Ничего было делать, - ссориться сын не захотел и вышел от матери в слезах.
Но наконец судьба эту услужливую и преданную экономку наказала, и ее прогнали из дома без последствий. Вот как это произошло.
В доме этой богатой женщины произошла домашняя кража бриллиантовых вещей. Полиция, обыскивая прислугу, в том числе и экономку, нашла в сундуке ее два куска полотна и множество разных вещей, принадлежавших хозяйке. При этом надзиратель заключил, что вещи украла экономка и отдала их своему брату.
Продолжение к московским тайнам
Рассказ 1
Доброе смолчится, а худое молвится.
Пословица
Некто купец Палисандров от первого брака имел дочь с порядочной наружностью. Он решил, невзирая на свое ограниченное состояние, выдать ее в замужество хотя бы и за калеку, но непременно за богатого человека, дабы через это поддержать свои торговые обороты и занять в купеческом кругу почетное положение.
Мысль эта ни на минуту не давала ему покоя. "Эх! Кабы Бог привел мне устроить Феклушу, - так говаривал он второй своей жене, находясь по вечерам под влиянием лиссабонского вина, - то-то бы мы с тобой тогда, жена, запировали". Но, ложась спать, он задавал себе вопрос: как же это сделать ведь, пожалуй, богатый-то жених потребует много денег, а у меня их нет. С этой последней мыслью он, постоянно свертываясь в клубок на своей перине, как еж при виде собаки, засыпал до радостного утра.
У Палисандрова в числе его знакомых находились два коротких ему приятеля - оба оригинально опытные лица. Один был сводчиком, маклером и сватом темной руки, отличная бестия, по наружному виду можно было подумать, что он еврей, но на самом деле он был русский. А другой капиталист-процентщик, вечно смеющийся над человечеством, ни о чем не мыслящий, ничего не чувствующий и не понимающий, за исключением процентов в месяц, получаемых им от капитала, выдаваемого разного рода нуждающимся в ссуду. Как-то вечером, сидя втроем в каком-то заведении за бутылкой вина, разговаривали они о торговых и другого рода спекуляциях, о капиталах и капиталистах и, наконец, коснулись богатых невест и женихов.
Палисандров тотчас сказал:
- Ах! Если бы Бог привел отдать мне мою дочку за богатенького человека, - и не знаю, как бы я стал благодарить Бога! А того, кто бы мне это устроил, я бы наградил деньгами настолько, насколько бы он захотел. Ко мне ходят очень многие, да я дел-то с ними иметь не хочу, потому что обманут, злодейки, - этот народец уж мне известен. Покойный мой батюшка, когда я был женат на первой жене моей, мне часто говаривал: "Эх, Гаврик, не такую бы тебе надобно было иметь жену-то, а много богаче. Проклятые свахи меня надули. Впрочем, нечего сказать: она у тебя баба-то сама по себе хоть куда, да денег-то за ней нам дали мало, вот в чем беда!" После чего, бывало, покойник и хватит с досады-то чепарушки три-четыре порядочных, да и запоет песню: "Несчастная наша доля, деньги нас не любят!" Впрочем, покойный мой отец любил мою жену за то, что она умела ему угождать во всем.
- Что же, сударь, Гаврило Проходимович,- сказал, улыбаясь, сводчик, не отчаивайтесь, Бог милостив, лишь бы товарец-то ваш был видненький, а у меня женишок-то на примете на вашу руку есть. С капитальцем, тысячек двести серебрецом имеет. С маленьким только изъянцем: немного дурковат. Да это, думаю, ничего- при таком тесте, как вы, поумнеет - только бы дело-то состоялось.
- О товаре моем толковать нечего - товар хороший! Если бы только вот состоялось-то дело-то! Ох, тогда бы я тебя озолотил. Нам что за дело, что жених глуп! Тем лучше: с таким капиталом можно выдать и за калеку. Ведь это легко сказать: двести тысяч! Уж, верно, мне зять-то не отказал бы иногда для выгодной покупки товара дать на некоторое время в одолжение тысячек десяток?
