Да и сейчас небо по-прежнему было чисто. Нет, это был огонь, зажженный людьми, очаг, похожий на их собственный.Заметили ли те, кто бодрствовал у костра, пламя на «Большом змее»? Были ли то краснокожие люди? Передавал ли этот огонь какой-либо сигнал? Означал ли он угрозу, или, напротив, его следовало толковать как обещание дружбы?Лейф ломал себе голову и выходил из себя, оттого что не мог найти на все эти вопросы немедленный ответ. Не задумываясь, он выхватил из костра пылающий обломок доски и несколько раз взмахнул им над головой. Он был уверен, что на берегу неизвестные люди следят за его движением.— Ты обожжешь себе пальцы, — сказал дядя Бьярни.— Смотри! Да смотри же! Смотрите все: они мне отвечают!Над костром кто-то размахивал факелом. При каждом взмахе сноп искр разлетался во мраке. Незнакомый человек без устали подавал знаки ярко горящей головней.Тогда охваченные радостью викинги подожгли старые просмоленные канаты и испещрили тьму пятнами огня. А там, на берегу, тотчас вспыхнули двадцать факелов, вычерчивая на высоте человеческого роста причудливые узоры.Темнота мешала определить расстояние, но над ночной равниной был переброшен мост, правда еще очень ненадежный и непрочный, пролеты которого терялись в колеблющемся мраке. И все же возникала уверенность, что устоям этого моста можно будет дать крепость.Нужно было только дождаться, чтобы в ночи прозвучал человеческий голос в ответ на призыв Лейфа.Когда канаты догорели, викинги еще долго стояли у борта и смотрели, как на берегу один за другим гасли факелы. Вскоре небольшой холм, или выступ скалы, скрыл от них и сам костер. Но викинги по-прежнему не расходились.Поток беспорядочных мыслей захлестнул их души. Дружинники Эйрика не унаследовали от предков пристрастия к грабежам и войнам. Уединенная жизнь далеко на севере не доставляла им случая принять участие в воинственных набегах их норвежских и датских двоюродных братьев. Уделом северян было заселять необитаемые острова и в трудных условиях, на неплодородных почвах, добывать пропитание для себя и для своих стад. В этой беспрерывной борьбе с природой у них развилась потребность в мирной жизни и прочном порядке.Эйрик догадывался, что теперь его друзья надеялись завершить свое удивительное путешествие. Они находились у порога неведомого мира, и через этот порог подобало переступить с большой осторожностью и предусмотрительностью.Вождь викингов нарушил молчание:— Завтра Лейф Турлусон бросит в море священные столбы моего очага. Они приведут нас туда, где мы должны будем сойти на берег, где мы построим наши первые дома. Ты меня хорошо понял, Лейф?— Но ведь я не принадлежу к твоему дому, Эйрик Рыжий. Только сын имел бы право бросить в море столбы от твоего очага.— Именно так и должно быть, Лейф. И я говорю об этом сейчас для того, чтобы все меня поняли. С этого дня я считаю тебя своим сыном и опорой того дома, который я выстрою на новой земле. Ты согласен?— Это великая честь для меня, Эйрик Рыжий! Но я не могу навек расстаться с моим братом Скьольдом, живущим в Гренландии.— Скьольд станет моим вторым сыном, когда приедет к нам.— В таком случае, я согласен, Эйрик Рыжий, и я буду с честью служить твоему дому.Он обвел взглядом темные берега, где двигались неясные тени.— Ты по-прежнему останешься моим дядей, Бьярни Турлусон?— Клянусь Тором, разве в нас течет не единая кровь! А двойное наследие Эйрика Рыжего и Вальтьофа Турлусона, которое отныне будет сочетаться в тебе, только укрепит наше родство. Здесь мы начнем новую жизнь. Вдохни полной грудью благовонный воздух лесистых берегов, он говорит о молодости этой девственной земли. Я думаю, что в краю краснокожих людей найдется место и для нас, но песнь о новой земле громко прозвучит, лишь когда смешается их и наша кровь: кровь скрелингов и кровь викингов. Почему бы здесь не народиться новому племени?Бьярни продолжал говорить, но речь его была обращена не к Лейфу, не к морякам «Большого змея», не к нему самому. Скальд слагал сагу, которая предназначалась для будущего. Он воспевал в ней труд людей, их верность и надежды в таких же красочных и богатых образах, как красочна и богата сама земля. Певец викингов выражал словами зов бескрайних просторов и многоликое великолепие жизни.Лейф и дружинники слушали его, и вдохновенный голос скальда выражал их заветные думы.Моряки забыли о времени. Незаметно летели часы. А между тем из ночной тьмы медленно выступал только что открытый ими материк, всю необъятность и богатства которого они не могли себе представить в самых безудержных мечтах.Так для викингов начался первый день седьмого месяца девятьсот девяносто девятого года.