И я принял решение: при прорыве поднимать дивизию в воздух, а пустить ее в бой на второй день.
Летчики расценили это как отстранение их от участия в крупнейшей операции. Я побывал у них и объяснил, почему принял такое решение. Но они не успокоились, все рвались в бой.
На следующее утро ко мне зашел начальник политотдела армии полковник В. И. Вихров — серьезный и вдумчивый офицер. Мне нравились и его работоспособность, и умение увлечь людей. Партполитработу он строил, исходя из боевых задач, смело поддерживал новое. Вообще наш политотдел был крепко сколочен, укомплектован знающими дело инструкторами и хорошо выполнял свои задачи.
Так вот, пришел ко мне начальник политотдела и предложил:
— Товарищ командующий, нужно все-таки трехсотую дивизию пустить в дело в первый день. Я посоветовал:
— Лучше проведите разъяснительную работу. Надо, чтобы летчики поняли, что боевой работы им хватит и во второй и в третий день сражения.
Дошло дело до Рокоссовского.
— Что ты там целую дивизию заморозил? — спросил он у меня. — Может быть, у тебя лишние войска завелись? Нам сейчас дорог каждый самолет.
Я доложил, что для обеспечения прорыва на паричском направлении у нас достаточно сил и без этого соединения. К тому же летный состав там необстрелянный. Люди могут потерять ориентировку. Константин Константинович поверил мне.
— Все совершенно правильно, — согласился он. — С доводами согласен. Но все же думаю: пусть и молодежь повоюет. Нужно только, чтобы новички получали посильные задачи.
Стало ясно, что на нас ложится дополнительная ответственность. И мы включили 300-ю дивизию в боевой расчет на первый день.
Итак, перед началом операции основные силы 16-й воздушной армии были сосредоточены на рогачевском направлении, где находился представитель ставки ВГК Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Здесь было сосредоточено 13 авиадивизий, насчитывающих 1259 самолетов. Этим «воздушным мечом» предстояло управлять мне.
На паричское направление с оперативной группой фронта прибыл К. К. Рокоссовский, а авиацией командовал мой заместитель генерал М. М. Косых. В эту группу входило 7 авиадивизий, имевших 726 боевых машин.
Громадная подготовительная работа, казалось бы, не оставляла никаких сомнений в том, что все предусмотрено, налажено, выверено, что летчики успешно выполнят свои задачи. И все же кроме естественного волнения, вызванного ожиданием грандиозного сражения, в котором возможны любые ситуации, беспокоило еще одно обстоятельство, которое могло внести в наши планы существенные коррективы. Погода! Уже целую неделю мы жили надежд ой, , что неблагоприятный долгосрочный прогноз окажется ошибочным.
22 июня с разведки боем войска 1-го Прибалтийского фронта начали операцию. А на другой день перешли в наступление его главные силы, а также войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов. По поступившим к нам сведениям, метеорологические условия в районах боевых действий наших соседей в целом не помешали осуществлению авиационной подготовки и поддержки. Это несколько успокаивало. Но 23 июня, в канун наступления войск 1-го Белорусского фронта, когда мы получили прогноз погоды на следующий день, настроение у нас снова упало: синоптики обещали метеоусловия, близкие к нелетным. Во всяком случае, значительное ухудшение погоды могло лишить войска авиационной поддержки. Перспектива, что и говорить, неутешительная.
Утром перед началом боевых действий во всех авиационных частях при развернутых боевых знаменах были зачитаны обращения Военного совета и командования 16-й воздушной армии. Затем выступили командиры авиаполков и эскадрилий, политработники. Призыв «Вперед на врага, за освобождение родной Белоруссии!» вызвал горячий отклик у всего личного состава На митингах летчики, штурманы, инженеры и техники дали торжественную клятву беспощадно громить фашистских захватчиков, не жалея сил и жизни, выполнить боевые задачи. После этого экипажи начали готовиться к вылету.
Маршал Г. К. Жуков приказал руководству оперативной группы выехать на командный пункт 3-й армии 23 июня в 22 часа с таким расчетом, чтобы прибыть туда к началу удара авиации дальнего действия, назначенному на 24 часа. Еще в дороге мы убедились, что погода значительно хуже, чем ожидалось. Однако наши воздушные разведчики пока видели землю и различали отдельные объекты обороны противника Это было особенно важно.
По пути мы заметили один из световых ориентиров, выложенных для экипажей АДД. А. А. Новиков предложил:
— Давай остановимся и посмотрим, как он действует.
До этого пункта экипажи шли по приборам. А когда обнаруживали светящийся знак, сразу связывались по радио с землей и получали команду идти за линию фронта. Я стоял и думал: вдруг по своим ударят? Кстати, всю войну меня страшили такие опасения.