- Уж конечно, сударь. Любя свою жену, чего человек не сделает?
- А на кого ты метишь? - спросил процентщик у сводчика.
- Вы этого человека знаете коротко, - отвечал сводчик. - Вы и отца-то его покойного, я думаю, знали хорошо. Мужик был хапуга и по своей то рговле многим известный, в особенности вашей милости, грех и не знать о таких людях.
- Да кто он такой? Хе-е-е-е! - трелью засмеялся процентщик.
- Купец Статуйлов! - отвечал сводчик. - Дело-то, думаю, я улажу нужно только похлопотать.
- Уж конечно, похлопотать, - сказал процентщик. - А главное, не пускай только в это дело баб, а то все испортишь.
- Я, сударь, Сидор Обдиралович, очень хорошо знаю, что тут бабы не годятся - это дело не бабье: у них на это ума не хватит; здесь нужно употребить коммерческий оборотец, и притом самый тоненький.
Во время разговора Палисандров, крестясь, приговаривал: "Вот бы хорошо-то! Вот бы дело-то было в шляпе! Вот бы мы тогда-то попировали бы!"
За будущий успех выпито было порядочное количество вина, и друзья расстались в полном удовольствии.
Палисандров, будучи дорогой на извозчике, вслух говорил сам себе: "Ну, если это состоится, что тогда из меня выйдет? Вот было бы хорошо-то! Вот было бы дело-то в шляпе!.. Ах! Помоги-то Бог, помоги-то Бог! Авось я тогда бы ожил!" - Понукая извозчика, он повторял самому себе опять одно и то же.
Извозчик, погоняя лошадь, несколько раз обернулся, чтобы разглядеть, кого он везет. При этом он думал про себя: не попал ли на седока сумасшедшего, с которого, пожалуй, и не получишь денег.
Подъехав к дому, Палисандров, соскочив с дрожек и отдав двугривенный извозчику, пустился бе гом, шатаясь из стороны в сторону, к воротам.
Войдя в переднюю комнату, он закричал кухарке:
- Анна! Скидывай скорей пальто. - И уже тише спросил: - А Таня дома?
- Дома-с, изволила лечь почивать, - отвечала кухарка.
- Таня! Таня! - опять закричал Палисандров, входя в зал. - Таня, иди-ка скорей сюда!
Жена, вскочив с постели, не знала, что и подумать, ибо подобных возгласов она никогда не слыхала. Не найдя второпях башмаков, она выбежала в зал босиком и в одной только рубашке.
Палисандров же, качаясь, повторял:
- Таня, слава Богу, авось на счастье Феклушино дело-то у меня уладится.
- Как ты меня испугал! - сказала жена, опустившись на стул.
- Таня! Если это так, то, думаю, Феклуша будет счастлива и мы с тобой также. Все зависит иногда от случая - не разговорись я сегодня с приятелем, так мне бы и в голову никогда не пришел этот жених. А я его немножко знаю.
- Да что ты беснуешься? Господь с тобой. Уж не помешался ли ты в уме?
- Ты не знаешь человека, с которым я говорил. А этот человек сущий дьявол! Да и из дьяволов-то, пожалуй, особого рода дьявол: раз пять горел, да не сгорел, в неоплатных долгах находился, все кончил, вылез сухим из воды, как утка! Говорю тебе, что ты ничего не знаешь и человека этого не знаешь. А он, если уж возьмется за что, так сделает. Он дал слово сварганить свадьбу. Стало быть, я могу надеяться на него и смело рассчитывать на успех, потому что я его знаю.
- Полно тебе болтать-то, - сказала жена,- ложись-ка лучше спать. Я, право, озябла, выслушивая твой рассказ - ты спьяну-то нынче болтаешь сам не знаешь что, а завтра проспишься- и заговоришь не то.
- Ну, ступай с Богом, спи. Я немножко подумаю, времени еще не много, выспаться успею. Дело мудреное - о нем нужно раскинуть план, чтобы не осрамить себя перед добрыми людьми.
