Сам с ним буду.
Он опять ушел в операционную.
Днем на работе Галя рассказывала о мужниных доблестях. Все охали, ахали, расспрашивали и не очень верили. А может, и верили.
— И ты там всю ночь была?
— Ушла в семь купить им что-нибудь поесть.
— А чего ж вы оставались, когда все сделано?
— А он не уходит. Я ему тоже говорила. Все расписала, что, как, и когда, и почему, и зачем лить. А он не уходит. Он как нависнет над больным своим телом громадным… И они у него выздоравливают, по-моему, не от лекарства, а от тела, его тела, от тепла его тела.
— А знаешь! Может, он и прав.
— Так ведь выздоравливают не только у него. Мне-то каково!
— Такую операцию сделать! Ох и везет вам, Галочка. А что, им есть не дают, что ли? Зачем им покупать ходили?
— Закона-то нет кормить дежурных, да чтоб как надо кормить. Поэтому где кормят, а где и нет.
— Одно дело дежурные, а другое дело — энтузиаст и патриот остался.
— Какое это имеет отношение к финансовым порядкам и к финансовой дисциплине? Надо позвонить ему.
— Женя! Ну как? Ну ладно. Иди домой. Ну там же дом все-таки — сын, собака. А вечером опять приедешь. Ну ладно. Еда есть в холодильнике. Подогрей только.
Галя повесила трубку, подошла к зеркалу, поправила прическу.
— Не подогреет ведь, будет есть холодное, я его знаю.
ЗАПИСЬ ТРЕТЬЯ
Восемь часов утра.
В большом кабинете главного врача по стенкам на стульях и креслах сидят дежурные, заведующие отделениями, заместители главного врача. Эта административная Пятиминутка должна закончиться к половине девятого, когда приходят все врачи и начинаются пятиминутки в отделениях.
Марина Васильевна. Давайте ваша сводки.
Дежурные сдают сводки движения больных. Главный врач подсчитывает, сверяет цифры с данными кухни и затем подписывает ведомость на питание больных.
Марина Васильевна. Так. Начинаем. Терапия.
Дежурный терапевт рассказывает, сколько больных было, сколько выписалось, сколько поступило, сколько состоит сейчас, кто тяжелый и были или нет нарушения труддисциплины.
Дежурный хирург рассказывает по такой же схеме и, кроме того, какие были операции за сутки и каково состояние послеоперационных больных.
Марина Васильевна. Сегодня к нам много всяких указаний поступило, и нам надо много сделать всего, много решить. Во-первых, вновь создан Освод, нам надо…
Мишкин. Что это — Освод?
Марина Васильевна. Общество спасения на водах. Когда-то это уже было, потом ликвидировали, теперь опять есть решение создать его. Значит, нам надо создать его, то есть выбрать уполномоченного в это общество и собрать взносы у всех в больнице. Какие будут предложения? Кого мы задействуем в уполномоченные общества?
Зам по административно-хозяйственной части, как говорится, в дальнейшем именуемый Зам по АХЧ, вносит рацпредложение:
— Это мы после решим, а сейчас надо взносы собирать.
Марина Васильевна. Это мы в день зарплаты соберем. Посадим человека у кассы — сразу и отберет у всех. Еще нам надо подписаться на журнал «За рулем», — она засмеялась, и все засмеялись. — Ну ладно смеяться-то, подписываться все равно надо — разнарядка.
Дежурный хирург. У нас опять была катастрофа с бельем. Белья не хватило. Пришлось девочкам после операций заниматься автоклавированием.
Марина Васильевна. Евгений Львович! Почему вы не можете организовать эту службу в отделении на спецуровне? Кто виноват?
Мишкин. Да что вы как с луны свалились! Кто виноват! У нас больные при прохождении стацлечения по линии обслуживания бельем не на спецуровне не в результате нарушений труддисциплины, а в результате рацпредложений и централизации, если угодно, Марина Васильевна. Кто виноват! Вот именно! Сначала объединили лабораторию в районную, потом бухгалтерия стала районная. Теперь прачечная централизованная районная берет и дает белье раз в неделю. Будто не знаете.
Марина Васильевна. Это ерунда, несмотря на всю вашу иронию. Значит, надо на складе взять больше белья. Чтобы был запас. Что у нас, белья нет?!
Мишкин. Легкое дело взять! Значит, на старшую сестру еще больше материальной ответственности за матценности ляжет. Ей что, больше делать нечего? Да и вообще — неделя. Понимаете, наше белье лежит неделю, ждет очереди в прачечную. Оно ж гниет — в гною, в крови, в кале, — уж не знаю, как это все назвать на птичьем сокращенном языке.
Марина Васильевна. А нельзя с ними договориться, чтобы чаще меняли?
Зам по АХЧ. Централизованная прачечная не может чаще, учреждений очень много у нее.
Мишкин. Когда была наша больничная прачечная — проблем этих не было. А сейчас даже помещение бывшей прачечной пропадает, пустует. И все ради этих идолов — централизации да экономии. Надо ж знать, где можно! Было белье — кому это мешало?! Улучшается все не от экономии, а от прибылей. Вы на медицине не экономьте.