Вскоре подъехал Г. К. Жуков и тоже посмотрел, как операторы переключают электроклапаны. Он одобрительно отозвался о работе расчета. А нам сказал:
— Поехали, нечего на иллюминацию смотреть.
Наблюдательный пункт генерала Горбатова располагался на опушке леса, в нескольких сотнях метрах от переднего края. Среди могучих сосен и лиственных деревьев стояли вышки для скрытного наблюдения за полем боя. Средства связи и управления находились в блиндажах, оборудованных в глубине леса.
Когда мы прибыли на КП, генерал Горбатов доложил маршалу Жукову обстановку и результаты наблюдения за противником. Генерал Скрйпко доложил, что части авиации дальнего действия уже в воздухе и нанесут удар точно в назначенное время. Ровно в 24.00 перед нашим передним краем рванула в воздух первая серия бомб крупного калибра. Пятисоткилограммовки производили такой грохот, что маршал Жуков приказал уточнить: не близковато ли от наших позиций они ложатся? А гул все усиливался и, кажется, ежесекундно приближался к нам. Росла наша тревога… Наконец генералы Горбатов и Скрйпко доложили, что, по наблюдениям с вышек, бомбы ложатся в расположении противника Об этом же доносят командиры стрелковых дивизий. От сердца немного отлегло, но ненадолго — очень уж непривычна для слуха массированная обработка переднего края противника тяжелыми авиабомбами, да и ночь темна — малейшая ошибка экипажа может нанести тяжелый урон плотной группировке наших войск, изготовившихся к удару.
Больше часа продолжалась авиационная подготовка, все уже буквально оглохли от неимоверного грохота А погода испортилась, пошел дождь, темень стала непроглядной. И вдруг наступила тишина Генерал Скрипко доложил: экипажи не видят ни сигналов опознавания, ни целей. Полки авиации дальнего действия с маршрута возвращались на свои базы. Об отсутствии видимости сообщали и экипажи фронтовых бомбардировщиков. Пришлось прекратить полеты.
Стало ясно, что авиация больше не сможет действовать. Маршал Жуков принял решение: начать в назначенное время артподготовку. На какой-то период воцарилась необыкновенная и все более гнетущая тишина Нет, всег таки приятнее слушать грохот бомб, чем следить за томительно медленным движением часовой стрелки, сознавая, что бессилен ускорить бег времени.
К рассвету облачность начала подниматься, видимость улучшилась, началась мощнейшая артподготовка Тысячи снарядов обрушились на вражеские позиции. Впереди, за передним краем, закипело, поднялось какое-то месиво из огня, дыма, пыли. Через час метеорным — дождем располосовали небо реактивные снаряды дивизионов «катюш». А противник молчал, не отвечал ни артиллерийским, ни минометным огнем. Что он задумал, почему затаился? Может быть, заранее вывел свои главные силы из-под удара и введет их в сражение в решающий момент? Чего только не передумаешь в такие минуты!..
Но вот артиллерийский вал покатился дальше, послышалось громкое «Ура!». Наши части ринулись в атаку. И туг заговорила вражеская артиллерия, в цепях атакующих стали густо ложиться мины. Наши орудия переносят огонь на артиллерийские позиции врага, но пехота уже прижата к земле, ее продвижение остановлено.
Постепенно погода несколько улучшилась, командиры дивизий штурмовиков и бомбардировщиков попросили разрешить им действовать мелкими группами. Я доложил маршалу Жукову. Ответ был коротким:
— Хорошо, организуйте.
Над полем боя появились группы наших штурмовиков, а затем и бомбардировщиков. Но поправить положение они не смогли. К полудню стало ясно, что атака захлебнулась, ее надо готовить сначала Незначительное продвижение вперед — вот и весь более чем скромный итог первого дня операции на рогачевском направлении. Несмотря на все усилия, дальше второй позиции обороны врага нашим войскам дойти не удалось. Да, оборону здесь противник укрепил основательно, видимо, учел опыт сражения под Курском. Умело он использовал и особенности местности, благоприятные для маскировки артиллерийских и минометных позиций, долговременных огневых точек и дзотов. Значительная часть из них обнаружила себя лишь с переходом наших войск в атаку.
В то же время поступили сообщения о том, что на паричском направлении армии генералов Батова и Лучинского, поддержанные авиацией, взломали вражескую оборону на тридцатикилометровом участке фронта и продвинулись на запад до 10 километров. А введенный в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус вышел в район Кнышевичей, что в 20 километрах от исходного рубежа.
