https://wodolei.ru/catalog/unitazy/deshevie/
На первый взгляд ответы, которые давал Бухарин, казались однозначными. Он в принципе признал, что относился к правой троцкистской контрреволюционной организации, но отрицал, что якобы проводил шпионскую деятельность и категорически отклонил обвинение в подготовке террористических акций против Ленина, Куйбышева, Кирова и других. Он твердо заявил: «Признания обвиняемых необязательны. Признания обвиняемых есть средневековый юридический принцип». А в этих процессах основой было признание обвиняемых. Советские газеты той поры о методе защиты, который использовал Бухарин, писали, что «он вообще признает себя виновным, но конкретные обвинения упрямо отвергает».В первой половине дня 11 марта 1938 года Вышинский произнес обвинительную речь. Он потребовал смертного приговора Бухарину и большинству обвиняемых. Произнося последнее слово на суде, Бухарин придерживался своей прежней тактики. Он признал, что был руководителем правых и троцкистов, но вновь отрицал, что давал указание на осуществление акций саботажа и что в случае войны готовился к открытию фронта. Категорически отверг, что имел какое-либо отношение к смерти Кирова, Куйбышева, Менжинского и Горького.На рассвете 13 марта, после шестичасового заседания, суд приговорил профессора Плетнева к 25 годам, Раковского — к 20 годам, Бессонова — к 15 годам тюремного заключения, а остальных участников процесса — к смерти. Смертные приговоры были приведены в исполнение 15 марта. Раковский и Плетнев провели три с половиной года в тюрьме. 11 сентября 1941 года в связи с угрозой занятия г. Орла немцами они были расстреляны в местной тюрьме вместе с другими заключенными. ДИКТАТУРА СТАЛИНА. ВЗГЛЯД СНИЗУ Ухожу из жизни. Опускаю свою голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно… В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД — это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела… Николай Бухарин
К моменту завершения крупных судебных процессов старые противники Сталина или его бывшие союзники, напоминавшие ему о прошлом, были все уничтожены или томились в лагерях. Масштабы репрессий были поразительными. Сегодня в нашем распоряжении нет еще точных данных и документов, а приблизительные оценки трудно принять без сомнений. Ряд трудностей возникает при анализе переписей населения. Неясно также, можно ли отделить миллионы невинных жертв, заключенных в лагерях, от уголовных или политических преступников или от нескольких миллионов германских и других военнопленных. Располагая имеющимися сегодня сведениями, трудно определить свою позицию в данном вопросе. И если историк со спокойной совестью все-таки намерен приводить цифры, он обычно отдает предпочтение авторам, в беспристрастности которых уверен. К таким авторам относится и неоднократно упоминаемый в этой книге Рой Медведев. Он считает, что с учетом даже «запрещенных» Сталиным итогов переписи населения 1937 года чистки по политическим мотивам в 1936 — 1939 годах затронули 4 — 5 миллионов человек, приблизительно 10 процентов из них было расстреляно. Они не только не относились к категории классовых врагов, а вообще в большинстве своем являлись руководящими партийными, советскими и хозяйственными работниками, армейскими командирами. Если же говорить об общем числе репрессированных за весь период правления Сталина, то Р. Медведев полагает, что контингент Гулага (Главного управления лагерей НКВД) насчитывал 12 — 13 миллионов человек. Разумеется, эти данные будут еще долго являться предметом дискуссии в научных кругах, так же как и политический, социальный и национальный состав тех, кто находился в лагерях, ведь следует считаться с весьма смешанным составом лагерных заключенных — от кулаков до военнопленных. Но историку придется разбираться не только в причинах, по которым люди попадали в лагеря, но и устанавливать различия между типами лагерей, их функциями, режимами и внутренним распорядком.Для того чтобы оценить масштабы репрессий, обрушившихся на партию, достаточно сослаться на то, что приблизительно 80 процентов делегатов XVII съезда ВКП(б) были репрессированы. Большинство членов и кандидатов в члены ЦК были арестованы и физически уничтожены. В свете этого становится понятным и, во всяком случае, не вызывает уже изумления, что на родине Сталина, в Грузии, из 644 делегатов Х съезда компартии республики, проходившего в мае 1937 года, были арестованы, сосланы или расстреляны 425 человек.На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года члены партии со стажем до 1920 года составляли 19 процентов делегатов, в то время как на предыдущем съезде их насчитывалось 80 процентов. Примерно так же Сталин расправился и с руководящим составом Коминтерна.