как раз в этот момент граммофон снова захрипел. На сей раз британский гимн «Правь, Британия, морями». Матросы снова замерли в строю. Английский капитан поспешно отступил к ним, и его рука отчаянным жестом взяла под козырек.
Разгрузка трюмов «Галифакса» биндюжниками продолжалась с новой силой.
Цудечкес, как человек штатский, не соблюдая этикета, проковылял по палубе к начальнику таможни и фамильярно взял его за локоть.
Начальник таможни. Король! Я приношу свои поздравления. Полный успех! Вся Одесса умрет от зависти! И антр ну, но между нами, этот мундир смотрится на вас намного лучше, чем на начальнике таможни Александре Ивановиче.
10. Экстерьер.
Роскошнейшая улица в центре Одессы.
(Вечер)
Самый модный магазин сияет зеркальными окнами витрин с рекламой «Последний крик парижской моды».
Манекены с безжизненными улыбками на алых губах застыли в самых невероятно элегантных позах за зеркальным стеклом: господа с закрученными вверх усами, с завитыми кудрявыми бакенбардами в вечерних костюмах и в черных шелковых цилиндрах, другие — в клетчатых спортивных, третьи — в чрезвычайно смелых одеждах парижских денди… и дамы, дамы, дамы… черные и белые кружева, шелка, мадаполам, шикарные бюсты и не менее роскошные зады. И каждая кокетливо держит в отставленной ручке яркий многоцветный зонтик или лорнет.
Золото, серебро, хрусталь. Концентрация богатства и роскоши, с которыми может соперничать только нарядная публика, прогуливающаяся вдоль витрин по самой богатой улице Одессы и разодетая не хуже манекенов за зеркальным стеклом, словно их отражение.
Рыжие полицейские, как каменные статуи, ревностно и грозно оберегают мир и покой этой улицы шикарных витрин, чтоб, упаси Бог, никто чужой не сунулся с кувшинным рылом в калашный ряд.
Внезапно смятение охватило гуляющую публику, дамы брезгливо наморщили свои носики, возмутились вслух исключительно на французском языке, мужчины уронили монокли. Полицейские дружно грянули в свистки.
Странная процессия появилась у зеркальных витрин с рекламой «Последний писк парижской моды», как ветром сметая прогуливающуюся благородную публику с тротуара: толпа уродливых старых оборванцев — — городских нищих обоего полу. Процессию обитателей городской богадельни возглавлял старый Арье-Лейб. Живописные обноски не покрывают все его нечистое тело. За ним ковыляет Доба-Лея, старуха с мужскими усами на дряблом, в морщинах, лице, толкая перед собой на тачке парализованного Шимон-Волфа с раздутой головой, на макушке которой каким-то чудом держится бархатная ермолка. Сзади нее прыгает на костылях базарный попрошайка Меер, волоча скрученные конвульсией нечистые босые ноги. Устрашающее сборище всех возможных уродств и болезней — эпилептиков, безруких, слепых — нагнало ужас на всю улицу. Полицейские в своих белых мундирах брезгливо и зловеще сжимают круг оцепления. И кто знает, чем бы это кончилось, если бы перед полицейским приставом неизвестно откуда не возник Цудечкес и вежливо приподнял свою соломенную шляпу-канотье.
Начальник таможни. Прошу прощения, господин пристав. Антр ну, но между нами. Эти несчастные создания — из богадельни имени Изабеллы Кауфман. Заезжий негоциант из Коста-Рики, посетив на днях богадельню с благотворительной целью, даровал известную сумму денег, чтобы этих несчастных приодеть с ног до головы, как подобает подданным Российской империи.
Еще слушая это, пристав взмахнул рукой в белой перчатке, приказывая своим подчиненным остановиться.
Один за другим, вереница нищих, следуя за Арье-Лейбом, исчезала за зеркальными створками дверей фешенебельного магазина мод, испуганно проскакивая между двумя каменными львами у входа, оскалившими на них свои страшные пасти.
11. Интерьер.
Помещение магазина.
(Вечер)
На хрустальных люстрах и бра вспыхнул электрический свет, озарив роскошное убранство магазина, красавцев-манекенов в невиданных одеяниях, и среди них, как язвы на здоровом цветущем теле, жалкие и грязные фигуры нищих, как вши расползшихся по этой выставке богатства и роскоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10