Была достигнута полная внезапность нападения, и советские войска в приграничных районах оказались захваченными врасплох неожиданным ночным ударом врага. Германская авиация сумела в первые же часы войны уничтожить на аэродромах и в парках большую часть наших самолётов и танков. Поэтому господство в воздухе осталось за противником. Немецкие бомбардировщики непрерывно висели над отступающими колоннами наших войск, бомбили склады боеприпасов и горючего, наносили удары по городам и железнодорожным узлам, а быстрые «мессершмитты» носились над полевыми дорогами, преследуя даже небольшие группы бойцов, а то гоняясь и за одиночными пешеходами, бредущими на восток.
На первый взгляд всё шло по плану, разработанному в гитлеровской ставке. Точно, как было предусмотрено, танки Гудериана и Гота 27 июня встретились под Минском; фашисты овладели столицей Белоруссии и отрезали часть наших войск. Через три недели после этого, 16 июля, передовые отряды германской армии вступили в Смоленск. Здесь и там отступающие с тяжёлыми боями советские войска попадали в окружения, несли большие потери, и фронт откатывался все дальше на восток. Берлинская печать уже трубила победу, твердя, что Красная Армия уничтожена и в самое ближайшее время немецкие дивизии вступят в Москву.
Но в эти же самые дни войны проявилось нечто вовсе не предусмотренное планами гитлеровского командования. Итоги первых боев и сражений, несмотря на успехи фашистских войск, невольно заставляли задумываться наиболее дальновидных германских генералов и офицеров. Война на Востоке оказалась совсем непохожей на войну на Западе. Противник здесь был иным, и его поведение опрокидывало все привычные представления немецких военачальников и их солдат.
Это началось от самой границы. Застигнутые врасплох, потерявшие большую часть своей техники, столкнувшиеся с необычайно сильным, численно превосходящим противником, советские войска тем не менее сопротивлялись с удивительным упорством, и каждая, даже небольшая победа над ними добывалась чересчур дорогой ценой. Отрезанные от своей армии, окружённые советские части, которые по всем законам немецкой военной науки должны были бы немедленно сложить оружие и сдаться в плен, продолжали драться отчаянно и яростно. Даже рассеянные, расчленённые на мелкие группы, очутившиеся в глубоком тылу наступающего противника и, казалось, неминуемо обречённые на уничтожение, советские бойцы и командиры, не выпуская из рук оружия, пробирались глухими лесами и болотами на восток, дерзко нападали по дороге на обозы и небольшие колонны противника, с боем прорывались через линию фронта и присоединялись к своим. Другие, оставаясь в тылу врага, создавали вооружённые отряды и начинали ожесточённую партизанскую борьбу, в которую постепенно все больше втягивались жители оккупированных гитлеровскими войсками советских областей.
Это странное и необъяснимое упорство советских людей поражало и тревожило многих немецких полководцев. Во всех прежних походах на Западе, против кого бы ни сражались германские войска — будь то поляки или французы, англичане или греки, — они имели перед собой привычную линию фронта. По ту сторону этой линии был расстроенный, дезорганизованный отступлением противник, силы которого все больше слабели и которого лишь предстояло добить. Но все, что было позади, являлось уже прочно завоёванной, покорённой землёй.
Тут, в России, всё было не так. Правда, по ту сторону линии фронта тоже были отступающие, терпящие поражение войска. Но вопреки тому, что обычно случалось во всех кампаниях на Западе, сила сопротивления этих войск не уменьшалась, а возрастала по мере отступления в глубь страны, несмотря на все тяжёлые военные неудачи, которые выпали на их долю.
На фронте с каждым днём крепло сопротивление Красной Армии. Вслед за упорными арьергардными боями в западных областях Белоруссии и на Березине противнику пришлось испытать первые сильные контрудары наших войск в долгой кровопролитной битве под Смоленском. Рядом с донесениями об одержанных победах, о захвате больших пространств советской земли, о быстром продвижении в глубь России на штабные столы как грозное и зловещее предвестие будущего ложились перед германскими генералами отчёты и сводки с цифрами огромных потерь, понесённых их войсками в этих первых боях, потерь, отнюдь не предусмотренных планами фашистского командования.
