Промелькнула картина, которая вызвала у Любина смешанное чувство веселья и непонятной тревоги. У стены супермаркета «Копейка» под ноги прохожим свалился откуда-то огромный щит с изображением Жириновского (у него было зверски-угрожающее выражение лица, а правая рука простерта вперед, – наверное, она указывала соотечественникам путь, по которому стройными рядами надо топать в его «светлое будущее»; за спиной вождя кучно стояли соратники с неразличимыми лицами). Так вот, на этом щите лихо отплясывали дикарский танец несколько молодых людей в ярких одеждах; они кричали, похоже, в экстазе танца, что-то непотребное, потому что несколько прохожих, наблюдая эту сцену, хохотали.
Промелькнуло и исчезло. Но запомнится, если не навсегда, то надолго.
– Вот это да! – промолвил Иван Кириллович. Корчной только неопределенно хмыкнул.
– Вы, Николай, за кого голосовали? – спросил Любин и тут же смутился от некорректности своего вопроса.
Немного помолчав, Николай Николаевич спросил спокойно:
– А вы, Иван Кириллович, за кого голосовали?
– Ни за кого.
– И я ни за кого.
Любин хохотнул, Корчной лишь скупо улыбнулся. И в уютном салоне машины им обоим стало комфортно и дружественно. И еще, пожалуй, на некоторое время они почувствовали себя заговорщиками. А машина, попав на Рублевское шоссе, домчалась до МКАДа, пролетев с километр, свернула направо, мелькнула под мостом и оказалась на Новорижском шоссе, скоро превратившемся в автомагистраль М-9 «Балтия».
Иван Кириллович никогда не бывал в этих местах и с любопытством посматривал вперед и по сторонам. Здесь, за городом, уже отчетливо проглядывала весна: кое-где нежно зазеленели косогоры, березовые рощи превратились в сероватые облака, в которых скоро определенно появится зеленый оттенок. Местность была холмистая, часто подступал к дороге еловый лес, темный, вроде бы насупленный, потом отодвигался за горизонт, но скоро появлялся снова. Просторно кругом, широко…
– Россия… – с некоторым волнением прошептал Любин. И – странно – тут же откликнулся Корчной:
– Да, Россия… – Николай Николаевич помедлил и добавил: – Но не наша.
В начале пути довольно часто мелькали коттеджные дачные поселки, самые разные, но не особо роскошные, не такие, что видел иногда по телевизору Иван Кириллович. Порой он даже не мог поверить, что это «у нас», а не декорации к американскому фильму о «сладкой жизни» обезумевших от богатства миллионеров и миллиардеров. Но больше всего его занимало одно наивное соображение: «Да как же можно жить нормальной человеческой жизнью в этих гигантских каменных склепах? И зачем на них тратить бешеные деньги?» Задав эти вопросы, правда, непонятно кому, господин Любин неизменно заключал подобные умопостроения горестным выводом: «Лучше бы отдали эти деньги в фонд, который мы бы назвали „Русское народное искусство“. Что-нибудь в этом роде. И собранные средства можно потратить на влачащие жалкое существование без государственного финансирования краеведческие и мемориальные музеи в районных городках, в деревнях и селах. Господи! Какие там можно увидеть… – Здесь Иван Кириллович остановил себя: – Лучше не вспоминать… Так и до инфаркта недалеко…»
Между тем коттеджных поселков у самой автотрассы становилось всё меньше и меньше, наконец они совсем исчезли. По бокам Новорижского шоссе – или стена елового леса, или холмистые поля, уходящие к горизонту. Только проплывают над трассой огромные рекламные щиты на растяжках: «Княжье озеро. Дома под ключ», телефон; «У нас зори тихие. Коттеджи на любой вкус», телефон; «Коттеджный комплекс „Рождество“. Философия тишины», телефон. И еще, еще, еще – в таком же духе.
…А направо и налево иногда в лес или через весенние поля вытекали из автобана М-9 «Балтия» идеально гладкие, блестящие лакированным, черным, как смоль, асфальтом дороги, «ведущие – подумал господин Любин – во все эти поселки и комплексы с мифологическими названиями». И, надо заметить, правильно подумал.
«Опель-корса», свернув направо, попал на развязку, плавно нырнувшую в тоннель под Новорижским шоссе, – мягким гулом отозвались бетонные стены, заделанные ребристым пластиком светло-серого цвета, – и вылетел в солнечное мартовское утро (шел уже десятый час), оказавшись на пустынной дороге слева от федеральной магистрали.
По бокам дороги молчаливый («Строго молчаливый», – почему-то подумал Иван Кириллович) еловый лес; впрочем, в нем попадались и стройные сосны. Проехали совсем немного, может быть километра два. Впереди – могучий, похоже, чугунный шлагбаум, но в его тяжелых формах присутствовало нечто изящное. Рядом никакой будки или охранника в камуфляже и с «калашом». Машина слегка замедлила бесшумный бег, и метров за двадцать шлагбаум легко поднялся.
