Киньонес был уроженцем Саморы и настоящим храбрецом — Кортес отличал его за мужество и отвагу и удостоил звания капитана. Он был высокого роста, всегда немного хмурый, с густой черной бородой. Когда он приехал сюда с Кубы, ему было около тридцати лет. Говорил он с расстановкой, взвешивая каждое слово, и все, за что ни брался, доводил до конца, так что Кортес счел его самым подходящим человеком для этого дела.
Итак, Киньонес отправился по направлению к Сочимилько — туда, где терялись следы несчастных Кастильо,
прежде чем их расчлененные тела были обнаружены в капище. Он допросил множество испанцев и индейцев, которые слышали выстрелы в патио индейского домика. Киньонес побывал на месте, но никого там не обнаружил. Не только хозяева, но и соседи, очевидно опасаясь последствий этого происшествия, покинули свои жилища и где-то скрывались — не то в горах, не то у родственников (где именно, мне неизвестно, да это к делу и не относится).
Раз поздно вечером Киньонес вместе с патрульным отрядом явился в известную таверну и начал расспрашивать об убитых. Хозяин заведения, некто Кирога, веселый коротышка (не помню, откуда он был родом), старался припомнить все, что знал, о событиях той ночи.
— Трое Кастильо играли в карты и выпили вина больше, чем полагается добрым христианам, — рассказывал хозяин. — Потом они отправились восвояси, и вскоре после их ухода раздались выстрелы. Больше я ничего не знаю об их участи, кроме того, что ваша милость сообщила мне об их ужасной кончине.
— Судя по вашему рассказу, они вели себя так, как свойственно солдатам, — заметил Киньонес.
— Не совсем так, капитан, не совсем так, — поправил его Кирога, поглаживая бороду. — Тем вечером все трое Кастильо швыряли деньги направо и налево, но в особенности отличался Красавчик, что показалось нам странным, потому что мотом его уж никак нельзя было назвать. Скорее наоборот, мы всегда считали его изрядным скупердяем. Думаю, нашлись такие, кто поинтересовался у него, не получил ли он часом наследства или не набрел ли на золотые россыпи.
Показания трактирщика не слишком прояснили дело, однако другой христианин, который был в таверне и слышал весь разговор, подошел к Киньонесу и сказал, что он готов сообщить кое-какие сведения, которые могут представлять интерес. Он объяснил, что тогда эти мелочи не казались ему чем-то из ряда вон выходящим, но теперь ясно, что все это могло иметь отношение к страшным событиям той ночи. Этот человек был не кто иной, как Хуан де Саламанка, великолепный наездник и отчаянный смельчак, прославившийся тем, что метким броском копья убил военачальника мешиков в битве при Отумбе. Это было, когда мы в первый раз заняли Мехико, а затем вынуждены были в беспорядке отступать от столицы. Подвиг Хуана, остановивший наступление мешиков, стал тогда просто спасением, потому что на каждого из нас приходилось по тысяче индейских воинов и все испанские солдаты были сплошь покрыты ранами после кровавой сечи, которая вспыхнула на мосту во время нашего бегства из города.
— Той ночью, когда я вышел по нужде во двор, — начал рассказывать Киньонесу Хуан де Саламанка, — какой-то индеец спросил меня о Хуане Кастильо по прозвищу Красавчик, которому он якобы принес записку от его соотечественника-испанца из Мехико. Я, стоя в дверях таверны, показал на него индейцу, но тот, не передав никакого послания, развернулся и пошел восвояси. Это показалось мне весьма странным.
— Что это был за индеец? — поинтересовался Киньонес.
— Некто Гаспар — такое христианское имя он принял при крещении. Он из энкомьенды капитана Луиса Мартина, моего доброго приятеля. Я не раз видел Гаспара у него в доме.
Киньонес с отрядом отправился на поиски Гаспара. Его дом был недалеко, и, добравшись до него, патрульные начали громко стучать в ворота и кричать, чтобы их впустили. Изнутри не хотели открывать и проклинали испанцев, которые ломятся в дом, хотя час уже поздний и все спят. Но капитан потребовал именем короля и закона открыть дверь, да еще и упомянул Кортеса, так что обитателям пришлось подчиниться. В патио испанцев встретила индеанка, которая старалась всячески помешать им пройти дальше, клятвенно уверяя, что в доме,кроме нее, никого нет, хотя минутой раньше она же кричала, что все легли спать.
Оттолкнув женщину, Киньонес вошел в спальню, освещенную несколькими свечами, и увидел там лежащего в постели Гаспара. При нем были две индеанки помоложе, а у изголовья находилось домашнее святилище с фигурками идолов. Киньонес несказанно удивился, обнаружив такие изваяния в доме крещеного христианина: глиняные божки были расставлены по особым нишам и убраны драгоценными камнями и прочими украшениями, каждое из которых имеет определенный смысл и служит для того, чтобы испрашивать у идолов различных милостей и даров. В доме не было ни одного креста, ни одного изображения Богоматери с божественным Младенцем, из чего капитан заключил, что индеец принял крещение только для вида — преступление во сто раз худшее, чем открыто упорствовать в своем заблуждении, ибо лучше вовсе не знать имени Господа, чем произносить его всуе.
