Они настолько изолированы от мира, будто остались последними людьми на земле, последними мужчиной и женщиной. Ее сердце сжалось при этой мысли, и Энни поспешно прогнала ее, потому что, если она позволит подумать о себе как о его женщине, она погибла. Он почувствует это так же, как, по-видимому, угадывал все, – повернется к ней и посмотрит на нее своими светлыми, пронзительными глазами. Он все увидит на ее лице и возьмет ее, возможно, прямо тут же, на холодной лесной земле.Чтобы подавить колебания, Энни заставила себя размышлять о разнообразных преступлениях, которые Рейф, вероятно, совершил. Она почувствовала легкий приступ отчаяния, когда поняла, что ей совсем не трудно думать о нем как о преступнике: он был жестким и холодным, бесчувственным, и, хотя он обращался с ней лучше, чем она ожидала и опасалась, она не могла обманывать себя насчет его сущности. Даже сейчас Рейф оставался настороженным как дикое животное, он все время вертел головой, замечая каждую мелочь и выискивая причину малейшего звука.– Что ты сделал? – спросила Энни не в силах сдержаться, хотя и понимала, что эта правда может стать для нее постоянным источником беспокойства.– Когда? – пробормотал он, останавливаясь и наблюдая за взлетевшей птицей. Через секунду он успокоился и снова двинулся в путь.– Почему тебя ищут?Он взглянул на нее через плечо, холодный гнев зажегся в его глазах.– Какая разница?– Ты кого-нибудь ограбил? – настаивала она.– Я бы украл, если бы пришлось, но меня ищут не поэтому.Голос его звучал равнодушно и небрежно. Энни содрогнулась, протянула руку и схватила его затянутую в перчатку ладонь.– Тогда почему?Рейф остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Безрадостная улыбка искривила его рот.– Убийство, – ответил он.У нее пересохло в горле, и она отпустила его руку. О, она с самого начала это знала, знала о его способности к насилию, но когда услышала, как он небрежно произносит это, как будто показывает ей интересную птичку, сердце ее почти перестало биться. Энни глотнула и заставила себя спросить:– Ты его совершил?Казалось, вопрос удивил его. Его брови слегка приподнялись.– Не то, в котором меня обвиняют. – Нет, он не убивал беднягу Тенча, но он убил многих других, которые пришли тогда за ним, поэтому считал, что это не имеет значения.Его подбор слов не остался незамеченным..Энни повернулась и прошла мимо него, а он пошел следом.Она шагала, почти ничего не видя. Она – врач, а не судья. Ей не полагалось задавать вопросы «зачем» и «почему», когда человек болен или ранен, ей не полагалось определять их человеческую ценность перед тем, как позволить им воспользоваться ее умением и познаниями. Ей просто полагалось лечить как можно лучше. Но сейчас ей впервые причлось столкнуться с тем фактом, что она спасла жизнь убийцы, и ее разум корчился в болезненных судорогах. Сколько еще людей погибнет из-за того, что этот человек остался жить? Возможно, он все равно выжил и без ее помощи, но этого она никогда не узнает.И все же... и все же, даже если бы она знала в ту первую ночь, могла бы она отказаться его лечить? Честно признаться, нет. Клятва врача заставляла ее исцелять при любых обстоятельствах.Но даже не будь этой клятвы Энни не смогла бы позволить ему умереть. После того как прикасалась к нему, дрожала от его животного магнетизма, ощущала, как его низкий хриплый голос плетет вокруг нее колдовскую сеть. Зачем лгать себе самой? Несмотря на тот страх, которым она была охвачена в те первые две ночи, лежа в объятиях Рейфа, Энни испытывала горячее инстинктивное наслаждение во всем теле.Настанет ночь, и она снова будет лежать в кольце его рук.Энни вздрогнула и поплотнее запахнула пальто. Может быть, даже лучше, что она узнала его истинную сущность. Это придаст ей силы сопротивляться ему.Но даже теперь при мысли о предстоящей ночи ее охватило возбуждение, и ей стало стыдно.Тяжелая работа была для нее спасением, позволив сосредоточиться на простом физическом труде. Рейф разобрал пристройку и отложил в сторону распиленные и грубо обтесанные доски, чтобы потом их использовать, затем начал рубить тонкие деревца и укладывать их друг на друга. Он заклинил их между склоном и стоящими рядом деревьями и сделал в них зарубки, чтобы скрепить между собой. По его указанию, Энни начала замешивать глину, чтобы замазать щели между стволами и защитить грубые стенки загона от ветра. Делала она это с аккуратностью, вызвавшей у Рейфа улыбку: при такой работе невозможно не испачкать руки, но Энни старалась, чтобы ее чистая одежда не пострадала.