Вопрос, в котором должно было выразиться изумление, застрял в горле Ивана Кирилловича («Сочтет меня Николаич совсем дремучим»), и он спросил:
– Скоро приедем?
– Через десять минут.
И действительно, скоро впереди возник высокий забор или, правильнее сказать, стена из красного кирпича и в два больших створа ворот зеленого цвета («Наверно, из танковой брони», – почему-то подумал Любин), в них уперлась идеальная асфальтированная дорога. Очевидно, здесь она и заканчивалась.
Машина притормозила, в левой руке Корчного появился маленький пультик с мигающим зеленым огоньком, наверно, Николаич нажал какую-то кнопочку – створы ворот бесшумно раздвинулись… Как сказать? Потом, вечером, у себя дома, Иван Кириллович определил: «Въехали на „запретную территорию“ города, который наверняка не обозначен ни на одной карте Московской области».
Да, это был именно город, но – призрачный, в реальной жизни такого быть не может. Он состоял из причудливых коттеджей, правильнее сказать, замков или дворцов – больших и малых. Преобладала «прямолинейная» архитектура: двух, трех, четырех и еще выше этажей кирпичные кубы; в одном здании сочетались несколько различных кубов. Все дома – все-таки удобнее говорить так: дома – и большие земельные наделы вокруг них тоже были обнесены кирпичными заборами, но не такими высокими, как стена со въездными воротами. Ясно было одно: весь этот город и, очевидно, все замки и дворцы проектировал один архитектор, явно с поврежденной психикой и мрачно гениальный. Постепенно Любин стал понимать – или ощущать – замысел творца этого огромного кирпичного монстра: при всем видимом однообразии зданий присутствовало и разнообразие. Здесь каждый дом олицетворял некую суть своих хозяев, может быть, строения проектировались по их заказу. Да, они были все-таки разные. Разнообразные в однообразии. Однако всех их объединяло нечто общее. И вечером, дома, Иван Кириллович определил это нечто: могущество, несокрушимость, богатство, которое недоступно для тех, кто за главной стеной, окружившей этот город-призрак. Но у каждого дома в этом нечто своя ниша – первый этаж, второй, третий… восьмой. А все они вместе – единство, кирпичное и несокрушимое.
…Они всё ехали, ехали и ехали – город был огромен. Ни названий улиц, которые кружились, пересекались, ни нумераций зданий, ни одного деревца в скверике. Голо – шаром покати. Пустынно: ни людей, ни одной хоть какой-нибудь собаки, ни одной припаркованной к чему-нибудь машины. Ивану Кирилловичу показалось, что этому городу не будет конца. «Здесь можно сойти с ума», – покорно подумал он, погружаясь в непонятную меланхолию. И у него вырвалось с тоской:
– Здесь есть какая-нибудь жизнь?
– Есть, Иван Кириллович… – тут же отозвался Корчной. – Есть жизнь. Самая разнообразная. Она за забором. И сейчас вы ее увидите. А по-настоящему бурная жизнь начинается часов с десяти вечера… и, случается, до раннего утра.
– Да кто же здесь живет?! – воскликнул Любин.
– На все ваши вопросы ответит Арчил Тимурович. Мы приехали.
«Опель-корса» уперся в двустворчатые ворота в кирпичном заборе, за которым несокрушимо стоял трехэтажный дом из трех кубов, соединенных, как потом понял директор музея, в букву «П». Николаич на своем пультике нажал кнопку. Створы ворот бесшумно разошлись в стороны. Машина вкрадчиво въехала во владения Арчила Тимуровича Табадзе.
– Не спешите выходить, Иван Кириллович, – сказал Корчной, видя, что Любин заерзал на своем сиденье.
Бесшумно и медленно объехали коттедж. Иван Кириллович успел увидеть, что «земельная собственность» Арчила Тимуровича огромна и действительно полна жизни. У одноэтажного здания с большими широкими окнами кучно стояло несколько легковых машин, между ними сновали молодые люди в синих комбинезонах; на большой, с причудливыми фигурами, клумбе два садовника, тоже в синей униформе, что-то неспешно высаживали; в отдалении большой эллипс (он был светло-желтый или от песка, или от опилок), обнесенный белой сверкающей сеткой; молодая женщина, в спортивной брючной форме, в жокейской шапочке на голове, гоняла по кругу на длинном корде белую стройную лошадь. И это было завораживающее зрелище. «Я нахожусь в какой-то сказке», – подумал Иван Кириллович. Хотел еще о чем-то подумать, но не успел. Машина, сделав крутой поворот, уткнулась в глухую стену с такими же, как при въезде в усадьбу, воротами – и сектор обзора исчез.
Створы ворот разошлись в стороны, бетонная дорожка устремилась под уклон. «Опель-корса» осторожно покатил по ней. Оглянувшись, Иван Кириллович в заднее стекло увидел, как за ними закрылись ворота.