Хотя обвиняемые на больших процессах 30-х годов, так называемые «преступники», «враги народа», относились к руководящим кадрам Коммунистической партии, все-таки нельзя однозначно утверждать, сознавали или нет работники центрального аппарата, что же творится в стране. Н. И. Бухарин, в 20-х годах питавший дружеские чувства к Сталину, даже в своем прощальном письме не говорит о действительной роли Сталина. Н. С. Хрущев, который в 1931 году был секретарем Бауманского, а затем Краснопресненского райкома Москвы, а в 1934 году стал во главе МГК ВКП(б), тоже не понял причин террора и, несмотря на репрессии или, точнее говоря, из-за них, безоговорочно верил Сталину и НКВД. В своих мемуарах он признает, что сам активно участвовал в поддержании психоза репрессий.Или ты слепо веришь — тогда твое служение делу основывается на личной самоотверженности, и у тебя остается шанс выжить. Или ты сомневаешься — тогда твоя самоотверженность дает трещину, и ясно, что ты пропадешь.В советском обществе тех лет происходили большие перемены. Характерной чертой общественных процессов было то, что миллионы бывших рабочих и крестьян становились преподавателями, служащими, офицерами и инженерами. Как это ни парадоксально, но такие преобразования укрепляли социальную базу сталинского руководства. Классовый состав населения за 1913 — 1939 годы изменился следующим образом. В 1913 году рабочие и служащие составляли 17 процентов всего населения, а в 1939 году — 50 процентов. При этом удельный вес рабочих вырос с 14, 6 до 33, 7 процента. В 1924 году, за четыре года до коллективизации, доля кооперированных крестьян составляла 1, 3 процента, а в 1939 году колхозников было 47, 2 процента. Доля крестьян-единоличников и некооперированных кустарей с 66, 7 процентов в 1913 году снизилась к 1939 году до 2, 6 процента.В то же время в эти годы сформировался весь механизм комплекса явлений, позднее названного «культ личности», получило распространение безмерное прославление личности и гениальности Сталина. Когда в конце 1929 года праздновалось 50-летие Генерального секретаря ЦК, многие еще помнили, как Ленин в 1920 году отклонял все жесты в свой адрес, прекрасно представляя, как важно в интересах социализма покончить с привычками, укоренившимися в России. Все это позднее сопоставлялось с тем, как ораторы на XVII съезде партии, а позднее пропагандистский аппарат, публицисты (особенно выделялся редактор «Правды» Л. Мехлис) превращали культ личности в каждодневное, привычное явление для масс, причем в буквальном, религиозном понимании этого слова. Илья Эренбург писал: «В представлении миллионов людей Сталин превратился в мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада». Печать все чаще и все интенсивнее связывала с личностью Сталина все экономические, политические и научные успехи, за которые советский народ платил огромную цену. Культовое восхваление, курение фимиама, глубоко чуждые подлинным большевистским традициям, со временем превратились в составную часть системы личной диктатуры Сталина, которую он создавал с методичной основательностью на унаследованной исторической базе.И. Эренбург описывает свои впечатления от увиденного на родине, когда он вернулся домой после длительного пребывания за границей и присутствовал на I Всесоюзном совещании стахановцев. Тогда он впервые встретился с проявлениями культа, переходившими чуть ли не в массовую истерию. «Вдруг все встали и начали неистово аплодировать: из боковой двери, которой я не видел, вышел Сталин, за ним шли члены Политбюро… Зал аплодировал, кричал. Это продолжалось долго, может быть десять или пятнадцать минут. Сталин тоже хлопал в ладоши. Когда аплодисменты начали притихать, кто-то крикнул: „Великому Сталину ура!“ — и все началось сначала. Наконец все сели, и тогда раздался отчаянный женский выкрик: „Сталину слава!“ Мы вскочили и снова зааплодировали». Эренбург чуть позже отмечает: «Я поймал себя на том, что плохо слушаю — все время гляжу на Сталина. Оглянувшись, я увидел, что тем же заняты и другие».Религиозное восхваление Сталина деформировало сознание людей, их образ мышления, оказывало парализующее влияние на искусство, вообще на духовный облик общества. Атмосфера постоянного террора и подозрительности отравляла человеческие взаимоотношения. Все это являлось особенно разительным контрастом по сравнению с революционными экспериментами и инициативами 20-х годов, направленными на создание новой культуры и новой цивилизации. Обыденное мышление людей пронизывал страх, выражавшийся в обязательных канонах культа. И в это же время слова Сталина: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее» превратились в плакатный лозунг. Известно, как инструктировал Сталин С. Эйзенштейна, работавшего над фильмом «Иван Грозный». Его пожелание состояло в том, чтобы режиссер показал Грозного устрашающим — «Ивана надо сделать великим в глазах народа».Вне всякого сомнения, культ, сложившийся вокруг Сталина, был создан прежде всего усилиями его ближайшего окружения, к тому же по личным указаниям самого вождя. Однако во внешнем мире Сталин представал как личность, которая ведет борьбу против собственного культового восхваления. В этой связи одним из поучительных документов является письмо, в котором Сталин подверг критике автора одной книжки, рассказывающей о его детстве. Очевидно, автор неподобающим образом создал портрет скромного и простого Сталина. «Письмо в Детиздат ЦК ВЛКСМ16 февраля 1938 г .
Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория.Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.Советую сжечь книжку. И. Сталин» Вопросы истории. 1953. № 11. С. 21.
Сталин наверняка был хорошим цензором, он точно знал, что благоприятствует его культу…Мы можем поверить ему. Культ личности и его аксессуары: устрашение, психоз поиска врагов, внедрение административно-командных методов в каждодневной практике — все это явления, которые нелегко понять более молодым поколениям. Об этом больше любых теоретических объяснений могут рассказать документы той эпохи: письма, доносы, протоколы собраний, рапорты органов внутренних дел, отчеты различных хозяйственных и политических учреждений. Приведем несколько типичных и повторяющихся ситуаций из материалов Смоленского областного партархива, который во время второй мировой войны попал в руки гитлеровцев, а после войны в качестве трофея был вывезен в США.Диктаторская роль Сталина с середины 30-х годов приобрела неограниченные масштабы и в духовной жизни. Вместе с числом жертв судебных процессов и репрессий увеличивалось количество произведений культуры, которых ждало уничтожение или полное забвение. Это можно иллюстрировать данными периода проведения процесса над Каменевым и Зиновьевым.В секретной инструкции Главлита для территориальных органов в 1934 году следующим образом ставилась задача проведения «профилактической» цензуры: «Цензура наша имеет значение только тогда, когда она предупреждает прорыв политический или разглашение военной и экономической тайны, когда она препятствует напечатанию халтурной, низкокачественной, бесполезной литературы, когда цензура способствует улучшению как политического смысла и словесного характера, так и внешнего оформления произведения. В этом — задача всякого советского цензора». В такой чрезвычайно широкий круг «задач» входил запрет практически любого произведения, которое не получило одобрения сверху. Инструкция включает в себя частные детали задач цензоров, которые сейчас кажутся смешными: «Нет порой у наших районных цензоров подлинной большевистской напористости, активности: цензурное дело у них двигается, как в колымаге, день за днем — формально и безыдейно. Надо уметь поднимать вопросы цензурной работы на большую идейную высоту. Надо обобщать практику цензурной работы, добиваясь от редакторов и типографий неповторения совершенных ошибок. Надо о важнейших ошибках доводить до сведения секретарей парторганизаций… Надо и с самими редакторами поработать на примерах и образцах неряшливого и неправильного редактирования, уча их по-большевистски относиться к своему делу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
К моменту завершения крупных судебных процессов старые противники Сталина или его бывшие союзники, напоминавшие ему о прошлом, были все уничтожены или томились в лагерях. Масштабы репрессий были поразительными. Сегодня в нашем распоряжении нет еще точных данных и документов, а приблизительные оценки трудно принять без сомнений. Ряд трудностей возникает при анализе переписей населения. Неясно также, можно ли отделить миллионы невинных жертв, заключенных в лагерях, от уголовных или политических преступников или от нескольких миллионов германских и других военнопленных. Располагая имеющимися сегодня сведениями, трудно определить свою позицию в данном вопросе. И если историк со спокойной совестью все-таки намерен приводить цифры, он обычно отдает предпочтение авторам, в беспристрастности которых уверен. К таким авторам относится и неоднократно упоминаемый в этой книге Рой Медведев. Он считает, что с учетом даже «запрещенных» Сталиным итогов переписи населения 1937 года чистки по политическим мотивам в 1936 — 1939 годах затронули 4 — 5 миллионов человек, приблизительно 10 процентов из них было расстреляно. Они не только не относились к категории классовых врагов, а вообще в большинстве своем являлись руководящими партийными, советскими и хозяйственными работниками, армейскими командирами. Если же говорить об общем числе репрессированных за весь период правления Сталина, то Р. Медведев полагает, что контингент Гулага (Главного управления лагерей НКВД) насчитывал 12 — 13 миллионов человек. Разумеется, эти данные будут еще долго являться предметом дискуссии в научных кругах, так же как и политический, социальный и национальный состав тех, кто находился в лагерях, ведь следует считаться с весьма смешанным составом лагерных заключенных — от кулаков до военнопленных. Но историку придется разбираться не только в причинах, по которым люди попадали в лагеря, но и устанавливать различия между типами лагерей, их функциями, режимами и внутренним распорядком.