Марина Васильевна. Ну ладно шуметь. Тут же мы сами не можем ничего изменить, — значит, надо делать то, что мы можем. Думать надо, как помочь делу. Вас мы, Евгений Львович, обяжем взять достаточное количество белья на складе, и чтоб перебоев не было. Вот так. Ты уж, Жень, совсем распустился.
Мишкин. Я?! Вы вот мне скажите, что делать мне с послеоперационной палатой. Ведь нехорошо получается. Я туда должен дать лучших сестер — надежнее. Так?
Марина Васильевна. Естественно.
Мишкин. В этой палате не присядешь иногда и за целые сутки. А на постах они ночью семьдесят процентов времени сидят за столом, а то и спят.
Марина Васильевна. Так что они хотят?
Мишкин. Хотят, чтоб по очереди все были в этой палате. А я не могу любого в эту палату поставить. И так самому приходится торчать там все свободное время.
Марина Васильевна. Вот и неправильно, что сами там торчите. Это вы плохой организатор.
Мишкин. Конечно, плохой. Но что делать! Жизнь-то послеоперационных дороже моих организаторских способностей. Мне бы хоть хирургом стать, а тут еще организатором надо быть.
Марина Васильевна. Воспитывать надо персонал. Должны понимать необходимость.
Мишкин. Ну ладно, ладно! Хватит подменивать обучение и нормальные условия мифическим воспитанием. Они правильно говорят: «Чем становишься лучше, тем тяжелее тебе работа, а деньги те же. Лучше мы будем посредственными сестрами на легкой работе и с теми же деньгами». Правильно же говорят.
Марина Васильевна. Если заведующий так думает, о каком же воспитании может идти речь!
Мишкин. Опять воспитание! Дайте сестрам в этой палате хотя бы четверть ставки лишние — всего-то двадцать рублей. Ну, десятую часть — должен быть материальный стимул.
Марина Васильевна. Надо учиться морально стимулировать, Мишкин. Ох и надоел ты мне! Есть благодарности, грамоты, Доска почета, стенная газета, наконец!
Мишкин. Нет. За работу надо просто платить. У-пла-тить! Чем больше наград, тем меньше потребность руководствоваться банальными внутренними нравственными устоями. Не для награды, а по велению нравственного долга. А за нормальную работу — нормальную оплату. Это же медицина. Там награда — а здесь-то жизнь.
Татьяна Васильевна. Вы же, Евгений Львович, никогда не обращались к нам в местком. Мы бы включились, помогли.
Мишкин. А что вы можете? Вы можете им денег прибавить?
Татьяна Васильевна. Прибавьте им смену. Пусть будет чуть больше часов — тогда можно оплатить.
Мишкин. Больше суток?
Татьяна Васильевна. Нет, это охрана труда не позволит.
Мишкин. Приписать, может, часы?
Татьяна Васильевна. Что вы говорите. Обманывать нельзя.
Мишкин. Если бы нам разрешили в ведомости проставлять больше действительно проработанных часов…
Марина Васильевна. Ну ладно городить, Жень. Понимаешь, что городишь?
Мишкин. Вот увидите, у меня в конце концов катастрофа будет с сестрами в послеоперационной палате. Ну хорошо, если уж пошел такой разговор: а почему мне нельзя дежурным ставить больше чем на две ставки в месяц?
Марина Васильевна. Не могу разрешить. Охрана труда не позволит. Профсоюзы на страже интересов и здоровья трудящихся.
Мишкин. Но у меня некому дежурить. Врачей нет. Они все равно дежурят, а вы вычеркиваете проработанные часы. Какая ж тут защита здоровья! У меня хирург с анестезиологом трое суток почти не отходили от Крылова. Хотели им оплатить как-то — опять профсоюз не разрешает. Крылова-то выходили. Какого больного!
Марина Васильевна. Ну что ты, Мишкин, гоношишься, как ты говоришь? Что можем, то делаем, а выше существующих инструкций не прыгнешь. Нельзя. Я не хочу рисковать. Читал в газете фельетон «Волшебница»? Главный врач вот так делала: давала людям заработать, писала фиктивные часы, чтоб оплатить вот такие трехсуточные отсидки. Строителям там тоже чего-то дописывала. Работа шла хорошо. В твоем понимании, обычные вещи делала, что ты просишь. Там она из дежурств обеденные часы не вычитывала…
Мишкин. Какие ж перерывы на дежурстве. Что-нибудь сожрем на ходу, что из дому принесем. Вы ж и еды дежурным не даете.
Марина Васильевна. Вот-вот, а надо вычитывать обеденные часы.
Мишкин. А вы вычитываете?
Марина Васильевна. Из каждого дежурства, по полчаса в середине и в конце.
Мишкин смеется.