А машина уже стояла над ремонтной ямой. И рядом с ней, над такой-же ямой, возвышался огромный черный внедорожник «лендровер»; впрочем, его названия Любин не знал.
Николай Корчной распахнул дверцу.
– Прошу, Иван Кириллович.
И Любин оказался в огромном, совсем пустом, как ему показалось, помещении с высоченным потолком.
– Подземный гараж? – изумился он.
– Совершенно верно, Иван Кириллович, – прозвучал сзади знакомый голос. – Подземный гараж.
Любин обернулся. Перед ним стоял стройный, спортивного вида мужчина в строгом черном костюме, под пиджаком – легкий белый свитер. В чертах лица нечто кавказское, узнаваемое. «Тогда он был совсем молодым человеком… – вспомнил Любин. – Наверное, лет двадцати пяти. А сейчас… Первая седина в волосах».
Они несколько мгновений молча всматривались друг в друга. Табадзе печально улыбнулся:
– Что тут скрывать? Мы оба изменились. Так, Иван Кириллович?
– Так…
Их рукопожатие было долгим и крепким.
– Поступим следующим образом, – сказал Табадзе, легко приобняв визитера за плечи и ведя его куда-то. – Сначала о деле, которое привело вас ко мне. И побеседуем в неофициальной обстановке, у меня дома.
Переходы, лестницы, мелькание больших открытых помещений. «Боже мой! Кажется, пальмы…»
– Здесь у меня небольшой зимний сад.
Молодые люди в строгих костюмах, у одного из них через плечо автомат Калашникова; промчалась юная девушка в белом переднике с подносом, на котором что-то, вкусно пахнущее, накрыто салфеткой; огромный аквариум, вделанный в стену, разноцветно подсвеченный, и в нем, среди колышущихся водорослей, лениво плавают экзотические рыбы. Еще что-то в глазах рябит, голова кружится.
– Не удивляйтесь особо, Иван Кириллович. Все объясню. Но сначала…
…И они очутились в небольшой комнате с мягкой мебелью, низким столиком, на котором стояли несколько бутылок разной минеральной воды, два хрустальных стакана. Одно небольшое круглое окно под самым потолком. Абсолютно голые стены кремового цвета. Странная комната…
– Прошу, располагайтесь.
Они сели друг против друга в низкие удобные кресла. Табадзе откупорил две бутылки с водой.
– Вам с газом или…
– Все равно! – перебил Любин.
– Не волнуйтесь, Иван Кириллович. – Хозяин коттеджа разлил воду по стаканам. – Пока кратко объясню самое основное. Моя фирма «Барс» – следственно-розыскное предприятие. Специализация: предметы искусства, прежде всего живопись, антиквариат, но и предметы народного искусства тоже…
– С тех пор? – вырвалось у Любина.
– Да, пожалуй, так… Все началось с «Золотой братины».
– Потрясающе! – громко вскричал Иван Кириллович и тут же зажал рот рукой.
Табадзе рассмеялся:
– Говорите во весь голос, если есть охота. Здесь нас никто не услышит. – Он постучал кулаком по стене – она отозвалась внятным металлическим «Эх!». – Непроницаемо для всего, что (пока) изобрело человечество. Это дикое сооружение, в котором я обитаю с семейством, состоит из трех автономных кубов. В одном живем мы с женой и двумя детьми, в двух других – офис. Там не покладая рук трудятся мои коллеги. Работы, Иван Кириллович, поверх головы. Пока вся информация, уверен, вы уже правильно сориентировались. А теперь – к делу. На мой вопрос о сервизе «Золотая братина» вы ответили: «Еще не случилось, но может случиться». Я точно вас цитирую?
– Точно.
– Теперь: что произошло? По возможности, Иван Кириллович, коротко. Но и ничего не упуская.
– Хорошо… Утром, в начале восьмого, меня разбудил некто, сильно встряхнув за плечо. Рука была холодной, как у человека, вошедшего в комнату с сильного мороза. Я проснулся… И увидел его… – Любин замолчал.
– Кого?
– Арчил Тимурович, не сочтите меня за сумасшедшего… Я в полном здравом уме.
– Да говорите же!
– Он сидел в углу на стуле. Молодой человек в белом. Дивной красоты. И он представился: «Имя мое Грэд».
– Грэд… – без всякого удивления повторил Табадзе. – Значит, тот самый дух, который являлся вашему батюшке, Кириллу Захаровичу, в Эрмитаже в 1934 году…
– Вы помните эту историю?! – ахнул Любин.
– У меня хорошая память. Профессия обязывает. Так что, историк мой дорогой, с вашей психикой у вас все в порядке. И теперь: что говорил вам этот Грэд?
– Говорил. И советовал.
– Что? Если бы дословно!
– Могу абсолютно дословно.
– Я вас внимательно слушаю.
И Любин слово в слово повторил свой диалог с таинственным Грэдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12