Для того чтобы оценить масштабы репрессий, обрушившихся на партию, достаточно сослаться на то, что приблизительно 80 процентов делегатов XVII съезда ВКП(б) были репрессированы. Большинство членов и кандидатов в члены ЦК были арестованы и физически уничтожены. В свете этого становится понятным и, во всяком случае, не вызывает уже изумления, что на родине Сталина, в Грузии, из 644 делегатов Х съезда компартии республики, проходившего в мае 1937 года, были арестованы, сосланы или расстреляны 425 человек.На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года члены партии со стажем до 1920 года составляли 19 процентов делегатов, в то время как на предыдущем съезде их насчитывалось 80 процентов. Примерно так же Сталин расправился и с руководящим составом Коминтерна.Хотя обвиняемые на больших процессах 30-х годов, так называемые «преступники», «враги народа», относились к руководящим кадрам Коммунистической партии, все-таки нельзя однозначно утверждать, сознавали или нет работники центрального аппарата, что же творится в стране. Н. И. Бухарин, в 20-х годах питавший дружеские чувства к Сталину, даже в своем прощальном письме не говорит о действительной роли Сталина. Н. С. Хрущев, который в 1931 году был секретарем Бауманского, а затем Краснопресненского райкома Москвы, а в 1934 году стал во главе МГК ВКП(б), тоже не понял причин террора и, несмотря на репрессии или, точнее говоря, из-за них, безоговорочно верил Сталину и НКВД. В своих мемуарах он признает, что сам активно участвовал в поддержании психоза репрессий.Или ты слепо веришь — тогда твое служение делу основывается на личной самоотверженности, и у тебя остается шанс выжить. Или ты сомневаешься — тогда твоя самоотверженность дает трещину, и ясно, что ты пропадешь.В советском обществе тех лет происходили большие перемены. Характерной чертой общественных процессов было то, что миллионы бывших рабочих и крестьян становились преподавателями, служащими, офицерами и инженерами. Как это ни парадоксально, но такие преобразования укрепляли социальную базу сталинского руководства. Классовый состав населения за 1913 — 1939 годы изменился следующим образом. В 1913 году рабочие и служащие составляли 17 процентов всего населения, а в 1939 году — 50 процентов. При этом удельный вес рабочих вырос с 14, 6 до 33, 7 процента. В 1924 году, за четыре года до коллективизации, доля кооперированных крестьян составляла 1, 3 процента, а в 1939 году колхозников было 47, 2 процента. Доля крестьян-единоличников и некооперированных кустарей с 66, 7 процентов в 1913 году снизилась к 1939 году до 2, 6 процента.В то же время в эти годы сформировался весь механизм комплекса явлений, позднее названного «культ личности», получило распространение безмерное прославление личности и гениальности Сталина. Когда в конце 1929 года праздновалось 50-летие Генерального секретаря ЦК, многие еще помнили, как Ленин в 1920 году отклонял все жесты в свой адрес, прекрасно представляя, как важно в интересах социализма покончить с привычками, укоренившимися в России. Все это позднее сопоставлялось с тем, как ораторы на XVII съезде партии, а позднее пропагандистский аппарат, публицисты (особенно выделялся редактор «Правды» Л. Мехлис) превращали культ личности в каждодневное, привычное явление для масс, причем в буквальном, религиозном понимании этого слова. Илья Эренбург писал: «В представлении миллионов людей Сталин превратился в мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада». Печать все чаще и все интенсивнее связывала с личностью Сталина все экономические, политические и научные успехи, за которые советский народ платил огромную цену. Культовое восхваление, курение фимиама, глубоко чуждые подлинным большевистским традициям, со временем превратились в составную часть системы личной диктатуры Сталина, которую он создавал с методичной основательностью на унаследованной исторической базе.И. Эренбург описывает свои впечатления от увиденного на родине, когда он вернулся домой после длительного пребывания за границей и присутствовал на I Всесоюзном совещании стахановцев. Тогда он впервые встретился с проявлениями культа, переходившими чуть ли не в массовую истерию. «Вдруг все встали и начали неистово аплодировать: из боковой двери, которой я не видел, вышел Сталин, за ним шли члены Политбюро… Зал аплодировал, кричал. Это продолжалось долго, может быть десять или пятнадцать минут. Сталин тоже хлопал в ладоши. Когда аплодисменты начали притихать, кто-то крикнул: „Великому Сталину ура!