Немолодая индеанка, которая была, видимо, старшей из жен Гаспара, забежала вперед и, бросившись между Киньонесом и ложем, на котором лежал ее муж, стала умолять пощадить бедного больного. Сняв с лежащего индейца хлопковое одеяло, Киньонес увидел, что он был ранен в бедро, причем рана загноилась и выглядела весьма скверно. Внимательно осмотрев ее, он сделал вывод, что это пулевое ранение, и, значит, Гаспара ранили испанцы, поскольку в этих краях ружья были только у них. Итак, Киньонес предъявил Гаспару обвинение в том, что он напал на христиан, но тот ничего не ответил, потому что был слишком слаб: постоянные кровотечения, которые случались по нескольку раз в день, лишили его последних сил.
— Ну вот, друзья, перед нами, несомненно, один из тех, кто был ранен в ночь исчезновения Кастильо, — с удовлетворением подытожил Киньонес, а затем обратился к индейцу: — Я вижу, Гаспар, что ты вероломный обманщик, который дважды предал своих друзей-христиан: во-первых, ты по ночам коварно расставлял против них сети, а во-вторых, втайне ты продолжал поклоняться дьяволу, несмотря на то что был окрещен и принят в лоно Святой матери-церкви. За эти преступления ты заслуживаешь виселицы.
Индеец жестом дал понять, что не понимает слов Киньонеса, и бросил взгляд на индеанку, как бы прося ее о помощи, но эта его хитрость была шита белыми нитками, потому что капитан уже знал, что нечестивец расспрашивал Хуана де Саламанку о Красавчике на чистейшем кастильском наречии.
— Оставь свои увертки, Гаспар, — сурово сказал Киньонес, доставая из ножен свою шпагу. — Я знаю, что ты прекрасно понимаешь каждое мое слово.
— Да, это так, — отвечал индеец, увидев, что отпираться дальше бесполезно, — но я вас ничуть не боюсь, потому что я уже на краю смерти — моя рана, которая не перестает кровоточить, причиняет мне такие страдания, что я буду только благодарен вам, если вы меня повесите и тем избавите от мук.
Тогда Киньонес наклонился к индейцу, внимательно осмотрел его бедро, прикоснулся к горячему лбу и заключил:
— От такой болезни, как твоя, не умирают. Надо только извлечь пулю и как следует обработать и зашить рану.
— Неужели это правда? — Глаза индейца заблестели надеждой, когда он услышал, что, быть может, удастся оттянуть тот момент, когда его душе предстоит отправиться в долгое путешествие для встречи с теми омерзительными идолами, которым он поклоняется и которые, как я уже неоднократно говорил, по сути своей не кто иные, как демоны и бесы.
— Уж не думаешь ли ты, что я ошибаюсь? — ответил Киньонес, как всегда неспешно и с расстановкой произнося слова. — Не думаешь ли ты, что христиане плохо знают, как действует их оружие? Уверяю тебя, твою рану можно вылечить. Впрочем, я сейчас прибегну к помощи волшебного устройства, которое я захватил с собой, и ты увидишь, что мои слова подтвердятся.
Тут Киньонес порылся в своей котомке, которую он всегда носил на плече, и бережно достал астролябию. Сделав вид, что смотрит на нее со страхом и трепетом, он торжественно изрек:
— Да, и в самом деле твоя болезнь подлежит исцелению.
Старшая индеанка с любопытством высунулась из-за угла, чтобы рассмотреть волшебный прибор, но, едва завидев астролябию, отпрянула и бросилась к другим женщинам.
— Что это? — спросил Гаспар.
— Это магическое устройство указывает мне, во славу Господа нашего Иисуса Христа, где отыскать целебное средство. В твоем случае оно сообщает, что неподалеку находится дом врача, который тебя вылечит. Смотри сам.
Киньонес установил иглу в такое положение, чтобы ее мог видеть Гаспар, который, приподняв голову, старался получше разглядеть диковинку. Киньонес поворачивал астролябию то вправо, то влево, но игла, к великому изумлению всех присутствовавших индейцев, неизменно указывала на север.
— Видишь, мой волшебный инструмент все время указывает на дом маэстре Хуана, доктора, которого Господь специально избрал для того, чтобы он смог вылечить твою рану, — с ученым видом объяснял индейцу капитан это невиданное чудо.
— Расскажи им все, Гаспар, и христиане вылечат тебя своим магическим искусством, — отважилась вставить словечко индеанка, которой строжайше воспрещалось вмешиваться в мужской разговор, потому что мешики, как известно, ни во что не ставят женщин.