В эту самую ночь над морем вблизи Исландии пронеслась буря. Она выбросила на шхеры Гунбьерна большое судно, на борту которого находились шестьдесят три мужчины и одна женщина. Двумя днями раньше этот корабль гордо обогнул длинную косу Боргарфьорда.Огромные бурлящие валы снесли мачту и реи. Острые зубья подводных рифов прорвали днище. Налетев на скалистый выступ, судно раскололось.Так в разъяренной пучине прервался поход мести Йорма и Торстейна возле проклятых островов, которые, по преданию, север воздвиг преградой на пути викингов к Западному морю.Йорм одним из первых был сметен волной с палубы. Большая мачта, упав, в тот же миг придавила Глума Косоглазого и единственную женщину на борту — Альфид, Ледяной Глаз.Берсерк Торстейн Торфинсон, внезапно охваченный приступом бешенства, опоясался мечом, прикрылся тяжелым щитом и бросился в морскую бездну, проклиная коварных богов, которые его предали.Ньорд, Льот Криворотый и самые верные дружинники из рода Торфинсона бесславно погибли в этой грозной буре.Много лет они сеяли смерть среди исландцев. Проклятие поразило мстителей именно тогда, когда прилив жгучей злобы повлек их в Гренландию.Когда буря утихла, волны выбросили на берег тело Йорма. Чайки с ближайших скал долго кружили над трупом, а потом обрушились на него стремительным градом.Начался раздел добычи.По берегу, усыпанному серой галькой, море разбросало обломки весел, куски судовой обшивки и запутавшиеся в водорослях кожаные щиты. Глава VБЕРЕГ СКРЕЛИНГОВ Прилив нес священные столбы в устье большой реки. Она была шириной не менее одной мили. «Большой змей» плыл меж отлогих берегов, поросших густым лесом. Кудрявое море листвы тянулось до синеватых холмов на горизонте. Повинуясь воле Тора, чем дух направлял движение священных столбов, корабль плыл, держась на расстоянии одной восьмой мили от правого берега. Время от времени случайный водоворот швырял деревянных «проводников» вправо и влево, но было ясно, что течение выбросит их на один из береговых выступов, вклинившихся в реку.С тех пор как Лейф столкнул столбы в море, он, сидя верхом на туловище дракона-покровителя, не покидал этого наблюдательного поста на носу корабля. Юноша пристально всматривался в берега. Тщетно молодой викинг окидывал взором лесные лужайки и поляны, тщетно вглядывался он в зеленоватые пещерные сумерки под сводами деревьев и внимательно изучал песчаные мели, врезавшиеся в озера зелени. Нигде ни малейшего признака человека. Какой можно было сделать из этого вывод? Что скрелинги передвигались только ночью или что страх заставлял их держаться вдали от реки?Отсутствие людей омрачало беспрестанно менявшуюся панораму берегов. Гигантские стволы стремительно возносились более чем на сто двадцать футов, держа в плену своих нижних ветвей молодую поросль и высокие, как мачты, папоротники. Звериные ходы пробивали многочисленные бреши в этих живых зеленых стенах, теряясь в дремучей чаще.И, насколько хватал глаз, этот бесконечный лес взбирался по крутым склонам, беря штурмом вершины округлых холмов. Прежде Лейф даже представить себе не мог такое богатство растительности. Все, что мореплаватели привозили из норвежских лесов, не могло с этим сравниться.Эйрик Бьярни и даже Тюркер, онемев, любовались пестротой листвы деревьев различных пород, тесно переплетенных между собой гибкими лианами, которые тянулись по всем направлениям от вершин стволов до корней, или перебрасываясь со ствола на ствол, как мосты над бездной.Все оттенки зеленого и рыжего чередовались, сочетались друг с другом; порой они казались еще ярче от контраста с ослепительным пурпуром или тусклой позолотой невиданных листьев.Дикие гуси, утки, цапли, во множестве гнездились в камышовых плавнях, а стаи каких-то мохнатых животных величиной с собаку, круглоголовых и широкохвостых, сидя в плетенном из веток подобии шалашей, бесстрашно смотрели на проплывающий мимо корабль.Жизнь изобиловала разнообразием форм. Тысячи диких голубей летали над лесом, и крылья их, рассекая воздух, производили глухой, похожий на всплески весел, шум.Выше по течению в реку бросилось стадо оленей. Под предводительством крупного самца они поплыли к длинному острову, удаленному от берега на расстояние десяти полетов стрелы.— Тор привел нас в охотничий рай! — пробасил Тюркер. — Здесь мы не будем голодать!— Тебя, Тюркер, не будет мучить и жажда: в реке хватит воды.Дядя Бьярни рассмеялся. Он был в хорошем настроении и чувствовал, что сага о Маркланде ему удастся.Но Тюркера трудно было захватить врасплох.— Неужели ты думаешь, Бьярни Турлусон, что среди стольких деревьев, кустов и папоротников Тор позабыл вырастить виноградную лозу?!