“ — и все началось сначала. Наконец все сели, и тогда раздался отчаянный женский выкрик: „Сталину слава!“ Мы вскочили и снова зааплодировали». Эренбург чуть позже отмечает: «Я поймал себя на том, что плохо слушаю — все время гляжу на Сталина. Оглянувшись, я увидел, что тем же заняты и другие».Религиозное восхваление Сталина деформировало сознание людей, их образ мышления, оказывало парализующее влияние на искусство, вообще на духовный облик общества. Атмосфера постоянного террора и подозрительности отравляла человеческие взаимоотношения. Все это являлось особенно разительным контрастом по сравнению с революционными экспериментами и инициативами 20-х годов, направленными на создание новой культуры и новой цивилизации. Обыденное мышление людей пронизывал страх, выражавшийся в обязательных канонах культа. И в это же время слова Сталина: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее» превратились в плакатный лозунг. Известно, как инструктировал Сталин С. Эйзенштейна, работавшего над фильмом «Иван Грозный». Его пожелание состояло в том, чтобы режиссер показал Грозного устрашающим — «Ивана надо сделать великим в глазах народа».Вне всякого сомнения, культ, сложившийся вокруг Сталина, был создан прежде всего усилиями его ближайшего окружения, к тому же по личным указаниям самого вождя. Однако во внешнем мире Сталин представал как личность, которая ведет борьбу против собственного культового восхваления. В этой связи одним из поучительных документов является письмо, в котором Сталин подверг критике автора одной книжки, рассказывающей о его детстве. Очевидно, автор неподобающим образом создал портрет скромного и простого Сталина. «Письмо в Детиздат ЦК ВЛКСМ16 февраля 1938 г .
Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория.Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.Советую сжечь книжку. И. Сталин» Вопросы истории. 1953. № 11. С. 21.
Сталин наверняка был хорошим цензором, он точно знал, что благоприятствует его культу…Мы можем поверить ему. Культ личности и его аксессуары: устрашение, психоз поиска врагов, внедрение административно-командных методов в каждодневной практике — все это явления, которые нелегко понять более молодым поколениям. Об этом больше любых теоретических объяснений могут рассказать документы той эпохи: письма, доносы, протоколы собраний, рапорты органов внутренних дел, отчеты различных хозяйственных и политических учреждений. Приведем несколько типичных и повторяющихся ситуаций из материалов Смоленского областного партархива, который во время второй мировой войны попал в руки гитлеровцев, а после войны в качестве трофея был вывезен в США.Диктаторская роль Сталина с середины 30-х годов приобрела неограниченные масштабы и в духовной жизни. Вместе с числом жертв судебных процессов и репрессий увеличивалось количество произведений культуры, которых ждало уничтожение или полное забвение. Это можно иллюстрировать данными периода проведения процесса над Каменевым и Зиновьевым.В секретной инструкции Главлита для территориальных органов в 1934 году следующим образом ставилась задача проведения «профилактической» цензуры: «Цензура наша имеет значение только тогда, когда она предупреждает прорыв политический или разглашение военной и экономической тайны, когда она препятствует напечатанию халтурной, низкокачественной, бесполезной литературы, когда цензура способствует улучшению как политического смысла и словесного характера, так и внешнего оформления произведения. В этом — задача всякого советского цензора». В такой чрезвычайно широкий круг «задач» входил запрет практически любого произведения, которое не получило одобрения сверху. Инструкция включает в себя частные детали задач цензоров, которые сейчас кажутся смешными: «Нет порой у наших районных цензоров подлинной большевистской напористости, активности: цензурное дело у них двигается, как в колымаге, день за днем — формально и безыдейно. Надо уметь поднимать вопросы цензурной работы на большую идейную высоту. Надо обобщать практику цензурной работы, добиваясь от редакторов и типографий неповторения совершенных ошибок. Надо о важнейших ошибках доводить до сведения секретарей парторганизаций… Надо и с самими редакторами поработать на примерах и образцах неряшливого и неправильного редактирования, уча их по-большевистски относиться к своему делу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46