— Помолчи, жена! — закричал на нее Гаспар со всей силой, на которую только был способен.
— Впрочем, эта магия помогает лишь христианам, — предупредил Киньонес. — А ты, как я вижу, только по имени называешься христианином, а в душе все еще почитаешь своих кровавых идолов.
— Не судите по внешности, ваша милость, — взмолилась индеанка, бросаясь в ноги Киньонесу, — в душе Гаспар — христианин, этих идолов он сохранил для меня, но я тоже скоро стану христианкой, потому что поистине велики и удивительны чудеса вашего Бога, Иисуса Христа!
— Ну ладно, — произнес Киньонес, подняв с колен индеанку и удерживая ее рядом с собой. — Я тебе поверю насчет Гаспара, а что касается тебя, женщина, то если ты и впрямь хочешь стать христианкой, то отыщи кого-нибудь из святых братьев, и он окрестит тебя. Я же сам не могу этого сделать, потому что не имею духовного сана. А сейчас, — и он обернулся к лежащему индейцу, — давай, Гаспар, скажи-ка нам, сколько человек замешано в убийстве испанцев?
Гаспар хранил молчание, не отрывая зачарованного взгляда от волшебной иглы.
— Говори, или я сама расскажу им все! — воскликнула индеанка.
— Не важно, кто расскажет, — пояснил Киньонес, — но рассказать необходимо, чтобы наше волшебство подействовало.
Гаспар взглядом разрешил жене говорить, и в этот момент силы совсем оставили его — он откинулся на постель и потерял сознание.
— Сеньор, — обратилась к Киньонесу индеанка, — это Сикотепек, он охотился за головами приятелей моего мужа, и это он главный виновник гибели христиан, которые — я это знаю наверное, сеньор, — тоже были не без греха.
— Все виновные в каком-либо преступлении, и особенно испанцы, должны предстать перед судом его величества императора или Кортеса, что одно и то же, то есть их следует предать в руки правосудия, а не в руки нечестивых индейцев, которые будут приносить их в кровавую жертву своим богам, — прервал ее Киньонес.
— А теперь искусный врач сможет помочь моему мужу? — взмолилась индеанка, в то время как две ее молодые товарки хранили молчание.
— Я дал слово и буду молить Господа, чтобы твой муж стал здоров. Но прежде скажи мне, кто такой Сикотепек и где его найти.
Индеанка рассказала Киньонесу о Сикотепеке и о том, что его отец Куатекле и брат Окитенкатль были убиты христианами, о том, что Сикотепек поклялся отомстить за смерть своих родных, и объяснила, как найти его убежище — пещеру в лесу неподалеку от Сочимилько. Патрульные, сопровождавшие Киньонеса, между тем перевязали раненому бедро и соорудили из подручных средств носилки, на которых его можно было отнести к врачу.
Как уже догадался читатель, Киньонес, конечно же, не мог знать наверное, была ли надежда вылечить Гаспара. Он просто воспользовался суеверием индейцев, чтобы выведать у них имя главного виновника убийства, не прибегая к пытке, которая в этих краях далеко не всегда приносит плоды, поскольку туземцы закоснели во зле и нередко предпочитают смерть раскаянию.
Глава VI,
в которой говорится о том, как Кортес приказал отыскать Сикотепека и учинить над ним суд в назидание всем прочим, и о том, что рассказал этот индеец, когда его взяли под стражу, заковали в кандалы и посадили в тюрьму в Койоакане
Узнав о том, что троих Кастильо убили мексиканские воины, Кортес велел примерно наказать виновных — им надлежало не просто предстать перед судом, но приговор, вынесенный им, должен был послужить хорошим уроком для всех туземцев, чтобы впредь они не осмеливались, подобно Сикотепеку и его товарищам, поднимать оружие на христиан. Дело в том, что генерал опасался, как бы другие воины из племени Тигра или Орла не последовали примеру строптивого Сикотепека и не вздумали поднять восстание против испанцев в надежде вернуть себе эти земли, на которые наконец впервые после завоевания столицы Мехико снизошел благодатный мир. Успешные действия испанцев против мешиков привели к тому, что и другие народы, о которых мы пока имели самое смутное представление, поспешили объявить себя вассалами испанской короны и присылали к Кортесу послов с щедрыми дарами — золотом, рабами, женщинами, словом, всем тем, чем богаты эти земли.
Дон Эрнан Кортес вовсе не хотел, чтобы это происшествие свело на нет все усилия испанцев — а, как известно, победа над мешиками обошлась недешево. Потому-то Киньонес во главе внушительного отряда был снова отряжен в Сочимилько с приказанием поймать Сикотепека и всю его шайку.
— Выполнив предыдущее задание, вы, дон Антонио, уже оказали немалую услугу его величеству императору, — так напутствовал Кортес своего начальника гвардии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37