Рейф увеличил длину загона более чем вдвое. Втащил поилку на середину, чтобы каждой лошади удобно было подходить к ней, потом разгородил пространство на две равные половины двумя жердями. Энни видела, что он время от времени останавливается и трет бок после очередного усилия, но похоже было, что он скорее разминает заболевшую мышцу, чем испытывает острую боль.Когда они только начали работать, Энни казалось, что у них уйдет на это весь день, а может быть, и часть следующего, но через четыре часа он уже мастерил из старых досок дверь и раму. Она замазала щели глиной – Рейф помогал ей завершить эту окончательную отделку – потом она отступила назад, чтобы взглянуть на плоды их усилий. Загон вышел грубым и не очень красивым, но вполне пригодным. Она надеялась, что кони оценят свое новое жилье.После того как они вымыли руки в ледяном ручье, Энни взглянула на солнце.– Мне надо поставить на огонь бобы и рис. Вчера вечером бобы плохо разварились.Рейф вспотел, несмотря на холод, и она думала, что он обрадуется возможности отдохнуть. Он должен был чувствовать последствия тяжелой работы, начатой так рано после такой серьезной болезни. Рейф вошел за ней внутрь и повалился со вздохом на'одеяла. Однако через несколько минут нахмурился и стал тыкать огрубевшим пальцем в широкие щели в полу.– Что случилось? – спросила она, подняв глаза от стряпни и увидев его хмурое лицо.– Через эти щели проникает холод.Энни наклонилась и поднесла ладонь к полу. Точно, от щелей явно веяло холодом.– Зачем об этом сейчас беспокоиться? Мы же до сих пор устраивались, а настелить другой пол ты не сможешь.– Уже стало холоднее, а по моим предположениям, будет еще хуже. Мы не сможем согреться настолько, чтобы уснуть. – Рейф поднялся и направился к двери.Энни смотрела на него с удивлением.– Куда ты собрался?– Срубить еще несколько жердей.Он отошел всего на десяток футов – был слышен стук его топора. Вскоре Рейф вернулся с четырьмя стволиками, Два из них имели более шести футов в длину, а два были примерно вполовину короче. Из них он соорудил прямоугольную раму, связав их концы. Потом стал носить большие охапки сосновых веток и расстилать их внутри этой рамы, создавая мягкий, толстый слой над полом. Рама не давала сосновым веткам рассыпаться. Поверх нее расстелил одно из одеял, потом вытгулся на своей грубой постели, проверяя ее удобство.– Лучше, чем на полу, – заявил Рейф.Интересно, что еще он намеревается сегодня сделать, подумала Энни. Это она узнала, когда он стал настаивать, чтобы они собрали еще дров.– Почему это надо делать сейчас? – запротестовала девушка.– Я же сказал тебе, что холодает. Нам понадобится больше дров.– Почему нельзя собрать их тогда, когда они нам понадобятся?– Зачем лишний раз выходить на холод, если дрова будут под рукой? – парировал он,Энни устала и становилась раздражительной.– Мы здесь столько не пробудем, чтобы использовать все это.– Я бывал в горах и прежде и знаю, что говорю. Делай, как я сказал.Она подчинилась, но неохотно. За последние три дня она трудилась больше, чем когда-либо прежде, и не прочь была бы немного отдохнуть. Еще до того как она его встретила, Энни уже была обессилена родами Иды. И она плохо спала прошлой ночью, и только по его вине. У нее был спокойный нрав: она редко срывалась, но усталость портила ее обычно хорошее настроение.Наконец они собрали такое количество хвороста, которым Рейф остался доволен, но даже тогда отдых не наступил. Нужно было идти к поляне за лошадьми. Когда же они добрались до поляны и увидели, что она пуста, сердце Энни упало.– Их нет!– Они не могли уйти далеко. Я их стреножил. Потребовалось не более десяти минут, чтобы обнаружить коней: почуяв воду, они спустились к ручью, возможно, к тому самому, который протекал поблизости от их хижины. Утреннее беспокойство лошадей исчезло после целого дня кормежки на пастбище, и они не стали сопротивляться руке Рейфа, взявшей повод. Энни взяла под уздцы своего мерина, и они молча отвели животных обратно.Даже потом Рейф не позволил ей отдохнуть. Он хотел проверить все ловушки и заставил ее пойти с ним. Этот человек опровергал все, что ей было до сих пор известно о человеческой силе и выносливости: уже к полудню он должен был бы выдохнуться, а вместо этого но проработал весь день, после чего даже здоровый человек лишился бы сил.Ловушки оказались пустыми, но Рейф не казался удивленным или разочарованным. Когда они возвращались к хижиме, солнце уже садилось, меркнущий свет и собственная усталость объединились против нее и Энни слегка споткнулась о выступающий корень. Она удержала равновесие и не собиралась падать, но рука Рейфа взметнулась и схватила ее за предплечье с такой силой, что она испуганно вскрикнула.– С тобой все в порядке? – Он поймал ее за вторую руку и поставил перед собой.Энни глубоко вздохнула.