За первый день операции авиаторы сделали 3191 самолето-вылет . И это несмотря на неблагоприятные в целом метеорологические условия Два массированных удара по обороне врага нанесли бомбардировщики, действовали и штурмовики. Все шло по плану, как вдруг… Сколько таких «вдруг" бывает на войне!
В самый разгар боя в первый день операции мне доложили, что наши штурмовики ударили по лесу, где находился… командующий фронтом. Он ехал с наблюдательного пункта, остановил машину в лесу и решил отдохнуть. Зашла шестерка штурмовиков и ударила Весь автомобиль изрешечен, а Рокоссовский невредим.
Когда сообщили эту весть, у меня мороз пошел по коже. На запрос: «Чьи штурмовики?» — пришло разъяснение: 300-й дивизии. Оказалось, экипажи, ведомые штурманом 382-го полка Вяземским, потеряли ориентировку… и все же решили сбросить бомбы Я дал команду немедленно отстранить все экипажи от полетов. Послали в дивизию группу офицеров для разбора происшествия.
Раздался телефонный звонок, и послышался голос Рокоссовского:
— Ты что там делаешь в трехсотой дивизии? Имей в виду: летчики пусть воюют. Накажи непосредственных виновников своей властью. Но жестокости проявлять не нужно.
Я уже говорил, что нет ничего страшнее на фронте, чем удар по своим. А тут произошло из ряда вон выходящее событие. Наши офицеры еще раз проверили готовность экипажей, и я разрешил им летать за линию фронта. Впоследствии дивизия хорошо проявила себя в боях, доблестно действовала до конца войны, участвовала в Берлинской операции.
Когда мы встретились с Рокоссовским, он спросил:
— Что предпринял?
— Все летчики, кроме провинившихся, продолжают боевую работу, — ответил я. — Результаты расследования представлены на ваше рассмотрение.
— Пусть воюют все, никого не наказывай, — подытожил разговор командующий фронтом.
Проанализировав итога первого дня, приняли новое решение. Ночникам усилить налеты на указанные цели в обороне противника. На утро запланировали массированные удары в полосах наступающих армий.
На рогачевском направлении атака была назначена на раннее утро. Однако и в этот раз решительного перелома добиться не удалось, несмотря на новые способы прорыва. Наши войска с трудом преодолевали исключительно ожесточенное сопротивление противника Наступление развивалось крайне медленно, и уже к 10 — 11 часам утра стало ясно, что дальнейшее использование здесь 9-го танкового корпуса нецелесообразно: в сложившейся обстановке подвижная группа успеха не добьется, понесет лишь большие потери. Видя это, генерал Горбатов попросил разрешения изменить направление удара и выполнить отработанный им ввод 9-го танкового корпуса севернее назначенного участка прорыва. Правда, там танкам предстояло с ходу форсировать реку Друть и двигаться по лесисто-болотистой местности. Зато оборона противника на том участке значительно слабее.
Маршал Жуков выслушал мнение командира 9-го танкового корпуса генерала Б. Бахарова и поддержал предложение Горбатова. Мое внимание он обратил на особую роль авиации в обеспечении прорыва и в поддержке боевых действий ударной группы. Дело в том, что на этом участке нашей артиллерии практически не было, и все должны были вершить бомбардировщики и штурмовики.
Быстро оценив обстановку, я решил выделить для поддержки танкистов три авиакорпуса: 3-й бомбардировочный генерала А. Каравацкого, 4-й штурмовой генерала Г. Байдукова и 6-й истребительный генерала И. Дзусова. Решение немедленно довели до командиров.
В назначенный срок по переднему краю противника и его последующим рубежам обрушили удары штурмовики и бомбардировщики. При непрерывной поддержке с воздуха танкисты прорвали вражескую оборону у реки Друть и устремились вперед, вслед за авиационным огневым валом.
Боевые порядки наших войск были надежно прикрыты истребителями. Летчики 6 иак с честью выполнили постав-ленную задачу, не допускали вражеские бомбардировщики к танковым частям.
В первый день операции наши штурмовики встретили организованное противодействие истребителей и наземных средств ПВО противника. Многие самолеты получали над целью по семь — десять прямых попаданий снарядов зенитной артиллерии. Несмотря на это, летчики добирались до своих аэродромов и производили посадку. Вот какими живучими были «илы». Инженерно-технический состав трудился круглосуточно, восстанавливая поврежденные машины.
Несмотря на то что высота облачности не превышала 100 метров, а видимость — трех километров, «крылатые танки» наносили большие потери противнику. Группа старшего лейтенанта Оркина в составе двенадцати Ил-2, действуя в сложных метеоусловиях и без прикрытия истребителей, точно в назначенное время разгромила артиллерийские и минометные батареи противника в районе поселков Святое Озеро и Хапаны, что в шести километрах от Рогачева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62