В эту минуту Эйрик Рыжий подошел и опустил широкую ладонь на плечо Лейфа:— Священные столбы нашего дома ведут нас в реку, сын?— Течение несет нас вон к тому мысу, Эйрик Рыжий.Лейф указал на громадный выпуклый, как панцирь черепахи, выступ напротив юго-западной оконечности острова, нависший на сто футов над рекой. Близ его вершины сквозь редкие стволы серебристых берез виднелись громоздящиеся друг на друга серые каменные глыбы.Это хаотическое нагромождение камней естественным барьером отделяло от леса треугольник мыса, облегчая его защиту.В самом узком месте перешейка викинги заметили бухточку среди соснового бора. Она могла служить надежной стоянкой для «Большого змея».Белоснежная песчаная отмель полого поднималась от воды к соснам.— Мы вытянем на песок наши два баркаса. Эта отмель станет воротами в наши владения. Мы проложим дорогу до каменного барьера, который прикрывает подступы к мысу. Этот мыс будет нашей крепостью. Мы построим на нем дома и склады, большие склады, Лейф. Леса здесь хватит. Часть наших людей будет охранять лагерь, другая — снабжать его пищей, а третья пойдет в глубь страны исследовать ее.Скупыми словами бывалый викинг перечислил предстоявшие в новом поселке работы: нужно было построить верфь, начать рыбную ловлю и огородить поля.— Эта земля воздаст сторицей за все вложенное в нее. В Исландии и Гренландии нам приходилось сеять на камнях.Священные столбы, связанные между собой, медленно несло к песчаному пляжу у основания мыса. Эйрик обратился к людям, стоявшим на носу «Большого змея»:— Викинги, бог Тор привел нас туда, куда нам суждено было приплыть. Здесь мы построим дома. Это будут деревянные дома, похожие на жилища наших предков в Норвегии.Моряки всячески выражали свою радость. После длительного плавания им не терпелось ступить на сушу, побродить по песку, где останутся следы их морских сапог, напиться пресной воды, зачерпнув ее горстью из родника, вдохнуть запах поджариваемого над костром мяса убитых животных. Они знали, что, как и все моряки, долгое время прикованные к палубе корабля, они не скоро избавятся от походки вразвалку. Громко смеясь, викинги уже бились об заклад, кто из них первым освободится от «утиного шага» и будет ступать твердо, как полагается человеку на твердой земле.Лейф не участвовал в общем веселье. Он сидел на спине дракона и настороженно смотрел вдаль, словно ожидая появления какого-то призрака. Эйрик подошел к нему и крепко обнял за плечи. Юноша вздрогнул от неожиданности.— Ты недоволен, Лейф? Ты мечтал о чем-то другом?— Почему не видно людей, отец?Впервые Лейф произнес слово «отец» и теплая волна крови прилила к щекам Эйрика Рыжего.— Они придут, сынок, непременно придут, если только те, кто подавал нам ночью сигналы, того же племени, что и скрелинг в кожаной лодке. Наша белая кожа пугает их не меньше, чем нас поразил его красный цвет. Но почему это все так тревожит тебя, Лейф? У нас еще будет время встретится с ними.Юноша грустно улыбнулся:— Сам не знаю, отец. Еще два года назад, в Исландии, я был совсем мальчишкой и мечтал, как подобает славному викингу, только о добрых драках. Но вот после смерти моего отца Вальтьофа что-то изменилось во мне. О, не бойся, Эйрик Рыжий, я не стал трусом, опасность манит меня по-прежнему!— В тебе течет хорошая кровь, и ты смел, Лейф. Говори еще, тебе станет легче.— Что я чувствую, того не передать словами. Этой ночью под пение дяди Бьярни все казалось мне ясным. Он выразил как раз то, в чем мне самому трудно было разобраться. Как бы я хотел, Эйрик, чтобы люди, которые живут на этой земле, встретили нас дружелюбно! Мне так хотелось бы не скрещивать с ними оружия! Ты понимаешь меня, отец? Или я не прав, что так думаю? Порой мне кажется, что я говорю на чужом языке.— Не тревожься, мой мальчик. Со своей стороны я сделаю все, чтобы нас приняли, как друзей. Не должно все кончаться войной и грабежами, и я думаю, что в этом краю нам многому надо будет поучиться.Лейф молчал. Он так неумело раскрыл свое сердце! Ему казалось необходимым объяснить отцу, какими крепкими нитями он оказался внезапно связанным с этой страной. Это было что-то иное, чем вопросы мира, порядка и пользы, что-то глубокое, неосознанное, как сама жажда жизни.«Большой змей» остановился у берега на расстоянии полета стрелы.Олень протяжно протрубил в чаще, и ему ответило стадо, доплывшее до острова.Викинги хлопотали вокруг двух лодок, закрепленных на корме корабля.Эйрик ласково похлопал юношу по плечу:— Запах листвы, травы и земли дурманит людям головы. Мне больше не удержать их на корабле. Идем же, Лейф, сын мой, охладим немного их пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20