Марина Васильевна. Ладно зубоскалить. Так этого главного врача судили. Правда, она и себе приписывала за время работы на строительстве. Она с ними все время работала. По вечерам, что ли. Строители были довольны — говорят, здорово она помогла им, вернее, больнице. Так профсоюзы предъявили свой счет по поводу несоблюдения в больнице на дежурствах обеденных перерывов. Много чего там написано из твоих, так сказать, предложений.
Татьяна Васильевна. И чем кончилось?
Марина Васильевна. Чем! Получила год условно, с запрещением в течение какого-то времени работать администратором. Почитай, Мишкин, почитай. У меня газета есть. Может, поумнеешь. Ну, и хватит об этом. Что можно сделать — делаем, а что нельзя… Сколько времени мы из-за тебя сегодня потеряли. А у нас еще дело есть. Пришел приказ из горздрава. Нам надо включаться в работу. Прочтите приказ, Семен Аркадьевич.
Семен Аркадьевич (зам по АХЧ вынимает бумагу, надевает очки). Нам этот приказ велено проработать и начать выполнять: «Приказ по Горздравотделу „О проведении месячника по завершению подготовки к зиме лечебно-профилактических учреждений“. В целях завершения подготовки зданий и сооружений к зиме ПРИКАЗЫВАЮ: заведующим райздравами, главврачам лечпрофучреждений, руководителям хозорганизаций совместно с партийными, профсоюзными и комсомольскими организациями: а) провести в период общегородского месячника субботники и воскресники в лечпрофучреждениях; б) провести массово-разъяснительную и оргработу в коллективах работников здравоохранения по привлечению к активному участию в общегородском месячнике; в) разработать и утвердить конкретные оргмероприятия по завершению подготовки лечучреждений к зиме, сосредоточив основное внимание на следующих вопросах: устранение недостатков в системе отопления, котельных, центральных тепловых пунктах водопровода, теплотрассе; ремонт крыш, водосточных труб, подъездов, остекление и оклейка оконных переплетов, утепление лестничных клеток, проверка работы вентиляционных систем, состояние средств пожаротушения, исправность водопровода, электрическо-лифтового хозяйства, электрооборудования, проверка работ очистительных сооружений, проведение работ по очистке подвальных и чердачных помещений от мусора и неустановленного оборудования, по благоустройству территории, ликвидации мест разрытий и разработки строений, подлежащих сносу, озеленению скверов, садов и парковых зон; г) создать для организации и руководства проведения месячника постоянные штабы в количестве 3—5 человек. Обязать штабы обеспечить ежедневный учет выполненных работ, составление отчетов за неделю и представление этих отчетов в Горздравотдел». Ну и дальше подписи.
Марина Васильевна. Ясно? Все должны у себя в отделениях этим заняться.
Татьяна Васильевна. Да и местком в это включится. Мы выделим в штаб своего человека.
Мишкин. Как говорили древние индийцы: «Лучше не делай своего дела, чем делать чужие». Я пошел работать. У нас тяжелый кризис времени.
Марина Васильевна. Все пойдут работать, а ты останься на минутку, у меня дело к тебе.
Все ушли. Мишкин уселся в кресло поудобнее.
— Ругать будете?
— Да что тебя ругать. Я привыкла. Но я хочу тебя предупредить, что ты сходишь с катушек и я тебя защитить не смогу. Еще когда помоложе была, может, и смогла бы защитить. А эта месткомовская дива все твои взбрыки, всхлипы и разговоры по району ходит и так разносит, что предстаешь ты перед людьми совсем в другом свете. Ты как несносный ребенок. И меня подводишь. Если что можно сделать для твоих сестер и врачей, давай сядем подумаем вдвоем. Нет, тебе надо на трибуну влезть и устроить митинг. Ну что я могу тебе при всех сказать! А сейчас начни подготовку к субботнику. И я без тебя знаю, что хирургам не место ни на картошке, ни на другой подобной работе. Но надо, — значит, будем.
В дверь ворвалась анестезиологическая сестра.
— Ты не видишь, что мы заняты? Куда ж ты идешь?
— Извините, Марина Васильевна, я к Евгению Львовичу.
— Так сказать, товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану. Ну, валяй обращайся. Поговорить не дают.
— Евгений Львович, кислорода нет. Не можем к наркозу готовить.
— Ну, вот видите. Где наш Семен Аркадьевич! Хоть бы это он сделал до утепленческого месячника.
— Это дело не его. Он просто за этим следит.
— Кроме службы слежения должна быть служба кислородоношения. Средства пожаротушения — его дело?! Каждое утро я таскаю баллоны с кислородом, подключаю их. Хорошо, что я не индиец и могу спокойно делать чужое дело, в отличие от индийца Семена. А если б заведующий отделением был у вас баба…
— У меня нет, не может такого быть, — Марина Васильевна радостно засмеялась.
— А мне не смешно. Ну, скажем, если б я был бы, как Пушкин, ста пятидесяти четырех сантиметров от уровня моря?
— Это тоже исключено. Что не Пушкин — то не Пушкин. Иди, Мишкин, не греши, подключай свои кислороды. Когда я от тебя избавлюсь?
1 2 3 4 5 6