Но и то пространство, которое лежало уже позади линии фронта, враг не мог считать ни завоёванным, ни покорённым. Это пространство смело можно было тоже назвать полем сражения, ибо здесь повсюду шла вооружённая борьба, то явная, то скрытая, но всегда необычайно ожесточённая и упорная. Дрались советские части, пробивающиеся из окружения, дрались сотни и тысячи мелких групп, пробирающихся к фронту по тылам врага. И уже поднималось грозной и неистребимой силой в густых лесах и непроходимых болотах Белоруссии губительное для захватчиков всенародное партизанское движение, руководимое подпольными организациями Коммунистической партии. Фронт фактически был повсюду, куда ступила нога оккупанта, он простирался на сотни километров в глубину от линии передовых отрядов немецко-фашистских войск до самой границы СССР.
И всё же положение было необычайно тяжёлым, смертельно опасным для нашей страны, для нашего народа. Потери фашистов, как бы велики они ни были, пока что не успели заметно ослабить размаха немецкого наступления. Враг ещё обладал большим численным и техническим перевесом, он бешено рвался вперёд. Первые крупные победы поднимали боевой дух гитлеровских солдат и офицеров, в руках германского командования были большие резервы, пополнявшие потери на фронтах, а в тылу на армию Гитлера работала вся промышленность Западной Европы, в достатке снабжая наступающие дивизии танками и самолётами, оружием и боеприпасами.
Ведя тяжкую борьбу, советские войска под ударами врага отступали все дальше к востоку. Земли Белоруссии, Украины, Прибалтики были захвачены врагом. В руки гитлеровцев попали огромные богатства, созданные народом в течение многих лет. Миллионы наших людей оказались под страшной властью фашистов. И все ближе за спиной отступающих вставала Москва — сердце родной страны.
Гнетущее, тяжёлое чувство охватывало воинов, отходивших с оружием в руках на восток. Каждый шаг назад болью отдавался в сердце; проходя через города и деревни, нестерпимо стыдно было глядеть в глаза женщин и детей, с немым вопросом, с надеждой и мольбою смотревших на своих защитников. С каждым шагом назад всё сильнее давило душу свинцовое ощущение неотвратимой и грозной беды, нависшей над Родиной и народом, над родными и близкими людьми. С каждым метром отданной врагу земли все горячей вскипала в сердце ненависть к захватчикам. И все эти чувства — горечь и боль, стыд и раскаяние, ненависть и тревога, — как в огненной печи, медленно и постепенно переплавлялись в душе человека, образуя новый сплав особой твёрдости — каменное упорство в бою, стальную решимость стоять насмерть и любой ценой остановить врага. Так на горьких путях неудач и поражений возникала в людских сердцах великая, непреклонная воля к победе.
Именно в эти чёрные, полные горечи дни отступления в наших войсках родилась легенда о Брестской крепости. Трудно сказать, где появилась она впервые, но, передаваемая из уст в уста, она вскоре прошла по всему тысячекилометровому фронту от Балтики до причерноморских степей.
Это была волнующая легенда. Рассказывали, что за сотни километров от фронта, в глубоком тылу врага, около города Бреста, в стенах старой русской крепости, стоящей на самой границе СССР, уже в течение многих дней и недель героически сражаются с врагом наши войска. Говорили, что противник, окружив крепость плотным кольцом, яростно штурмует её, но при этом несёт огромные потери, что ни бомбы, ни снаряды не могут сломить упорства крепостного гарнизона и что советские воины, обороняющиеся там, дали клятву умереть, но не покориться врагу и отвечают огнём на все предложения гитлеровцев о капитуляции.
Неизвестно, как возникла эта легенда. То ли принесли её с собой группы наших бойцов и командиров, пробиравшиеся из района Бреста по тылам немцев и потом пробившиеся через фронт. То ли рассказал об этом кто-нибудь из фашистов, захваченных в плен. Говорят, лётчики нашей бомбардировочной авиации подтверждали, что Брестская крепость сражается. Отправляясь по ночам бомбить тыловые военные объекты противника, находившиеся на польской территории, и пролетая около Бреста, они видели внизу вспышки снарядных разрывов, дрожащий огонь стреляющих пулемётов и текучие струйки трассирующих пуль.
Однако все это были лишь рассказы и слухи. Действительно ли сражаются там наши войска и что это за войска, проверить было невозможно: радиосвязь с крепостным гарнизоном отсутствовала. И легенда о Брестской крепости в то время оставалась только легендой. Но, полная волнующей героики, эта легенда была очень нужна людям. В те тяжкие, суровые дни отступления она глубоко проникала в сердца воинов, воодушевляла их, рождала в них бодрость и веру в победу. И у многих, слышавших тогда этот рассказ, как укор собственной совести, возникал вопрос: «А мы? Разве мы не можем драться так же, как они там, в крепости? Почему мы отступаем?»