– Со мной все хорошо. Ты испугал меня.– Я не хотел, чтобы ты упала. Если ты сломаешь лодыжку, то очень быстро поймешь, что я вовсе не такой хороший доктор, как ты.– Со мной все хорошо, – повторила она. – Просто устала.Рейф не отпускал девушку, поддерживая рукой за плечо весь остаток пути. Ей не хотелось, чтобы он трогал ее. Прикосновение этой твердой, сильной руки было слишком глубоко жарким, жар проникал слишком глубоко и сводил на нет ее благоразумное решение держаться от него подальше. Но Рейф, разумеется, такого решения не принимал, поэтому не обращал внимания на тот заслон из равнодушия, который она пыталась воздвигнуть между ними.Пока Энни заканчивала приготовление ужина, Рейф закрыл хижину на ночь. Каким облегчением было наконец-то присесть, пусть даже на грубый деревянный пол, сквозь щели которого проникал холодный воздух. Она поджарила ломтик бекона и размяла его с бобами и рисом, потом для запаха добавила немного лука. Дразнящий аромат наполнил маленькую комнатку, и Рейф присел к очагу, с голодным блеском в глазах, пока она накладывала ему еду. Энни так устала, что съела совсем немного, и хорошо, потому что Рейф подобрал все до крошки.Ей все же хотелось сделать еще одно дело, прежде чем она свалится и уснет. После того как посуда была вымыта, Энни взяла второе одеяло и огляделась, пытаясь решить, как получше его пристроить.– Что ты собираешься делать?– Пытаюсь сообразить, как повесить это одеяло.– Зачем?– Хочу помыться...– Так мойся.– Только не перед тобой.Рейф пристально посмотрел на девушку, затем без дальнейших споров взял у нее одеяло. Он был такой высокий, что доставал рукой до потолочных балок, и прикрепил одеяло за два уголка к шершавому дереву, отгородив маленький уголок комнаты. Энни принесла туда ведро с водой и сняла блузку. После секундного колебания она спустила с плеч бретельки сорочки, позволив ей упасть до талии, и старательно вымылась, насколько смогла, бдительно следя за занавеской, но Рейф не пытался нарушить ее уединение. Одевшись, Энни вышла из-за одеяла и тихо поблагодарила его.Рейф взял у нее ведро.– Возможно, тебе лучше снова вернуться за это одеяло. Я сегодня потел, как конь, так что мне и самому не повредит помыться.Энни нырнула за одеяло почти моментально. Глаза Рейфа блестели, пока он снимал рубаху. То, что он весь день много работал, было не единственной причиной, почему ему хотелось вымыться. Если бы он был один, он бы не стал утруждать себя мытьем, но они скоро лягут спать, а женщина, настолько чувствительная к своим личным привычкам, как Энни, с большей вероятностью примет мужчину, от которого не будет вонять потом. Рейф отбросил в сторону грязную рубаху и после недолгих колебаний разделся догола. Благодаря Энни у него есть чистая одежда, в которую можно потом переодеться. Он присел на корточки рядом с ведром и вымылся, потом надел чистые носки, белье и брюки, но рубаху решил не надевать.Подняв руки, Рейф отцепил одеяло, и в слабом свете очага Энни замигала, глядя на него как сонная сова. Он пристально вгляделся в нее и понял, что она почти спит стоя. Он строил планы соблазнить ее, но во всех этих планах рассчитывал на то, что она будет бодрствовать. Разочарование охватило его, когда он понял, что ему придется подождать.Все-таки врач в Энни взял верх, и она проверила плотность повязки вокруг его талии.– Рана очень беспокоила сегодня?
– Немного. Это снадобье, которое ты приложила, помогло от зуда.– Яблочный сидр, – сказала она и зевнула. Поколебавшись, Рейф протянул руку и стал выниматьшпильки из ее волос.. – Ты сейчас уснешь, где стоишь, детка. Давай снимем с тебя одежки, чтобы ты могла поспать.Энни настолько устала, что просто стояла, как смирный ребенок, пока он расстегивал ее блузку. Потом, когда до нее дошло, что он делает, глаза ее широко раскрылись и она дернулась назад, руки ее взлетели, защищаясь, и стянули края блузки.– Раздевайся, – непреклонно сказал Рейф. – До сорочки.Хоть она и понимала, что это бесполезно, но все же не смогла удержаться от единственного отчаянного слова:– Пожалуйста...– Нет. Ну, давай. Чем быстрее ты разденешься, тем быстрее сможешь уснуть.Сейчас было даже труднее освобождаться от защиты одежды, чем в первый раз, потому что теперь Энни понимала, насколько на самом деле беззащитна. Она знала, что может сопротивляться ему; это будет трудно, но она может это сделать. Но как сопротивляться самой себе? Она подумала было о том, чтобы бороться, потом отбросила эту мысль как бесполезную: борьба закончится только порванной одеждой – ее одеждой. Может, попросить его дать слово не трогать ее – нет, это тоже будет бесполезным усилием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37