Жена ушла, а Палисандров остался один. Положив голову на спинку дивана, он начал о чем-то думать и додумался до того, что, открыв рот, заснул. Жена, услыхав его храп, позвала кухарку, чтобы стащить его с дивана и уложить в постель.
На другой день он в город не выезжал. Но потом два дня сряду, являясь на биржу, сводчика не видал. "Что за диковина такая? - думал он. - Куда запропастился сводчик мой?"
На пятый день, поутру, подходя к бирже, он увидал сводчика, разговаривавшего с каким-то неизвестным ему молодым человеком. Раскланявшись, он тотчас пригласил их с собой пить чай в трактире, будто предчувствуя, что этот молодой человек его будущий зять.
Усевшись за стол, сводчик спросил у Палисандрова, в добром ли здравии его дочка.
- Слава Богу, - отвечал Палисандров, - вчера ходила с моей женой к крестной, а нынче будет дома работать.
- А какой работой она изволит заниматься?
- Да какой? Вышивает на пяльцах, вяжет разными узорами и шьет для себя платья; матери иногда подсобляет по утрам по хозяйству, в кухне, - вот и все ее занятия. Всякими другими-то ей еще заниматься не следует.
- Точно так, сударь, точно так, - молодую-то девушку изнурять сильно не годится. Бог приведет выдать за доброго человека замуж, тогда и успеет научиться хорошенько хозяйничать.
- Хорошо бы твоими устами привел ей Бог мед пить, - сказал, улыбаясь, Палисандров.
- Бог милостив! За добрый характер и за красоту ее авось и выищется добрый человек - с состояньицем.
Во время этого разговора молодой человек сидел молча, попивая чаек, и о чем-то думал.
- Ну что, сударь Николай Простакович, нравится ли вам лошадка, которую мы с вами вчера смотрели? - спросил сводчик у молодого человека.
- Хороша, очень хороша, - да кажется просят-то за нее дороговато.
- Помилуйте, конек первый сорт! Для вас лучше этой лошадки не найти по цене-то во всей Москве.
- А вот мы с вами на лошадку-то посмотрим еще разок, тогда, пожалуй что, и решим.
- Как вам угодно! - сводчик повернулся к Палисандрову. - Не хотите ли взглянуть на товар, о котором вы мне говорили вчера?..
Палисандров, догадавшись, что в вопросе сводчика кроется какое-либо для него дело, отвечал:
- Пойдем, я теперь свободен.
Выйдя из трактира, сводчик простился с молодым человеком и сказал Палисандрову:
- Ну, нравится ли вам женишок, купец Статуйлов?
- Это он? Где-то я его видел. Давеча, подходя к вам, подумал: верно, это жених.
- Да-с, он самый. Мы с ним вчера дочку-то вашу имели уже удовольствие видеть и с нею говорить.
- Как же ты это ухитрился сделать?
- Очень просто, так пришлось.
- Да как же и где же? Расскажи, пожалуй!
- А вот как-с. С вами в одном доме живет мой старинный приятель, барышник лошадьми, Сидор Обдувалович. Вчера я к нему с женихом-то и забрался, лошадку торговать. Посмотрели, поторговали, да после он нас пригласил выпить по чашке чая у него в квартире. Я и разговорился с его женой о вашем семействе, спросил, каких лет ваша дочка.
- Невеста, батюшка, девушка такая славная, - отвечала она мне. - Да она того и гляди прибежит к нам за Машей, - они вместе вышивают. "Ну, слава Богу, - подумал я - авось что-нибудь да начнется". Тут вошла в комнату ваша дочка, помолилась Богу и всем поклонилась. Я у нее спросил о вас. "Тятеньки нет дома. Он уехал в город", - отвечала она мне. "Как вы, сударыня моя, сказал я ей,- трудолюбивы, хлопочете, верно, все о домашнем, что так ранехонько поднялись". - "Да разве рано - 9 часов. Бог приведет быть замужем, так и раньше будешь вставать, а то, пожалуй, муж назовет барыней", - засмеялась она. Это было сказано кстати. После я еще с ней поговорил - она такая добрая и словоохотная, вся в тятеньку.