Бывало, что в ответ на такой вопрос, словно виновато подыскивая для самого себя оправдание, кто-то из старых солдат говорил: «Всё-таки крепость! В крепости обороняться сподручнее. Стены, укрепления, пушек, наверно, много. Вот и дерутся так долго».
Крепость! Это слово, казалось, говорило само за себя, как бы объясняя долгую борьбу легендарного гарнизона. И лишь немногие из тех, что воевали на фронте, знали, какова была эта Брестская крепость, и могли бы рассказать о ней товарищам.
Что же за крепость стояла там, на границе, около Бреста? В самом ли деле так неприступны были её укрепления, в самом ли деле так грозны были её пушки?
СТАРАЯ КРЕПОСТЬ
Ещё в далёкие, древние времена в том месте, где в Западный Буг впадает один из его притоков — небольшая речка Мухавец, на пологих холмах, покрытых густыми зарослями береста, возникло славянское поселение под названием Берестье. Впоследствии это поселение превратилось в довольно значительный и укреплённый город, который, оказавшись сначала под властью Литвы, а потом — Польши, стал называться Брестом или Брест-Литовском.
Город-крепость — постоянный объект борьбы между тремя сильными государствами — русским, польским и литовским, на стыке которых он находился, — такова историческая судьба Бреста на протяжении столетий. За это время не раз появлялись под его стенами войска чужеземных завоевателей, не однажды город подвергался грабежу и разрушениям, а его жители почти поголовному истреблению.
В самом конце XVIII века эти земли снова вошли в состав России. После Отечественной войны 1812 года царское правительство решило превратить Брест в один из главных опорных пунктов русской армии в западных областях страны. Так сто с лишним лет назад у слияния Мухавца с Бугом возникла нынешняя Брестская крепость.
Русские военные инженеры, умело используя преимущества местности, создали здесь укрепления, которые были действительно неприступными по тем временам. Массивный земляной вал десятиметровой высоты оградил со всех сторон крепостную территорию, протянувшись в длину на шесть с половиной километров. В толще этого вала были устроены многочисленные казематы и складские помещения, которые могли вместить запасы, необходимые для целой армии. Там, где земляной вал не пролегал по берегу реки, у подножия его были прорыты широкие рвы, заполненные водой из Буга и Мухавца. Эти рвы в сочетании с естественными рукавами рек образовывали как бы четыре острова — четыре укрепления, составляющие вместе Брестскую крепость.
Мухавец, который здесь течёт прямо на запад, незадолго до впадения в Буг разделяется на два рукава. Омываемый с севера и юга этими двумя протоками, а с юго-запада самим Бугом, в центре крепостной территории лежит небольшой возвышенный островок. Этот остров и стал цитаделью — центральным ядром Брестской крепости.
В отличие от трех других частей крепости он не был обнесён земляным валом. Зато по всей его внешней окружности тянулось одно непрерывное двухэтажное строение из темно-красного кирпича — здание крепостных казарм, образующее сплошное кольцо, или, как тогда говорили, «рондо».
Пятьсот казематов казарменного здания могли вместить гарнизон численностью в двенадцать тысяч человек со всеми запасами, нужными для жизни и боя этих войск на длительное время. Кроме того, под казармами находились обширные подвалы, а ещё ниже подвалов, как бы во втором глубинном этаже, протянулась во все стороны сеть подземных ходов, которые не только соединяли между собой различные участки Брестской крепости, но уходили на несколько километров за пределы крепостной территории.
Толстые, полутораметровые стены казарм успешно могли противостоять снарядам любого калибра. Надёжно защищённые этими стенами, стрелки имели возможность почти безнаказанно обстреливать наступающего неприятеля через узкие прорези бойниц. Здесь и там на внешней стене казарм полукругом выдавались вперёд полубашни с такими же бойницами для флангового обстрела атакующего противника. Двое ворот — Тереспольские и Холмские — в южной части кольцевого здания и большие трехарочные ворота в северной его части глубокими туннелями соединяли внутренний двор казарм с мостами, ведущими к трём другим укреплённым секторам крепости.
Эти три укрепления прикрывали со всех сторон центральную часть — цитадель. Два из них, так называемые Западный и Южный острова, защищали её с юга. Самое же обширное укрепление, занимавшее почти половину всей крепостной площади, ограждало Центральный остров с севера, охватывая его словно большой подковой, концы которой упирались в Буг и Мухавец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10