- Ну, а жених-то с ней говорил? - спросил Палисандров.
- Нет, ничего не говорил, он только искоса на нее посматривал, да постукивал по столу пальцами.
- Что ж это он у нее ничего не спросил-то? Она бы ему что-нибудь ответила.
- А Бог его знает, ведь он такой дикий! Да, впрочем, обойдется.
- Ай да молодец! Спасибо тебе, что показал ему мой товар. Что ж он после-то говорил?
- Он только и сказал: "Девушка-то хороша, да есть ли за ней приданое?"
- Ну, а ты что ему на это отвечал? - дрожавшим голосом спросил Палисандров.
- Не беспокойтесь, промаху не дам. Я сначала расхвалил вас и хозяйку вашу, как нельзя лучше, а потом сказал, что за приданым дело не станет, лишь бы жених был человек стоящий. Да полноте сомневаться-то, положитесь на меня, я уж знаю, где и как следует ударить в такт. Вы, кажется, видите и сами, что если бы у него не было желания и ему бы не нравилась ваша дочка, так он не сказал бы, что нужно еще раз посмотреть лошадку и дело покончить. Ведь это, собственно, и относится к тому, чтобы еще раз взглянуть на вашу дочку.
- Ты смотри меня предупреди, когда поведете к нам в дом. Я тогда постараюсь затащить его к себе, а жене велю дочку принарядить: она у меня в наряде-то просто красавица.
- Это будет очень хорошо. Бог милостив, я думаю, что он из рук моих не вывернется.
- Ах, дай-то Бог, - в свою очередь произнес Палисандров и, поднявши бокал с вином, он выпил его поспешно. - Ну, теперь скажи, любезный мой сват, если это состоится, то сколько денег я тебе должен дать за твои труды?- спросил Палисандров у сводчика.
- Ну, сударь, это уж вы лучше меня знаете: чего я буду стоить, тем меня и наградите.
- Экий ты, бестолковый! Тебе известно, что уговор лучше денег.
- Да что за уговор, дело я делаю по совести, надеюсь, вы меня не обидите.
- Ну, спасибо тебе за доброе слово и расположение!
После этой беседы Палисандров отправился домой. Подъехавши к дому, он увидал, что дочь и жена выглядывают в окошко.
- Эй вы, вороны! - закричал он, - что выглядываете? Это я.
На дворе его встретила кухарка Анна.
- Ну что, Анна, - сказал он ей, - чувствует ли твое сердце, что у тебя скоро будет новое платье и фартук?
- Не знаю-с!
- А я тебе говорю: будет! Молись только Богу да язычок свой держи на привязи. За Феклушу жених сватается! Дура, надо вести себя поосторожнее.
- Дай-то Бог, в добрый час начать вам свадьбу! Что же, сударь, я вам служить готова.
- Не о службе речь. Если кто будет у тебя спрашивать: как, мол, живут, да есть ли у дочери приданое, знай, чего сказать.
- Помилуйте, да могу ли я о вас сказать что-нибудь такое нехорошее? Слава Богу, живу у вас как у отца родного - всего у нас вдоволь.
- То-то, пустяков-то не болтай! Смотри, будь поаккуратнее: ты знаешь нынче люди хитрецы.
В это время послышался на лестнице голос жены:
- Что ты там разболтался, что не идешь в комнаты?
- Иду, иду, моя сударушка. Я должен был поговорить с Анной о деле - я небось хозяин, а не чужой какой. Следует приводить все в порядок.
- Без твоего распоряжения у меня все в порядке, - сказала жена.
- Феклуша, Феклуша! - входя в комнаты, закричал Палисандров.
- Сейчас, тятенька, сию минуту-с!
- Полно там заниматься пустяками-то, брось все!
Феклуша, выбежав из столовой и поцеловав у отца руку, спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24